Изумруды Кортеса
Шрифт:
Весь остаток пути до Азорских островов, который занял еще двенадцать дней, Сикотепек многое поведал мне о своей жизни и о своей семье, а также о богах и обычаях туземцев. Он стал относиться ко мне как к другу, но проявлял свои дружеские чувства, лишь когда нас никто не видел, поскольку подобная фамильярность в отношениях хозяина и слуги могла бы навлечь на нас подозрения.
Именно тут он признался мне, что узнал о донье Луисе и Хулианито вовсе не от своего демона Тецкатепуки.
— Мне открыл это не бог, а мой друг Атоксотль, — сообщил Сикотепек, — именно он узнал про донью Луису, когда отправился переводчиком в Мичоакан вместе с людьми Кортеса.
— Так я и знал, что этот ужасный божок не мог открыть вам такое важное обстоятельство, — произнес я, — поскольку высокомерному и гордому дьяволу несвойственно сообщать сведения, способные облегчить жизнь людям; более того, если бы дьявол провещал что-нибудь устами идола Тецкатепуки, мы сейчас были бы где-нибудь совсем в ином месте и, уж конечно, никогда ничего не узнали про допью Луису, а маленький Хулианито так и остался бы некрещеным.
Мои слова вызвали смех у Сикотепека, и он тут же постарался меня опровергнуть:
— Все, что вы говорите, звучит убедительно, если допустить, что мои боги по природе своей суть не кто иные, как бесы. Однако это ваше суждение ошибочно, ибо основано на ложной мысли о природе наших богов: боги мешиков вовсе не злобные демоны, но добрые и мудрые заступники, помогающие людям, точно так же как ваша Святая Дева или ваш распятый Христос.
Чтобы доказать это, он привел мне несколько историй из числа тех, что мешики сложили о своих богах и которые, по причине их грубого и кровожадного содержания, я здесь не буду пересказывать из уважения к чувствам моих читателей-христиан. Скажу лишь, что Сикотепек, еще будучи ребенком, однажды избежал гибели столь удивительным образом, что приписал это богам, и с тех пор искренне почитает их, несмотря на то что все свидетельствует против этих ложных дьявольских идолов.
История же эта такова. Как-то в Мехико началась ужасная засуха, и длилась они три года. Туземцы объясняли ее гневом бога воды Тлалока. В этом случае предписывалось принести в жертву четырех детей не старше четырех лет, чтобы смягчить рассерженное божество. Жители купили малолетних рабов и, следуя ритуалу, замуровали их в пещере.
Однако, несмотря на совершенный обряд, вновь в течение целого года на землю не упало ни капли дождя, и жрецы-прорицатели, которые сообщают людям о решении богов, заявили, что Тлалок недоволен тем, что ему в жертву принесли рабов, и требует жертвоприношения знатных людей. Поэтому были выбраны еще четыре ребенка такого же возраста, на этот раз дети самых знатных семей, и среди этих детей был Сикотепек. Их уже закрывали в той же пещере, как вдруг разразилась такая страшная буря, что множество деревенек смело с лица земли, а дороги превратились в бурные реки. Сильный дождь шел тогда без перерыва несколько месяцев. Жрецы поняли, что это было вмешательством самого Тецкатепуки или Уйчилобоса, двух главных богов, стоящих над Тлалоком, которые воспротивились новым жертвоприношениям. Нашлись и такие жрецы, которые утверждали, что все произошедшее было знаком особого расположения богов к маленькому Сикотепеку и другим детям, которых вместе с ним должны были замуровать в пещере. Поскольку это были божества войны, то легко было сделать вывод, что спасенным суждено стать великими воинами, которые, когда вырастут, прославят богов, доставив множество пленников для жертвоприношений.
Сикотепек и впрямь стал великим воином, лучшим из тех, что служили Монтесуме.
