Израненные души
Шрифт:
– Ты еще и наглый, – улыбается Фиона и, отвернувшись, наливает в чашки ароматный напиток. Ставит их на стол передо мной, добавляет тарелку с печеньем и сахарницу. Усаживается напротив и внимательно смотрит на меня. – И все же почему-то твое лицо кажется мне знакомым, – задумчиво произносит она и делает глоток своего напитка.
Честно признаться, я сам не понимаю, почему не рассказываю ей правду. Может, хочу сначала увидеть реакцию Виктории Майклс. По большому счету, эмоции самой Фионы меня мало волнуют. Хотя, признаться, мне хочется, чтобы она узнала обо мне.
К моменту,
– Мам, тут к тебе мужчина пришел.
– Ко мне? – тихо спрашивает она и, слегка прищурившись, всматривается в мое лицо.
Ну давай же. Ты не можешь меня не узнать!
Фиона встает и забирает у матери пакет с продуктами. Ставит его на стойку, но даже не пытается делать вид, что занята раскладыванием. Напротив, она демонстративно упирается ладонями в столешницу и переводит взгляд с матери на меня, и обратно, разглядывая немую сцену.
– Чем могу вам помочь? – спрашивает Виктория, бросив взгляд на входную дверь.
Неужели скоро должен заявиться ее муж, и она боится, что он накажет ее за присутствие постороннего мужчины? Наверняка так и будет. По крайней мере, могло бы быть, если бы я не имел намерения сказать, кто я такой. Уж Джулиану Майклсу точно не нужно объяснять, кто такой Аарон. Этот ублюдок отлично знает, кто я и, уверен, сразу же узнает меня. В отличие от Виктории, он в последний раз видел меня лет двадцать назад. Я был подростком, а не маленьким ребенком, каким меня помнит Виктория.
– Возможно, вам стоит присесть, – произношу, понимая, что сиюминутный шок ничто по сравнению с тем, что испытает женщина, когда узнает, кто я такой.
– Возможно, вам стоит сказать, чего вы хотите, и покинуть мой дом. Скоро придет мой муж, а мне еще надо приготовить ужин к его возвращению.
– А ваша вторая дочь? Дейзи. Она все еще живет с вами?
– Ни одна из дочерей уже с родителями не живет, – опережает мать Фиона. – Я живу в Лос-Анджелесе, как и моя сестра. Она, кстати, замужем за крутым чуваком. Если ты хоть на шаг подойдешь к ней, он тебе голову в задницу засунет.
Фиона воинственно задирает подбородок, а я улыбаюсь. Бунтарка. Дерзкая, сильная девочка, хоть и выглядит хрупкой. Похоже, в этой семье дети любят идти против навязанной родителями воли.
– Фиона! – одергивает дочь Виктория, и мечет в нее грозный взгляд.
– А что? Пусть чувак знает, с кем связался. Аарон, так ты расскажешь, зачем пришел?
– Аарон? – еле слышно произносит Виктория и переводит на меня взгляд широко распахнутых глаз.
Вот теперь она меня видит. До момента, пока Фиона не произнесла мое имя, Виктория скорее скользила по мне взглядом, будто я был настолько незначимым, что и запоминать меня ни к чему. А сейчас она впивается в каждый сантиметр моего лица и наконец останавливается на глазах.
Ее собственные расширяются и наполняются блестящими слезами. Рука Виктории взлетает,
Бросаю взгляд на Фиону. Хмурясь, она мечется взглядом между мной и матерью. На лице написано непонимание происходящего.
– Мам? – зовет она испуганно. – Мам, все нормально?
Виктория не отвечает, продолжая внимательно рассматривать меня. Она все еще не верит, что перед ней сижу именно я.
А меня, откровенно говоря, эта ситуация уже начинает раздражать.
По большому счету, я сделал все, что хотел. Посмотрел в глаза женщине, которая ради члена бросила на произвол своего ребенка. Позволила забрать его и отправить в самый центр гадюшника. Ни разу за всю жизнь так его и не навестив. Старая гребаная сука, которую я так люто ненавижу!
– Сынок, – наконец выдавливает из себя эта курица.
– Я тебе не сынок, – отрезаю грубо.
– Сынок? – переспрашивает Фиона. Перевожу на нее взгляд и вижу, как ее глаза становятся огромными. – Мам, что это значит?
Виктория сглатывает и прочищает горло, а потом поворачивает голову и смотрит на дочь. От лица отлила кровь, и Виктория Майклс сейчас похожа на привидение.
– Фиона, дай, пожалуйста, воды, – сипит она.
– Мам, может, вызвать врача? Ты побледнела.
Фиона быстро подставляет стакан под кран, а потом всовывает его матери в руку, после наблюдая, как та делает жадные глотки. Обливается и пытается стереть со своего серого платья влажные пятна.
– Мам, все нормально? Вы кто? – резко спрашивает она, переведя на меня взгляд. Злится, да только не на того.
– Сама расскажешь? – смотрю на Викторию, и та снова сглатывает и ставит стакан на стол.
Схватившись за край столешницы, она пытается подняться, но пошатывается. Фиона, вскочив, поддерживает мать под локоть. Пальцы, которыми Виктория держится за стол, побелели и дрожат так сильно, что даже когда она сжимает их на деревянном полотне, я все равно вижу, как они трясутся.
Встав, возвышаюсь над маленькой женщиной. Я мог бы пожалеть ее хотя бы приняв во внимание возраст и хрупкое телосложение. Но мне, черт подери, не жаль! Никого не жаль в этом больном семействе! Кроме, пожалуй, Фионы. Она заслуживает лучшей жизни, чем прозябать в этом дерьмовом городке. Ей не повезло уже хотя бы только потому, что она родилась от ублюдка Джулиана Майклса. Но она сказала, что живет в ЛА, и эта новость радует.
– Мам? – снова зовет ее Фиона, но на этот раз голос приобретает слегка истерические нотки. Видимо, она ощущает, что сейчас узнает что-то такое, что перевернет ее мир.
Я продолжаю сверлить Викторию тяжелым взглядом в ожидании, пока она озвучит дочери правду.
– Фи, – хрипло произносит Виктория. – Прости меня, дочка, – добавляет, и ее глаза закатываются.
Я едва успеваю подхватить Викторию на руки и не дать упасть на пол, когда она теряет сознание.