Изогнутый стержень (= Согнутая петля)

Карр Джон Диксон

Фарнли молчал.

– Потом вы действовали очень обдуманно,- продолжил истец, не меняя тона.- Мы решили захватить шлюпку. Вы подождали, когда я повернусь к вам спиной, вытащили деревянный молоток, который стащили у стюарда, и трижды ударили им меня по затылку.

Фарнли хранил молчание. Молли вскочила с кресла, но по знаку мужа опустилась обратно.

– Поймите,- настаивал истец, проведя рукой по столу, словно смахнув пыль,- я здесь не для того, чтобы выдвигать против вас обвинения. Прошло двадцать пять лет. Вы тогда были мальчиком. Хотелось бы мне знать, что за человек из вас получился? Тогда меня считали негодяем. Возможно, вы презирали меня и думали, что у вас есть оправдание. Но вам было нечего бояться: я все равно выдал бы себя за вас! И все же, хоть я

и был паршивой овцой в своей семье, негодяем я не был! Сейчас вам все станет ясно. По счастливому - я настаиваю на этом - стечению обстоятельств, меня нашли раненого, но живого и поместили на последнюю из уцелевших шлюпок. Поначалу списки погибших были неточными. Америка большая страна, и мне удалось некоторое время оставаться в тени. Имена Джона Фарнли и Патрика Гора появились в списках погибших. Я думал, что вы мертвы, а вы думали, что погиб я. Когда мистер Борис Елдрич, хозяин цирка, который никогда меня не видел, по вещам и бумагам признал во мне Патрика Гора, я был счастлив. Я думал, что, если мне не понравится здешняя жизнь, я всегда смогу объявиться под своим настоящим именем и дома со мной обойдутся лучше, чем прежде, зная, что я воскрес из мертвых! Эта перспектива успокаивала меня. У меня был козырь!

– И что же,- поинтересовалась Молли,- вы стали цирковым велосипедистом?

Истец отвернулся. В его темно-серых глазах появились озорные огоньки, и он стал похож на хитрого маленького мальчишку. Он поднял руку и почесал редеющую макушку.

– Нет. Нет, хотя в цирке я получил свой первый сенсационный успех, я стал кое-кем другим. Пока я предпочитаю не говорить, кем именно. Во-первых, это строжайшая тайна, во-вторых, не хочу утомлять вас подробностями моей последующей жизни. Поверьте мне, я всегда мечтал вернуться домой и потрясти всех блеянием паршивой овцы из могилы! Потому что я преуспевал, клянусь всеми пророками, я преуспевал и знал, что моему братцу Дадли это доставит немало неприятных минут! Но мне не довелось насладиться этим лакомством! Я даже посетил Англию, не испытав особого трепета, потому что не подозревал, что "Джон Фарнли" жив! Я считал его погибшим и не подозревал, что все это время он процветал в Колорадо. Поэтому вы поймете мое удивление, когда, месяцев шесть назад, я случайно увидел в иллюстрированном журнале портрет сэра Джона с леди Фарнли. Мне стало известно, что брат Дадли умер, объевшись миногами. Его "младший брат" стал наследником. Я решил, что это, наверное, какая-то досадная ошибка журналиста. Но, наведя справки, я докопался до правды; в конце концов, знаете, наследник ведь я. Человек еще молодой, еще полный сил, но не мстительный. Такие дела бывают очень туманными. Выросло поколение; есть тысяча хороших воспоминаний между мной и маленьким подонком, который получил титул и наследство с помощью моряцкого молотка и который, я слышал, стал здесь полезным гражданином. Все здесь выглядит так же; но мои глаза все видят по-другому. У себя дома я чувствую себя странно, словно не в своей тарелке. Я не уверен, что из меня получится хороший покровитель местного крикет-клуба или бойскаутов. Но я, как вы уже заметили, имею слабость к произнесению речей и смею сказать, что преуспеваю в этом. Итак, Патрик Гор, вы слышали мое предложение. Оно достаточно великодушно. Если же вы решите передать дело в суд, я сдеру с вас шкуру, предупреждаю вас. А пока, господа, я готов отвечать на вопросы любого, кто когда-либо меня знал. Мне и самому есть о чем спросить, и я брошу вызов Гору.

Некоторое время после его речи в комнате стояла тишина. Голос его обладал почти гипнотическими свойствами. Но все смотрели на Фарнли, который встал и принялся стучать костяшками по столу. На смуглом лице Фарнли читалось спокойствие, облегчение и некоторое любопытство, с которым он рассматривал своего гостя. Он провел рукой под подстриженными усами и слабо улыбнулся.

Увидев улыбку, Молли глубоко вздохнула.

– Ты можешь что-нибудь сказать, Джон?- подгоняла она мужа.

