Изоляция
Шрифт:
Мужик с разбитым лицом неожиданно без приглашения занял стул напротив:
– Не так быстро, любезный. Вначале – пара вопросов.
* * *
Когда я наконец покидаю аэропорт, самое первое, что приходит на ум – это вьетнамская война. Кажется, за четверть века до моего рождения.
Тогда что ли двадцать пять тысяч вьетнамцев, воевавших на стороне армии США, по тем иммиграционным законам формально получили право на американское гражданство (и на автоматический переезд). Однако после вывода войск никто их везти на другой континент
Разумеется, новое народное правительство тут же призвало к ответственности всех коллаборантов: больше половины без лишних формальностей перестреляли, остаток получил от двадцати пяти лет до бесконечности.
Некоторые из них даже смогли отсидеть и освободиться, чтобы выйти живыми и постучать заново в посольство США, уже в новом для них мире: дескать, ребята, я же за вашу идею кровь проливал. Коммунизма больше нет. Примите к себе, как договаривались. Прошлые неутыки с подставой по эвакуации – ладно, проехали.
Американцы тогда корректно ответили: мы не возражаем, но предъявите, пожалуйста, документы? Где документальные свидетельства ваших слов, что имеете отношение к армии США
1
? Мы у себя ничего не хранили – война четверть века как
аяталды
и тех частей давно не существует, как и штабных документов. Как явления в природе. Ваш интерес – вам и доказывать, что вы нам свои.
_______
1
Реальная история
.
_______
Понятно, что после четвертака в известных местах ни о каких документах, кроме справки об освобождении, у пленных вьетнамцев речь не шла.
Скандал был знатный, в том числе поддержанный ещё живыми штатовскими кадровыми ветеранами с той стороны океана. Но государственный департамент был непреклонен.
Из факультативного учебного курса уверенно помню только одного человека, которому реально удалось выехать в США по этой теме: он свою Пурпурную Звезду каким-то чудом сохранил снаружи, пока сидел. Её и брякнул на стол консулу вместо документов, а тогда уже по номеру награды его установили (ну и коренные граждане метрополии, бывшие военные, по старой памяти опознали – хорошо, ещё живы были и в лицо помнили).
Судя по тому, как я пообщался сейчас в здании аэропорта, я и есть этот самый вьетнамец с поправкой на текущие реалии. Кстати, их бы, реалии, тоже выяснить: никто на улице ко мне не бросается, идти особенно некуда.
В кармане – ни копейки, о крыше над головой речь не идёт, далее по списку.
"Скажи спасибо, что сюда пустили без ограничений!", – многоопытно заметил ни разу не стройный вояка, с которым я общался после пограничников и полиции. – "Мог бы или в фильтрации на год прилипнуть, или вообще… Радуйся, что живой выскочил, и наслаждайся свободой!".
Ну и куда пойти новому человеку в новом
Хорошо ещё, документы на всех рабочих столах – по-русски. Как и сам язык общения. Ну и лица в основном – тоже до кучи.
И ведь никого не спросишь, где я оказался.
Отец, кстати, строго-настрого завещал идти куда угодно, но не по нелегальной линии. Мой детский романтизм и идиотскую по молодости тягу в ту сторону комментировал не иначе как матом, при том, что всегда был спокоен и невозмутим.
А вот как в итоге повернулось.
Глава 6
Выход из-за так называемого армейского сектора представляет собой узкую кишку наподобие тех, которые дома ведут от посадочных гейтов аэропорта непосредственно в самолёты.
На выходе из этой кишки, как мне было сказано, хлопаю ладонью по сенсору. Створки разъезжаются, оказываюсь на улице.
После достаточно сдержанного освещения в помещениях солнце с непривычки слепит глаза. Проморгавшись не в первый за сегодня раз, обнаруживаю себя на задворках чего-то типа промзоны.
Вокруг – кусты, буераки и ни разу не асфальтированная тропинка, протоптанная многочисленными башмаками по пародии на газон.
Как будто из дому не уезжал (хотя у нас, кажется, вокруг аэропорта везде асфальт).
Для разнообразия, метрах в двадцати над моей головой пролетает здоровенный прямоугольник со скошенными углами. По его днищу идёт яркая надпись.
Занятно.
Обхожу огороженную территорию по периметру ещё пару километров: ну должны же здесь быть какие-то атрибуты цивилизации кроме летающих в небе такси?
Наконец за поворотом бетонный забор резко заканчивается и начинается городской ландшафт. А также толпы народу.
Торопиться мне некуда. От нечего делать, минут пятнадцать слоняюсь по тротуару среди людей, накапливая впечатления: как сказал тот весьма нехудой джентльмен в армейском ангаре, адаптация перемещенных – дело рук самих перемещенных.
Мне нужно мысленно поблагодарить армию за свою доставку сюда из некоего девятого сектора, но на этом наше взаимодействие окончено: я выполнил договорённости там, они взамен привезли меня сюда. Точка, в отношениях – в том числе.
Замечтавшись и задумавшись, развернувшись через плечо назад на аппетитную фемину (вид сзади), я упускаю тот момент, когда нужно срочно поворачиваться обратно.
И изо всех сил на ходу ударяюсь о столб фонаря. Так, что он вибрирует толстой металлической струной.
– У вас сегодня как будто день неожиданностей, да?
Чертыхаясь и потирая голову, очень быстро оборачиваюсь на голос:
– А в аэропорту вы были гораздо менее разговорчивы.
Передо мной стоит та самая модель, которую я наблюдал в белом халате, будучи пристегнутым в одном очень интересном кресле во время беседы с представителями власти.