Изотопы для Алтунина
Шрифт:
— Профессор Мещеряков? Это я, Карзанов. Нам нужен высокочувствительный электронный преобразователь регистрируемого излучения... Заранее благодарю. В вашей помощи мы никогда не сомневались. Без вас мы не продвинулись бы и на миллиметр...
Он умел разговаривать с ответственными людьми, и они всегда горячо откликались на его просьбы. Там, в Москве, в станкоинструментальном институте, считали, что проблема должна быть решена общими усилиями, в содружестве с машиностроительными заводами и другими научно-исследовательскими институтами. Карзанов не возражал: работы на всех хватит, сочтемся славою... Но Алтунину
Алтунин пытается представить себе, что будет, если вот в этот именно миг, пока никого нет поблизости, он предложит ей стать его женой. Наверное, отмахнется, как от неуместной шутки.
Они все еще возятся с осциллограммами, показаниями ходографа, фиксирующего скорость перемещения ампулы с изотопом. Кропотливая въедливость во всем оставляет впечатление топтания на месте. В действительности же исследования продвинулись далеко вперед.
Несколько дней назад Карзанов еще совещался по телефону с кафедрой оборудования и технологии ковки и штамповки Московского станкоинструментального института, посоветовал им применять изотоп стронция, период полураспада которого равен тридцати годам. Когда закончился этот довольно длительный разговор, Сергей поинтересовался:
— Как у них успехи?
— Не плохи! — скорее радуясь, чем печалясь, ответил Карзанов. — Там народ активный, умный, привлекли к своим исследованиям инженеров и рабочих Ленинградского машиностроительного. Союз науки и производства, одним словом...
Сергей был неприятно поражен, когда в одну из суббот ему позвонила Кира и сказала, что вечером не сможет прийти в экспериментальный цех;
— Что случилось? — встревожился он. — Заболела?
— У меня сегодня разговор со Скатерщиковым. Это очень важно. Потом все расскажу. Трудись!.. — И голос ее исчез.
Алтунин некоторое время смотрел выжидательно на телефонную трубку. Но трубка молчала.
Разговор со Скатерщиковым? Почему он продолжает втягивать ее в свою орбиту? Или ему мало заключения комиссии из министерства? Придумал какую-нибудь новую каверзу?.. Сиди, Алтунин, долгий вечер, трудись один. Все разбежались...
Его охватила непонятная злость. Вскочил и заметался по огромному залу экспериментального цеха.
— Что это ты скачешь, как угорелый? Чуть с ног не сбил...
Алтунин сконфузился: возле опытного пресса стоял Самарин.
— Ты, парень, совсем сходишь на нет, — сказал Самарин, зорко вглядываясь в лицо Сергея, — кожа да кости, глазки запали. Хоть бы витамины ел.
— Усердие не по разуму проявляю, Юрий Михайлович. Мне бы ковать да ковать, а я сижу тут, скрючившись, карзановские изотопы мордую. Вот скажите, почему сегодня никто из рабочей группы не пришел?
— Суббота, людям роздых нужен, У многих ведь жены, дети.
— При чем тут жены! Мне тоже роздых нужен. Баста! Занимайся, Алтунин, своим честным делом — ковкой.
— Что-то ты за последнее время часто себя бичуешь. Не увлекайся, а то другие поверят... Значит, ковать охота? Не наковался на своем арочном? А я к тебе, Сергей Павлович, за тем и пришел. Есть возможность поковать опять на гидропрессе, и не какие-нибудь там стосорокатонные слитки, покрупнее.
— Покрупнее?
— Да. Язык не поворачивается сказать: триста пятьдесят тонн! Видал ты такие слитки?!
В острых серых глазах Самарина был восторг.
— Тут такое дело... Скатерщиков в отпуск отпросился. Остались у него, как знаешь, неиспользованные дни. Все по закону. А заказ особенный, сам понимаешь. Могут быть всякие неожиданности вплоть до влияния масштабного фактора. Кроме тебя, никто не справится.
Алтунин был поражен: Петенька не хочет ковать слитки в триста пятьдесят тонн? Что с ним стряслось? Это же верная дорога к новой славе! Струсил? Вряд ли. Он не робкого десятка.
Снова Алтунин — на гидропресс!
— Что ж, на гидропресс, так на гидропресс, — сказал он тихо, как бы споря с самим собою.
— Ну, спасибо, — тотчас откликнулся Самарин. — Знал, что не подведешь завод. Тебя на все хватит — богатырь! В понедельник и заступишь на место Скатерщикова.
Юрий Михайлович огляделся по сторонам, силясь вспомнить что-то. Вспомнив, сказал:
— Передохнуть тебе надо, Сергей. В городе кинофестиваль, сходили бы с Киркой, поглядели бы.
Он пошарил в карманах, вытащил два билета:
— Бери. Наши культуртрегеры всучили, а мне в самый раз шастать по фестивалям, на ковбоев любоваться. Ковбой — хвост трубой.
Алтунин улыбнулся. Он уже окончательно справился с собой, Юрий Михайлович вернул ему равновесие. Взял предложенные билеты:
— Спасибо, Юрий Михайлович. Я про ковбоев люблю смотреть.
А как только Самарин исчез за воротами цеха, сразу порвал синие бумажки на мелкие клочки и включил шлейфовый осциллограф. Там, внутри аппарата, поползла фотолента, световой луч опять вычерчивал по ней сложную кривую.
Но работать в этот вечер так и не пришлось. В цехе появился тот, кого Сергей никак не ждал: Скатерщиков.
— Завтра отчаливаю. Если можешь, прими пресс сегодня.
Он был весь какой-то сникший, отсутствующий, словно заводские дела его уже не касались.
— Садись. — Сергей пододвинул ему стул. Скатерщиков сел. — Куда едешь? На юг, на север?
— Да никуда.
— Что так?
— Мне этот город нравится. Кстати, только что разговаривал с Кирой. Она просила погодить с отпуском, обрисовала ваше тяжелое положение — дескать, через неделю-другую у вас начнутся решающие испытания изотопного приспособления, и тебя не следует перегружать дополнительными заботами.
— Ну, и почему ты не уважил ее просьбу? Она ведь в свое время помогла тебе.
Скатерщиков усмехнулся:
— Все за дурачка меня принимаешь? Какое мне дело до ваших испытаний: сами заварили кашу, сами и расхлебывайте! С меня достаточно: я свободной ковкой заниматься больше не намерен.
— Это как нужно понимать?
— Понимай, как хочешь.
Он не сказал, что комиссия из министерства вынесла окончательный приговор его изобретению. Но Алтунин не мог не заговорить об этом.