Изумрудный лебедь
Шрифт:
Зоркие глаза Гарета уловили мелькнувшее на дорожке впереди оранжевое пятно — Миранда, как обычно босоногая, бежала ему навстречу. Рядом с ней прыгал верный Чип.
— Милорд?
Гарет нахмурился, пытаясь освободиться от мрачных воспоминаний, окутавших его, как облако.
— Что ты здесь делаешь, Миранда?
Лицо ее казалось бледным пятном в темноте, а глаза черными.
— Не могла уснуть. Мне было так одиноко в этой неуютной спальне. Я чувствовала себя такой несчастной и жалкой! Не могу поверить, что я просто взяла и сняла туфли! И это в дополнение ко всему остальному! Леди Мэри так на меня смотрела! И вы не сказали ни слова… Поэтому я решила, что выйду и дождусь вас здесь.
Она улыбалась ему чуть неуверенно. Внезапно под порывом ветра с реки смоляной факел вспыхнул ярче и осветил их лица. Улыбка Миранды исчезла.
— О, что с вами? — спросила она, инстинктивно потянувшись рукой к его лицу, будто прикосновение ее пальчика могло стереть горькую складку у его рта и боль в глазах. — Что случилось? Неужели вернулся тот кошмар?
Он смотрел сверху вниз в ее озабоченное и встревоженное личико, в огромные синие глаза, полные тревоги за него и смотревшие так прямо и открыто.
Что могла она знать о черных цепких щупальцах одержимости? О пламени, горевшем жарче, чем огни преисподней, и о стыде, приходившем на смену постыдной страсти? Что ей было известно о власти желания, о безумной потребности в другом человеке, об отчаянном томлении? Желание забыться, очиститься от тягостных кошмаров в общении с этой простой, не запятнанной грехом душой охватило его с непреодолимой силой.
Руки его потянулись к ней, чтобы обхватить ее тонкую талию. Ее пальчик все еще был прижат к его губам. В глазах девушки он видел серьезную озабоченность, сменившуюся мгновенным изумлением, в свою очередь, уступившим Место чистой страсти. Она убрала палец от его рта, протянула к нему обе руки и жадно подставила губы его поцелую.
Фонарь над их головами шипел, и его иссякающее пламя трепетало, а фитиль наконец погас. Сад погрузился в темноту, облака закрыли луну, влажный ночной воздух был полон аромата роз и левкоев. И теперь, в темноте, Гарету показалось, что Миранда источает соблазн и тайну. Под простым оранжевым одеянием угадывалось стройное тело, которое он держал в объятиях; маленькая головка прижалась к его щеке. Когда она прижалась ртом к его губам, он ощутил восторг и томление, пронзившие все его тело.
У ее губ был свежий и сладкий вкус, как у только что испеченного хлеба. Они были теплыми, податливыми и жадными, но он сразу понял, что она неопытна. Поцелуи ее были поцелуями девственницы, ни разу в жизни еще не целовавшей мужчину, и, несмотря на бешеное желание, его затопила огромная нежность к ней. И пальцы его, уже расшнуровывавшие ее корсаж, были нежны, хотя и дрожали от желания прикоснуться к ее груди.
Груди у нее были маленькие, но совершенной формы и легли в его ладони, будто и были созданы для него. Ее губы становились все требовательнее, и, лаская восхитительные округлости ее грудей, проводя пальцами по соскам, внезапно проснувшимся к жизни и приподнявшимся, как бутоны, он услышал ее слабый стон.
Подняв голову, Гарет смотрел на бледный овал ее лица. Голова ее была запрокинута, и он видел стройную обнаженную шею. Он поцеловал впадинку у основания шеи, нежную ямочку, в которой отчаянно билась жилка, и губы его медленно спустились ниже от шеи к правой груди. Он принялся ласкать и дразнить языком маленький отвердевший сосок. А когда этот бутон оказался между его губами, он слегка прикусил его. Миранда застонала, но так тихо, будто боялась нарушить безмолвие ночи. Его губы коснулись ее левой груди, а ладонью он прикрыл правую.
