Изувер
Шрифт:
— Несолидно. Значит, скупердяй, да еще нечестный, — подытожил Ворожищев. — Хорошенький пример для детей. Вот так и вырастают хапуги да стяжатели.
Разговор зашел о ночи с 31 августа на 1 сентября.
— Мне не дают покоя показания Бобринских о выстрелах, — сказал Гольст.
— Если они не ошибаются, версия о самоубийстве Ветрова и убийстве им жены представляется более чем сомнительной.
— Да, — кивнул Сергей Михайлович, — три-четыре секунды… Успеть в такой короткий срок убить жену, потом лечь в постель и — выстрелить в себя вряд ли
Владимир Георгиевич пожал плечами.
— Вообще-то оценка времени субъективна. Зависит от состояния человека. В иных ситуациях и мгновение кажется долгим.
— Надо уточнить у кого-нибудь еще.
Рядом с Ветровыми находится дача неких Цыплаковых. Борис говорит, что они прибежали к ним почти одновременно с Бобринскими. Они не спали всю ночь, сидели у постели тяжелобольного. Значит, тоже слышали выстрелы.
Их сейчас нет в городе, отдыхают в Кисловодске. Скоро должны вернуться. Тогда и допросим.
— Не забывайте, что муж и жена Бобринские одинаково определили интервал между выстрелами.
— Владимир Георгиевич, — задумчиво произнес Ворожищев, — если предположить убийство… Не мог это сделать Бобринский? Вы же сами говорите, что он едва не подрался с Ветровым из-за той пятерки, которую Александр Карпович вычел из денег домработницы.
— Не едва, а подрался, — уточнил Гольст. — Их разняли и успокоили Цыплаковы.
— Вот видите. Помимо обиды, тут могла быть еще и зависть. Для Бобринского Ветровы кто? Барчуки. Заносчивые и к тому же нахальные.
— Обидели мужика крепко, это верно, — согласился Гольст.
— Что представляет из себя Бобринский?
— Несдержанный, вспыльчивый. Его в Быстрице побаиваются. Но чтобы пойти на убийство… — Владимир Георгиевич покачал головой. — На меня он произвел неплохое впечатление. Прямой, справедливый, рассуждает трезво.
— А может, довели его эти Ветровы?
— Будем проверять, — сказал Гольст.
Допрос тетки Надежды Федоровны, бабы Мани, как называчи ее в семье Ветровых, провел следователь Ворожищев.
Мария Ивановна была крепкой старухой. Простое крестьянское лицо, круглые щеки с мелкими розовыми прожилками, мягкий деревенский говор.
Чувствовалось, что Мария Ивановна недолюбливала супруга своей племянницы.
— Бог ему судья, — сказала она об Александре Карповиче. — Но хочу заметить: до него Надя была другая. Это уж при Александре стала такой жадной.
У Ветрова ведь раньше была другая жена. Развелись сразу после войны. Я слышала, она сама ушла. Допек муженек своей скаредностью. А Надежда пошла за Александром — как в омут кинулась.
Еще бы, мужиков вокруг мало, погибли на войне… Ветров был с положением, солидный. Сошлись они в сорок пятом, а через год Боря родился. Живут год, другой, третий, а все не расписываются. Я как-то спросила у Нади, почему не оформляете брак по закону? Не боишься, что он бросит тебя с сыном — и поминай как звали? Она отвечает: нет, не бросит. А не регистрируемся, потому что мне пособие платят как материодиночке. Это ее Александр подучил.
Уж
— Как Александр Карпович относился к своим детям? — спросил следователь.
— Борьку в свою веру обратил. Деловой… Не чихнет за просто так. Отец сызмальства приучил: получит в школе четверку — деньги на мороженое, пятерку — на кино. В институт поступил — на тебе пятьсот рублей.
— За что? — удивился Ворожищев.
— Ну, потрудился, мол, заработал.
— Так ведь институт сыну нужен, а не отцу.
— Вот и я говорила: кого ростите? — она сделала ударение на первый слог, отчего слово прозвучало как-то значительнее. — Он же сам потом, когда в старости будет ухаживать за вами, плату потребует…
— Это вы Александру Карповичу говорили?
— Наде. Она только молчит… Да и что с нее взять — на мужа, как на икону, молится, — баба Маня вздохнула. — Что вы хотите, сыну шестой годок шел, а ему бочонок подарили, чтобы деньги копил. Вот и вырос такой же, как папаша…
— А Лариса?
Мария Ивановна расплакалась. Внучатую племянницу она любила. Единственную из всех Ветровых. За ее приветливый нрав, доброту и бескорыстие.
— Поверите, — сказала старушка, — своих детей так не любила, как Ларочку…
Ворожищев поинтересовался, известно ли Марии Ивановне о психической болезни Ветрова-старшего.
— В первый раз слышу! — удивилась старушка. — По-моему, был отменного здоровья мужчина…
— А его брат, Иван Карпович?
— А что брат? — в свою очередь спросила баба Маня.
— Он ведь, говорят, покончил с собой. На почве шизофрении.
— С чего это взяли? Тоже был нормальный. На охоте погиб. Любил того, — она щелкнула себя по воротнику, — вот под этим делом нечаянно и выстрелил в себя. Ружье чистил вроде бы или еще что произошло… Факт только, что по неосторожности это вышло. Вот до чего вино доводит, — она осуждающе покачала головой.
Проверкой было установлено: действительно, родной брат Ветрова, Иван Карпович, погиб в результате несчастного случая. Ни шизофренией, ни другими психическими заболеваниями он не страдал.
Беседы со знакомыми Александра Карповича также доказывали: никто даже не подозревал, что у бывшего директора фабрики была шизофрения.
Все это казалось более чем подозрительным. Гольст еще сильнее усомнился в болезни Ветрова, когда ознакомился из личного дела с автобиографией Александра Карповича. Из нее вытекало, что А. К. Ветров находился на фронте и после контузии был уволен в запас.