– Да. Я не знаю, почему он явился сюда со своей историей и на что он надеется. Но то, что говорит этот человек, абсолютная ложь, от начала до конца.

–

Вы намерены бороться?- с интересом спросил истец.

– Разумеется, я намерен бороться, болван. Или, скорее, я вызову вас на борьбу.

Мистер Уэлкин, хорошенько прочистив горло, казалось, хотел вмешаться, но истец его остановил.

– Нет, нет,- успокаивающим тоном произнес он.- Пожалуйста, не вмешивайтесь, Уэлкин. Вы, служители закона, очень хорошо вставляете "принимая во внимание" и "действуйте осторожно", но в подобных личных стычках ваши советы неуместны. Если честно, мне это нравится. Что ж, проведем некоторые испытания. Не будете ли вы любезны позвать вашего дворецкого?

Фарнли нахмурился:

– Но послушайте, Ноулз не...

– Почему бы не сделать то, о чем он просит, Джон?- мягко предложила Молли.

Фарнли поймал ее взгляд; и если есть на свете парадокс под названием "Юмор без юмора", то именно это отразилось на его суровом лице. Он звонком позвал Ноулза, который вошел очень неуверенно. Истец задумчиво разглядывал его.

– Мне кажется, я узнал вас, когда пришел сюда,- сказал истец.- Вы служили здесь во времена моего отца, не так ли?

– Сэр?

– Вы служили здесь во времена моего отца, сэра Дадли Фарнли. Не так ли?

На лице Фарнли мелькнула крайняя неприязнь.

– Этим вы ничуть не поможете вашему делу,- резко вмешался Натаниэль Барроуз.- Во времена сэра Дадли Фарнли дворецким был Стенсон, а он умер...

– Да. Я это знаю,- сказал истец, взглянув по сторонам, а затем, откинувшись и не без усилия положив ногу на ногу, принялся рассматривать дворецкого.- Вас зовут Ноулз. Во времена моего отца вы служили дворецким в доме старого полковника Мардейла, в Фреттендене. У вас было два кролика, о чем полковник не знал. Вы держали их в углу каретного сарая, ближайшего к фруктовому саду. Одного из кроликов звали Билли.- Он поднял глаза.- Спросите этого джентльмена, как звали другого.

Ноулз немного покраснел.

– Ну спросите же!

– Чушь!- огрызнулся Фарнли и снова принял исполненный достоинства вид.

– А,- злорадно воскликнул истец,- вы хотите сказать, что не можете ответить?!

– Я хочу сказать, что не собираюсь отвечать!- Однако шесть пар глаз неотрывно смотрели на него, и под их взглядом он почти содрогнулся.- Кто может помнить имя кролика через двадцать пять лет? Ладно, ладно, погодите! У них, по-моему, были какие-то чудаковатые имена. Я припоминаю. Дайте подумать. Билли и В... нет, не то. Билли и Силли, так ведь? Или нет? Я не уверен.

– Это верно, сэр,- с облегчением подтвердил Ноулз.

Истец ничуть не смутился:

– Что ж, сделаем еще одну попытку. Давайте, Ноулз. Однажды летним вечером - это было в тот год, когда я уехал,- вы шли по этому фруктовому саду, чтобы передать послание какому-то соседу. Вы были удивлены и шокированы, увидев, как я целуюсь с юной леди двенадцати или тринадцати лет. Спросите у вашего хозяина имя этой юной леди.

Фарнли был мрачен и смущен:

– Я этого случая не помню.

– Вы пытаетесь создать впечатление,- засмеялся истец,- что вам мешает природное рыцарство? Нет, мой друг, так не пойдет! Это было давно, и я торжественно обещаю, что никакие компрометирующие факты не станут достоянием гласности. Ноулз, но вы-то помните, что происходило в этом яблоневом саду?

– Сэр,- смущенно начал дворецкий,- я...

– Вы помните! Но я думаю, что этот человек не вспомнит, потому что он, наверное, не дочитал мой драгоценный дневник. Так как же звали юную леди?

Фарнли кивнул.

– Ладно,- ответил он, пытаясь придать своим словам оттенок легкомысленности.- Это была мисс Дейн, Маделин Дейн.

– Маделин Дейн...- начала Молли.

Истец, казалось, впервые растерялся. Он стремительно окинул взглядом всех собравшихся, и его интуиция, похоже, подсказала ему.

– Она, должно быть, писала вам в Америку,- снова заговорил истец.Придется копнуть глубже. Но я прошу у всех прощения: надеюсь, я не совершил какой-нибудь грубой ошибки? Надеюсь, юная леди не живет до сих пор в этом округе; не затронул ли я какой-нибудь запретной темы?