Изумруд Люцифера
Шрифт:
Кузьма пожал плечами:
– Может, и те. По крайне мере, такие же отморозки.
Он посмотрел в глазок. Возле крыльца и вокруг, сколько позволяли рассмотреть линзы, никого не было.
– Будете вызывать милицию?
– Обязательно! – ответил Кузьма и быстро пошел к себе.
Но милицию он вызывать не стал. На столе в кабинете плотной стопкой лежали газеты, "Оппозиционная", как всегда, была сверху, и первое, что увидел Кузьма, бросив взгляд на стопку, было лицо Ломтева…
Не раздеваясь, он схватил газету. Фотография на первой странице была старой, видно, поднятой из архива, и на ней Ломтев выглядел совсем юным. Но Кузьма узнал его без труда. Большими буквами поверх фотографии шел заголовок: "Самый знаменитый и неуловимый преступник страны убит сообщниками в заброшенном квартале столицы"…
Кузьма проглотил статью в одно мгновение. Затем вернулся к началу, быстро пробежал глазами первую половину текста с подробностями обнаружения трупа и показаниями
"…Оперативникам без особого труда удалось разыскать квартиру, которую арендовал Александр Ломтев, он же гражданин маленькой центральноамериканской страны Белиз Алекс Слайс. Без труда, потому что хозяйка, сдавшее временное жилье тихому иностранцу, хорошо говорившему по-русски, сама позвонила в милицию и сообщила об ограблении квартиры. Прибывшая по вызову оперативная группа, обнаружила взломанную дверь и разбросанные по квартире вещи. Удивительно, но в квартире остались нетронутыми телевизор, посуда и другие вещи хозяйки. Что касается имущества Ломтева, то определить пропало ли что-нибудь у него, не представляется возможным. Но милиционеров удивило, что остались нетронутыми дорогой сотовый телефон и даже крупная сумма денег, лежавшие в одной из сумок. Как уже упоминалось, бумажник Ломтева-Слайса был найден на трупе нетронутым, хотя в нем также находилась немалая сумма. Среди прочих вещей убитого обнаружили что-то вроде дневника, который вел покойный. Содержание его, по мнению оперативников, свидетельствует о помрачении ума Ломтева. Что и неудивительно, если вспомнить, что при вскрытии у него обнаружили неоперабельную опухоль головного мозга. Кроме того, у судмедэкспертов нет сомнения, что убитый был наркоманом: руки его несли следы многочисленных внутривенных инъекций, а в его вещах нашли несколько доз героина. По мнению оперативников, именно неадекватность некогда удачливого вора и убийцы заставила его вернуться в страну, где его усиленно разыскивали. Что же касается жестокого убийства Ломтева, то, как считают сотрудники оперативной группы, оно, скорее всего, связано с деятельностью покойного за границей. Наиболее вероятной причиной расправы стал вовремя не возвращенный долг. Наркоманам денег нужно много…
Тем не менее, редакции некоторые записи в дневнике Ломтева показались любопытными. Мы публикуем часть их и в сокращении.
"…Бертран, Бертран, не смотри на меня так! Если бы это было легко: найти Голубя и Пчелу в "гиперборейской стране"! В телефонном справочнике здесь свыше тысячи Голубевых, Голубцовых и просто Голубов! И ни одной Пчелы или хотя бы Пчелинцева! А ведь телефоны есть не у всех… Оставшихся дней мне не хватит, чтобы побывать даже у половины. Как и где мне искать? Бертран, я боюсь спать, я не хочу видеть твои глаза!.."
"…Бертран, скажи, как мне их найти?! За все то, что я сделал, я наказан так, как не накажет ни один суд. Смерть давно не пугает меня, но мне страшно, когда приходит время спать, мне страшно открывать глаза поутру. Потому что ночью приходишь ты, а утром я помню все. Подскажи, Бертран! Как мне искать их? Или хотя бы одного? Может, дело вовсе не в фамилии или имени? Тогда как я их узнаю? Скажи, Бертран! Дней моих осталось совсем мало, а сил уже нет совсем…"
"…Спасибо, Бертран! Я понял: ангел укажет дорогу; а когда я найду Пчелу, будет знак. Я найду этого ангела, чего бы мне это не стоило. Я найду…"
Здесь обрываются записи Ломтева. Из них понятно только то, что он кого-то и зачем-то очень искал. Причем, у разыскиваемых фамилия в той иной степени должна была быть по происхождению связана с голубем или пчелой. "Голубей" в нашей стране, действительно, много, о чем свидетельствует и подпись под этой статьей. А вот с пчелами хуже… Мы, наверное, так и не узнаем никогда, удалось ли Ломтеву найти кого-нибудь из этой парочки, и кто такой таинственный Бертран, не дававший ему спать по ночам. Тайну эту Ломтев-Слайс унес с собой навсегда. Впрочем, как подтвердил нам специалист-психиатр, скорее всего, эти записи свидетельствуют о наличии у преступника стойкого бреда – верного признака душевного заболевания…
"Оппозиционная газета" постарается держать своих читателей в курсе расследования по этому делу.
Отложив газету, Кузьма достал из ящика стола записную книжку, раскрыл ее на нужной странице и набрал номер. Ответили сразу: после первого же гудка голос в наушнике официально доложил:
– Григорович слушает!
– Здравствуй, Николай!
– Здравствуйте, – удивленно отозвался голос, и Кузьма пояснил: – Это Телюк.
– А – а, – уже веселее сказал Григорович, – давно не виделись. С тех пор еще как ты в газете работал… Я слышал, ты уже главный? Как дела?
– Нормально, – доложил Кузьма, хотя как раз нормального в его делах сейчас ничего не было, – а как ты?
