Изольда Великолепная
Шрифт:
– Верно.
Похоже, Кайя решил, что безопаснее меня занять. Правильно, не известно, какие силы бушуют в хрупком теле Нашей Светлости. Пусть себе в мирное русло энергия идет.
– Каждое мормэрство разделено на меньшие части. Это танства. Есть несколько коронных городов, которые обладают правом избирать бургомистра и судей.
География? Я не против. Сейчас я очень даже за! Пожалуй, дошла до состояния, когда и Гербовник читался бы, как приключенческий роман в картинках.
– Те земли, которые неотторжимо принадлежат роду, зовутся
Гм… хочу. Или нет? Зачем мне город? Назвать в честь Нашей Светлости улицу? Или поставить на площади памятник? А! В города играть удобно будет. Мой город – как хочу, так и называю.
– Налоги, Иза, – Кайя улыбался. Черт, какая у него улыбка… и вид становится мальчишеский, разбойничий. Ну разве можно с таким видом о налогах говорить?
Налоги – это тоска.
Сокровища куда интересней.
– Мастера, торговцы, да и все жители платят налоги. Часть идет в казну города, из которой тратится на содержание улиц, водостоков, канализации, городскую стражу, приюты. Но часть пойдет тебе.
А… часть – это сколько?
Но получается, что иметь город выгодно. А я чуть было не отказалась. Нет, Наша Светлость не жадные, они домовитые. Лишний город в имении никому еще не помешал.
– Правда, взамен тебе придется выполнять некоторые обязанности…
Ну вот, взять и разрушить розовую мечту. Обязанности, обязанности… куда от них денешься.
– …хотя с ними справляются назначенные бургомистры. Или управляющие. Не суть важно. Главное, что они будут составлять для тебя отчеты.
Вот, это мне понятно. Контроль и еще раз контроль, иначе не то, что ложечек – не покидал меня их светлый образ – городских стен не досчитаешься.
– Вот их-то я и проверяю.
– Много, – я взглянула на горы бумаги свежим взглядом. – Это от городов?
– Города. Танства. Мормэрства, за исключением майоратных земель. Острова. Рыбацкие артели. Охотничьи общины.
Мой бедный муж. Я от домовых книг едва не получила нервное расстройство, а здесь совсем иной порядок цифр.
– Ингрид, – Кайя вдруг вспомнил, что мы не одни. Или он не забывал о сем прискорбном на мой взгляд факте? – Вы бы не могли…
– Конечно.
Она сделала реверанс и удалилась. Так, ожидается что-то интересное. Помимо города мне подарят государственную тайну? Вот к этому я точно не стремлюсь.
– Иза, есть темы, которые не то, чтобы запрещены, скорее уж предназначены для обсуждения в узком кругу.
Семейном. Я и Кайя. Свечи тоже в наличии имеются. Такая вот бухгалтерская романтика.
– Ты моя жена. И рано или поздно, но тебе придется коснуться вопросов более серьезных, чем выбор платья. Я не придерживаюсь мнения, что женский ум менее развит, нежели мужской.
Спасибо. Как понимаю, взгляд более, чем прогрессивный для местных реалий.
– Здесь лишь то, что касается рабов. Количество. Пол. Возраст. Статус и принадлежность. Число умерших и проданных. Число родившихся и купленных.
Кайя накрыл ладонью левую стопку.
– Это прошлый год.
Правую.
– Позапрошлый год.
И та, что лежала перед ним неразобранной:
– И нынешние полгода. Мне давно следовало бы все это упорядочить, но как-то руки не доходили.
– И что ты делаешь? – я взяла в руки лист.
Номера. Цифры. Имена. Имена – редко. Номера – чаще. Приходной ордер на людей? И рабство не способно существовать без бюрократии?
Рост. Вес. И краткие примечания, расшифровать которые я не в силах.
– Я пытаюсь понять, изменилось ли хоть что-то, – он забрал лист и вернул его на вершину стопки.
Сколько здесь людей? Незаметных, спрятанных за обезличенными цифрами? И действительно ли я хочу вникать в расчеты Кайя? Может, стоит вернуться к булавкам и внушениям?
– Кайя, – я убираю руки от бумаг. – Зачем они вообще нужны? Рабы? Почему нельзя без них?
Кайя не стал смеяться. Наверное, вопрос мой был не так глуп, каким казался.
– Можно, сердце мое. Но не выгодно.
Глава 29. Основы экономики
Страсти прирожденных преступников – любовь, страсть к игре, к лакомой еде отличаются необузданностью, непостоянством и насильственностью. Даже благородные чувства и влечения у многих из них принимают болезненный характер и отличаются неустойчивостью.
Из изысканий мэтра Ломброзо о преступной сути человека.
За телом явились в полночь. Добрейший доктор, потребив сливовицы – сугубо для успокоения расшатавшихся нервов – задремал в ожидании и был разбужен настойчивым, если не сказать, наглым стуком. Сперва он разозлился: приличные люди в подобное время спят и не мешают снам других приличных людей, но тут же вспомнил, где находится и по какой причине.
Натянув парик, благоразумно повешенный на крюк – вещь дорогая, качественная, а ну как помялась бы ненароком? – доктор одернул жилет, взбил кружевное жабо и лишь после этого поспешил навстречу гостю. Старый раб, служивший привратником скорей из жалости, нежели из действительной на то необходимости, ворота открыл.
Гость был высок и обладал мезоморфной телесной конституцией, которая весьма свойственна людям, склонным к насилию. Большое туловище и широкая грудь его свидетельствовали об агрессивном типе личности. Выдающаяся вперед челюсть и высокий лоб, а также оттопыренные уши – доктор испытал огромнейшее желание ощупать череп гостя, не сомневаясь, что отыщет за левым ухом бугор разрушения – довершали портрет. Доктору случалось и прежде видеть этого человека, но не так близко. И страх сменился жаждой познания. В трактате, почти уже завершенном, остро не хватало изюминки.