— Другой мальчик, оказавшийся тогда со мной, — сообщил Сикотепек, — был Атоксотль, ставший отважным стражником, другие же, тоже прекрасные воины, погибли от рук Альварадо, когда он остался командовать в Мехико, поскольку Кортес отправился в поход на Нарваэса. Альварадо тогда устроил резню и убил наших лучших людей, приняв наш великий праздник за начало военных действий, — мрачно добавил он, охваченный печальными воспоминаниями.
Я сделал неловкую попытку оправдать поступок Альварадо.
— Христианам трудно усмотреть разницу между праздничными церемониями, принятыми у мешиков, и настоящей войной, — тихонько пробормотал я, но Сикотепек не удостоил меня вниманием.
— Поскольку благодаря нам пошел долгожданный дождь, от которого зависит, родит ли земля хороший урожай, — продолжал он, устремив взор куда-то вдаль, за горизонт, — мы четверо обрели благословение вод и никогда не могли бы захлебнуться, ибо наши головы всегда оставались бы над водой.
Я весьма удивился этим словам, так как было непонятно, чем же тогда объяснить сильный страх, который Сикотепек испытал во время шторма, если он впрямь свято верил речениям своих жрецов. Впрочем, быть может, он боялся не моря, а того, что его пронзит молния. Так или иначе, я решил не указывать ему на это противоречие, чтобы не задеть его чувства.
Индеец рассказал мне эту историю так, как узнал ее со слов своих родителей, ибо в столь нежном возрасте сам он не мог помнить об этом происшествии. Однако рассказ о нем запечатлелся в его душе, и он до сих пор убежден, что от смерти его спасло лишь вмешательство богов, а потому хранит нерушимую верность Тецкатепуке и Уйчилобосу.
Я воспользовался случаем, чтобы еще раз указать ему на кровожадный нрав его идолов, которые вовсе не добрые боги, но настоящие бесы, желающие смерти и мучений для всех людей. Хотя Сикотепек и выслушал меня со вниманием, но не изменил своих убеждений, пообещав мне, однако, что причислит к своему пантеону Деву Марию и Младенца Иисуса, поскольку ни Тецкатепука, ни Уйчилобос не имеют ничего против этого.
Я также рассказал ему об обычаях христиан и о том, что он увидит в Португалии и в прочих цивилизованных странах, чтобы все это не застало его врасплох, и он слушал меня с великим вниманием. Он снова заинтересовался тем, что, оказывается, есть несколько христианских королевств, и я опять объяснил ему это на примере мешиков, тласкальтеков и мичоаканцев, у которых тоже разные обычаи, хотя они чтут одних и тех же богов. Подобно сему Испания, Португалия, Франция и Англия, веруя во единого Бога, составляют тем не менее разные государства, и в каждом свой язык, и они могут воевать друг с другом, так же как туземные королевства воюют между собой в Новой Испании.
Проводя время в таких беседах, мы без приключений подошли к острову Терсейра, и было это в седьмой день месяца июня того же самого года.
Глава XXXI,
в которой рассказывается о нашем прибытии на остров Терсейра, о том, как мы отыскали Себастьяна Домингуша, который должен был отправить нас в Лиссабон, и о том, что происходило до нашего отъезда с Азорских островов
Наша флотилия, двигавшаяся стройно и дружно, прибыла на остров Терсейра в полдень. Адмирал похода Хуан де Бургос не позволил ни одному из кораблей войти в гавань: заходить в португальские порты было запрещено, чтобы не лишиться золота и прочего ценного груза, так что вода и провиант подвозились к судам на шлюпках.
Благородным господам было разрешено сойти на берег, для чего с пристани прислали небольшой бот. Сикотепек в качестве слуги сопровождал меня, взяв лишь самую малую ручную кладь.
В гавани мы спросили, как разыскать Себастьяна Домингуша, португальского чиновника, доверенное лицо Кортеса. Нам указали, в какой стороне он живет, и заверили, что найти дом чиновника не сложно: на этом острове так мало жителей, что просто нельзя заблудиться. И действительно, очень скоро мы уже оказались на месте. Было обеденное время, и Себастьян Домингуш, которому подали наши рекомендательные письма, весьма учтиво встретил нас, провел в обеденную залу и усадил с собой за стол.