– Что я? – голос Григоровича погрустнел. – К пенсии вот готовимся. У нас это быстро: выслужил срок – и гуляй!
– В каком ты звании?
– Подполковник.
Судя по всему, званием Григорович
– А полковником быть хочешь?
На другом конце провода ненадолго замолчали. Потом Григорович деловито спросил:
– Это предложение?
– Именно! – подтвердил Кузьма. – Ты в курсе дела по убийству Ломтева?
– Еще как!
– Вечером, перед тем, как его убили, он был у меня. Рассказывал…
– Понял! – прервал его Григорович. – Остальное при встрече. Говори, как доехать…
Слушал Григорович замечательно. Не перебивал, не задавал вопросов; только склонив лысую голову, делал пометки в толстой записной книжке. Рассказывая, Кузьма время от времени бросал взгляд на лицо приятеля, каждый раз убеждаясь, как сильно тот сдал с тех пор, как они не виделись. Бледное лицо, длинный острый нос, глубоко сидящие в глазницах блеклые глаза, вокруг которых заметно просматривалась паутинка морщин. Они познакомились много лет назад, когда Коля, как его звали тогда между собой журналисты, стал пресс-секретарем Службы, организации, даже мимо здания которой раньше проходили со страхом. Коля демонстрировал образец демократических преобразований в своей системе: организовывал пресс-конференции с руководством, сам много и охотно встречался с журналистами, с готовностью откликался на их просьбы. Тогда между ним и Кузьмой, молодым сотрудником расцветающей новой газеты "День страны", установились добрые приятельские отношения, подкрепленные совместными походами по злачным местам. Единственное, чего избегал Кузьма во время таких загулов, были поездки к девочкам. Григорович, наоборот, считал девочек главным пунктом в меню, поэтому их неформальные встречи сами собой сошли на нет, но на деловых связях это не отразилось. Кузьма никогда не подводил приятеля: всегда давал его информацию только в заранее оговоренных рамках, а если нужно было организовать утечку в прессу без ссылки на источник, делал как нужно, хотя однажды это доставило ему серьезные неприятности. Несколько лет назад руководство организации, в которой служил Коля, поменялось, и новый начальник убрал чересчур дружески настроенного к журналистам пресс-секретаря.
Выслушав рассказ Кузьмы, Григорович задумчиво почесал ручкой лысину.
– Откровенно говоря, даже не знаю, как быть, – сказал, закрывая блокнот. – По крайней мере, вот так сразу сказать не могу.
– Почему? – удивился Кузьма.
– Потому что это, как сказал этот твой следователь Пыткин, профессионалы. Быстро мы их не найдем: наверняка, живут где-то на съемной квартире, а квартир таких в городе – тысячи. Приставим к тебе охрану – заметят и не подойдут. Еще и шлепнут издалека. Со зла.
Кузьме такая перспектива не понравилась.
– Они меня и так сегодня едва не шлепнули.
– Если бы хотели – сделали! – спокойно заметил Григорович. – Но пока у них есть хотя бы один шанс получить от тебя этот баул с деньгами, не тронут. Потом – да!
Это предположение понравилось Кузьме еще меньше.
– Надо посадить засаду здесь и у меня дома. И ждать, когда придут.
– Они не придут. Они тут уже были и все проверили. Кроме того, понимают, что наследили, поэтому будут сторожиться. Их можно только выманить. На то, что ищут.
– Давай поищем баул! – предложил Кузьма.
– А ты уверен, что он там?
– Нет.
– Вот и я "нет". Ломтев мог наплести что угодно – терять ему было нечего. А у тебя даже схемы нет.
– Я ее помню по памяти. Есть вырезки из газет, на некоторых – схема, где обнаружили тот инкассаторский фургон. Найти при желании будет не трудно.
– Если мы сейчас выйдем отсюда вдвоем, то искать будет бессмысленно. Наверняка кто-то из них следит за тобой издалека, поэтому они даже на баул не клюнут. Тем более, если организовать широкомасштабную операцию по поиску денег. У них, скорее всего, есть сообщник из наших: сумели же они войти именно в твою квартиру, хотя не знали, где ты живешь. Если тебя заберет машина – можно вычислить владельца по номеру. Не будет номера в общем списке – значит, машина спецслужб. Значит, не подойдут, значит, могут выстрелить издали.
Кузьма замолчал и тихо забарабанил пальцами по столу. Было ясно: Григорович почему-то не хотел вовлекать в эту историю своих коллег. Он явно подводил его к какому-то решению, и Кузьму вдруг осенило.
– Спасение утопающих – дело рук самих утопающих?
– Вот именно! – быстро подтвердил Григорович. – Тебе желательно самому попытаться найти этот баул. А для этого выбраться отсюда так, чтобы они не заметили. Домой лучше не ходи. Они могут выйти и на знакомых. Есть у тебя место, где тебя не будут искать?
Кузьма задумчиво покрутил головой. Но тут его взгляд скользнул по растерзанной стопке газет, и он оживился:
– Думаю, найду.
– Если не найдешь, – звони! – Григорович, довольный, сунул блокнот в карман. – В крайнем случае, спрячем тебя так, что и инопланетяне не найдут. Все-таки лучше спасти человека… – с фальшивой заботой в голосе сказал он.
Кузьма едва сдержался, чтоб не выругаться. Но тут же, с острым чувством стыда вспомнил прошедшую ночь и себя, ошалевшего от страха рядом с бутылкой коньяка. "Они еще пожалеют! – зло подумал он. – Они еще не знают, с кем связались! Шваль немецкая! Это вам не в сорок первом…"