Изувер
Шрифт:
— Можно, — сказал Самойлов. — Но отсюда выяснять трудно. Вернее, не так быстро…
— Съездите в Москву, — предложил Гольст.
— Это очень важно? — на всякий случай полюбопытствовал инспектор.
— Как знать, — улыбнулся Гольст. — Смотря какие сведения вы привезете оттуда.
И они стали обсуждать, что именно должен был выяснить капитан Самойлов у несостоявшейся невесты Бориса Ветрова.
Вернулись из Кисловодска Цыплаковы, те самые, чья дача находилась рядом с ветровской. В роковую ночь на первое сентября они не спали,
Правда, другие соседи, Бобринские, уже назвали интервал — 3-4 секунды.
Однако Бобринские были разбужены выстрелами. А, как известно, разбуженный человек находится в заторможенном состоянии и не сразу может разобраться в происходящем.
И вот Цыплаковы на допросе категорически заявили: выстрелы со стороны дачи Ветровых прозвучали один за другим с интервалом не более чем 3-5 секунд. Показания соседей совпали.
Сомнительно, чтобы Александр Карпович за эти секунды выстрелил в жену, успел обойти кровать, лечь, накрыться одеялом, перекинуть через приклад веревку, привязанную к спусковому крючку, и убить себя. Был проведен следственный эксперимент, чтобы выяснить, возможно ли такое. Он показал, что нет. Для всех этих операций пяти секунд было явно недостаточно.
Продолжая изучать фотографии с места происшествия, Гольст обратил внимание на еще одно важное обстоятельство. Как следовало из первого заключения судмедэкспертов, во время выстрела в А. К. Ветрова срез дульной части ружья находился от его головы на расстоянии 4-6 сантиметров. Следовательно, если бы он стрелял в себя сам, то одной рукой держал бы ружье за дульную часть ствола, причем у самого среза. Попали бы в этом случае брызги крови на руку? Остались бы следы пороховой копоти? На фотографиях ни того, ни другого видно не было. В протоколе осмотра места происшествия эти детали тоже не были зафиксированы.
Чтобы внести ясность в этот вопрос, Гольст вынес постановление о назначении повторной судебно-медицинской экспертизы (для этого требовалось эксгумировать труп А. К. Ветрова), которую поручили группе авторитетных специалистов.
Тем временем Владимир Георгиевич получил наконец возможность встретиться с еще одной свидетельницей, Изольдой Романовой, и допросить ее.
Девушка выглядела неважно после только что перенесенного воспаления легких. Когда Гольст сказал, что хочет поговорить с ней о Борисе Ветрове, на ее бледных худых щеках выступил лихорадочный румянец.
— А при чем здесь я? — волнуясь, спросила она.
— Вы близко знали его? — в свою очередь задал вопрос следователь.
— Близко? — почти с испугом переспросила Изольда. — Нет… Впрочем…
Ну, встречались с ним. Два или три раза. В компании.
— Где именно?
— Ну… У одного моего знакомого…
Дома…
Она не знала, куда девать руки.
— Не надо так волноваться, — успокоил девушку Гольст. — Постарайтесь вспомнить,
— Хорошо, — тихо произнесла девушка. — Это было… в декабре прошлого года… Да, в декабре. Я тогда встречалась с другом Бориса Ветрова.
— Фамилия друга?
— Полонский. Его тоже Борисом зовут. Мы слушали музыку, танцевали.
Ветров был со своей девушкой, Леной.
Фамилию не знаю. Вскоре у нас с Полонским произошел разрыв, поэтому с Ветровым я больше не виделась. Вот и все…
— Все? — повторил следователь, внимательно глядя на девушку.
Она опустила глаза и не ответила.
— А у нас есть сведения, что в январе этого года вы имели с Борисом Ветровым какие-то отношения. Так?
— Нет! — воскликнула девушка. — Нет! Не могла же я с ближайшим другом Полонского…
Она замолчала, нервно хрустя пальцами.
— Я прошу вас рассказать всю правду, — мягко сказал Гольст. — Это очень важно. Весной у вас были неприятности, верно?
Изольда молча кивнула.
— Вам было очень плохо, — продолжал следователь. — Даже жить не хотелось…
Девушка тяжело вздохнула.
— Ветров имел отношение к этому?
— Не Ветров. Полонский, — с трудом выдавила из себя Изольда и добавила.
— Впрочем, Ветров тоже.
— Так в чем же дело? Я понимаю, вам трудно говорить. Это, вероятно, очень личное… Но, поверьте, я спрашиваю об этом только по долгу службы.
— Хорошо. Я скажу… — Девушка некоторое время молчала, прерывисто дыша. — Скажу… Полонский обещал жениться на мне… В общем, я забеременела от него. И тут выяснилось, что он и не собирается жениться. Я узнала, что он со многими поступал так. Уверял, что женится, а потом бросал…
Кстати, Ветров не лучше. Правда, у него другой способ…
— Способ чего? — не понял Гольст.
— Чтобы переспать с кем-нибудь…
Полонский как-то проболтался. Ветров обычно подсыпал в вино снотворное.
«Так, наверное, произошло и с Мариной», — подумал следователь, вспомнив показания Зубовой.
— И многих девушек соблазнил Ветров? — спросил он.
— Не знаю.
— Ладно, продолжайте, пожалуйста, о себе.
— Я поняла, что с Полонским у нас все кончено. Но как быть с беременностью? Если это дойдет до моих родителей, я не знаю, что они сделают со мной и с Полонским, — в голосе Изольды послышались слезы. — Я вас очень прошу…
— Успокойтесь, пожалуйста. От нас никто ничего не узнает.
— Ну, я встретилась с Полонским, попросила его помочь мне избавиться от ребенка. Ведь он будущий медик. Он пообещал что-нибудь придумать. А через несколько дней позвонил мне и сказал, что договорился с Борисом Ветровым, который сделает все, что нужно. — Изольда замолчала. Из глаз ее закапали крупные слезы. Она вытерла их ладошкой и продолжала: — Мы с Ветровым поехали к нему на дачу. Там никого не было… Борис сказал: «Я сделаю тебе три укола, но при одном условии…