Изумруды к свадьбе (Властелин замка, Влюбленный граф)

Холт Виктория

— Все в порядке, — прошептала Женевьева, — я запуталась в халате.

— Ради Бога, подберите его повыше.

Она кивнула, и несколько секунд мы стояли на лестнице, пытаясь обрести спокойствие. У меня сильно билось сердце, и я знала, что у Женевьевы тоже. Я надеялась, что она вот-вот предложит повернуть обратно. И тогда я охотно согласилась бы. Но стойкая вера в мою неустрашимость помешала ей произнести эти слова.

Это же совершеннейший абсурд, думала я. Что я здесь делаю, расхаживая ночью по замку? А если нас увидит граф? Какой же я буду выглядеть дурой. Сейчас надо вернуться в свои комнаты, а утром

рассказать ему о странных звуках. Но, если я так поступлю, Женевьева подумает, что я испугалась. И не ошибется. Если бы я не пошла сейчас с ней, она потеряла бы ко мне все то уважение, которое я с таким трудом завоевала. И если я собираюсь помочь ей освободиться от живущих в ее душе демонов, которые толкают ее на странные поступки, я должна сохранить свой авторитет.

Я подняла подол повыше, спустилась до конца лестницы и, оказавшись на нижней ступеньке, с силой толкнула обитую железом дверь подземной тюрьмы. Дверь поддалась. Впереди зияла темная пещера, от вида которой мне еще больше, чем раньше, захотелось вернуться назад.

— Вот откуда идет этот звук, — прошептала я.

— О, мадемуазель, я не могу туда идти.

— Это всего лишь старые камеры.

Женевьева потянула меня за руку.

— Пойдемте обратно, мадемуазель!

Было бы безумием идти вперед, имея всего одну свечу в руке, которая едва освещала нам путь. Пол в подземелье был неровным, и падение Женевьевы на лестнице было для нас серьезным предупреждением. Здесь падение было бы куда более опасным… Так я уговаривала себя вернуться. Но правда заключалась в том, что я инстинктивно понимала: надо идти вперед.

Я подняла свечу высоко над головой и увидела старые стены, покрытые плесенью. Темнота казалась бесконечной. Я могла видеть только одну или две камеры с огромными цепями, в которых держали закованных узников.

— Есть здесь кто-нибудь? — спросила я.

Мой голос отозвался зловещим эхом. Женевьева прижалась ко мне всем телом, и я почувствовала, как она вся дрожит.

— Здесь никого нет, Женевьева, — попыталась я ее успокоить.

Она еле слышно повторила:

— Пойдемте отсюда, мадемуазель.

— Хорошо, мы придем сюда днем.

— О да… да…

Девочка схватила меня за руку и потянула за собой. Я уже хотела поспешить вслед за ней прочь из этого места, но почему-то вдруг почувствовала, что совсем рядом, в темноте, кто-то внимательно следит за мной… искушая шагнуть в эту темноту навстречу опасности.

— Мадемуазель… пойдемте.

Ужасное ощущение улетучилось, и я повернулась к Женевьеве. Все время, пока она поднималась по лестнице впереди меня, мне казалось, что я слышу позади себя чьи-то шаги и чьи-то ледяные руки тянутся, чтобы утащить меня обратно в подземелье. Все это было, конечно, игрой моего воображения, но горло сдавили спазмы страха, так что я едва могла дышать, а сердце тяжелым камнем трепыхалось в груди.

Пламя свечи вдруг метнулось в сторону, и я застыла в ужасе, ожидая, что она вот-вот погаснет. Мне казалось, что мы никогда не одолеем лестницу и не выберемся наверх. Этот подъем никогда не занимал больше одной минуты или около этого, но мне казалось, что прошли все десять. Совершенно бездыханная, я остановилась на верхней ступеньке как раз над тем местом, под которым находилась камера забвения.

— Скорее, мадемуазель, — сказала Женевьева, стуча зубами. — Мне холодно.

Наконец-то мы добрались до моей комнаты.

— Мадемуазель, — сказала Женевьева, — могу я остаться на ночь у вас?

— Конечно.

Я знала, что Женевьеве так же страшно, как и мне, и что она боится спать одна. Я долго лежала без сна, перебирая в памяти каждую минуту ночного приключения. Страх перед неизвестным, уговаривала я себя, мы унаследовали от наших первобытных предков. Чего я испугалась в подземной тюрьме? Духов прошлого? Чего-то, что является, плодом лишь детского воображения?

Когда же я наконец заснула, зловещий стук преследовал меня и во сне. Мне снилась молодая женщина, которая не могла обрести покой, потому что умерла насильственной смертью. Она хотела вернуться, чтобы объяснить мне, как именно она умерла.

Тук-тук!

Я вскочила в постели. Служанка принесла мне поднос с завтраком. Женевьева, должно быть, проснулась раньше, ибо ее уже не было в комнате.

На следующий день после обеда я спустилась в подземную тюрьму одна. Я собиралась позвать с собой Женевьеву, но нигде не нашла ее. Я сама слышала стук, о котором мне раньше рассказывала Женевьева, и мне хотелось выяснить, что же это было такое.

Стоял солнечный день, и все выглядело иначе — веселей, праздничней! Даже древняя лестница не казалась сейчас такой темной, потому что через одну из длинных узких амбразур сюда проникало немного дневного света. И хотя она выглядела довольно мрачно, но все-таки не так ужасно, как ночью при свете единственной маленькой свечи.

Я добралась до двери, ведущей в подземную тюрьму. Даже сейчас, в один из самых светлых дней года, было трудно что-либо рассмотреть. Но после того как я немного постояла, вглядываясь в темноту, мои глаза привыкли к ней и я смогла различить очертания ужасных ниш, которые назывались клетками. Когда я шагнула немного вперед, тяжелая дверь неожиданно захлопнулась за мной, и я не смогла сдержать вскрик ужаса при виде скользнувшей ко мне тени. Чья-то рука схватила меня за локоть.

— Мадемуазель Лоусон!

У меня перехватило дыхание. Передо мной стоял граф.

— Я… я… — пыталась я вымолвить хотя бы слово. — Вы меня так напугали.

— Да, это было глупо с моей стороны. Как здесь темно, когда закрыта дверь. — Однако он не сделал ни малейшей попытки открыть ее. — А я никак не мог понять, кто бы это мог быть, — сказал он. — Хотя следовало бы догадаться, что это вы — с вашим интересом к замку и неуемным стремлением все изучать и исследовать… даже такие ужасные места, как это. Видимо, в них тоже есть своя прелесть.

Граф положил руку мне на плечо. Я дрожала от страха и никак не могла понять, чего именно боюсь. Он прошептал мне на ухо:

— Что вы надеялись здесь обнаружить, мадемуазель Лоусон?

— Я и сама не знаю. Женевьева слышала какие-то звуки, и этой ночью мы спустились выяснить, в чем дело. Потом я пообещала, что мы еще раз придем сюда днем.

— Так она тоже придет сюда?

— Вполне вероятно.

Он засмеялся:

— Звуки… Какие звуки?

— Как будто кто-то стучит. Женевьева говорила мне о них раньше. Вот мы с ней и договорились, что когда она услышит эти звуки снова, то сообщит мне, и мы попытаемся вместе выяснить, что происходит.