В ароматной тени сада их ласки казались нереальными, будто все происходило во сне, будто они оба подчинялись какой-то странной магии. Они не произносили ни слова, и в эту минуту слова им были не нужны. Миранда в своем безыскусном нетерпении сбросила одежду, и она упала у ног девушки. Под платьем на ней ничего не было.
Руки Гарета блуждали по стройному телу девушки, и он упивался нежностью, прохладой и трепетом ее кожи под его ищущими пальцами. Он чувствовал ее нерешительность и робость, как и силу нарастающего в ней
возбуждения. Его собственное желание росло с каждым прикосновением к ее телу. Ее руки скользнули ему за спину, проникли под камзол и рубашку, гладили его кожу. В неловких ласках была та же пленительная нерешительность, что и в поцелуях, но с каждым прикосновением она становилась все увереннее.
Он ощущал под пальцами ее грудь и чувствовал, как бешено бьется ее сердце. Обнимая ее за талию, он встал на колени, наклонил голову и приник к ее юному телу. Миранда затрепетала. Его язык ласкающими движениями коснулся ее пупка — и он почувствовал, что все ее тело повлажнело, будто от росы. Его руки притянули ее ближе к себе, в то время как язык ласкал ее.
Ее тело пахло божественно, как ваниль и сливки. Ее ноги раздвигались, по мере того как он продолжал целовать ее, а пальцы его спускались все ниже и ниже и теперь скользнули между бедер, открывая тайны ее тела. Он бережно и нежно познавал Миранду, и потаенные складки ее плоти сопротивлялись этому вторжению. Когда же ее плоть подалась и раскрылась для его ласк, по телу ее снова пробежал трепет.
Руки ее ласкали и гладили его голову, неосознанно она пропускала густые пряди его волос сквозь пальцы, а в теле ее все нарастало непонятное томление, и она не могла остановиться и не могла больше выносить эту пытку ожидания, рвавшую ее тело па части. Вдруг ей показалось, что сейчас она взорвется, — она не могла больше ни дышать, ни говорить, потому что непонятные ей ощущения зарождались где-то в самой сердцевине ее существа и наполняли каждую клеточку ее тела, а потом медленно, очень медленно это наваждение начато проходить.
С минуту Гарет еще держал ее в объятиях. Его собственное дыхание было неровным и прерывистым, и его желание обладать ею стало мощным и всепоглощающим. Он не мог справиться и не желал справляться со своей страстью. Он потянул Миранду вниз, на траву, и она охотно подчинилась, смутно ощущая, что еще не все кончено, что должно произойти что-то еще.
Она склонилась над ним и расстегнула его камзол, расшнуровала рубашку. Ее неопытные ласки были нежными и сладостными, ее пальчик коснулся его груди, провел по его шее, по плечу, по уху, погладил волосы. Ее движения были легкими, воздушными — она не знала, как ласкать мужчину, чтобы доставить ему наслаждение, и в этой нерешительности Гарет находил особое очарование и прелесть, потому что ощущал в этих ее беглых ласках зарождающееся желание. Он узнавал его в трепете ее влажной кожи, когда она прикасалась к нему, читал во влажном блеске глаз, в ее приоткрытых в ожидании губах.
Он взял ее за руки и притянул их к своим облегающим штанам, и она расшнуровала их и высвободила его отвердевшее естество. Она прикоснулась и к нему самыми кончиками пальцев, тем же легким, нерешительным, беглым движением.
Гарет, улыбаясь, потянул ее и заставил лечь рядом с собой. Он снова раздвинул ее бедра, и снова по телу ее прошел уже знакомый ему трепет, и, когда его рука легла на нежный пушистый бугорок ее женственности, она рванулась к нему, подгоняемая неведомой ей силой. Тело ее было влажным, пульсировавшим желанием, готовым раскрыться ему навстречу. Его палец скользнул между ее бедер, и он почувствовал, как тело ее напряглось. Какая она маленькая, крепкая, тугая, думал он, целуя шелковистую кожу на внутренней стороне ее бедер. Его руки скользнули под ее спину, охватив ее ягодицы, и он восторженно улыбнулся, потому что они легли в его ладони, как прежде ее груди, будто и были созданы для этого.