Изувер
Шрифт:
— В каком смысле? — не понял Гольст.
— Приучал детей к строгости и труду. К примеру, надобно забор покрасить.
Другой бы со стороны нанял. А Ветров говорит сыну: хошь, мол, заработать — вот тебе краска, вот кисть. Кончил красить — получай заработанное…
— Вы хотите сказать, что Борис выполнял дома работу за деньги? — уточнил следователь.
— Ну да, — подтвердила Бобринская. — Вскопал огород — денежки на стол. У их, как говорится, все было на хозрасчете. Тряпку просто так не выбросят. Но это уже жадность, я так мыслю. Особенно Надежда
— Из-за чего?
— Да ладно, — отмахнулась Анастасия Петровна. — Что уж вспоминать…
— И все же? — настаивал Гольст.
— Обидно, — с горечью проговорила Бобринская. — Я уж у их старалась, как говорится, не за страх, а за совесть.
Драишь полы, стекла — чтоб ни пылинки… Думаете, с моей ногой это просто? Пришла я однажды к Надежде Федоровне за месячным расчетом. Дала она деньги. Смотрю, пятерки не хватает. Я этак культурно, вежливо говорю:
«Вы, Надежда Федоровна, наверное, обсчитались». А она: «Нет, мол, милая, все правильно. Забыла, что дала для твоей Фай Ларочкино платье?» Поверите, товарищ следователь, я чуть не села. Лариса из платья того выросла. Да и не просила я платье это. На что оно?
Надежда Федоровна сама мне сунула.
Ладно, думаю, пятеркой не озолочусь, нехай у Надежды Федоровны совесть заговорит… Правда, не сдержалась, пристыдила ее. Она отвечает: ежели не хочешь у нас работать, так и скажи. Ну, я и ляпнула: да, не хочу! Поцапались мы и разошлись. Дня через три Александр Карпович пожаловал. Нечего, мол, дуться, приходи, как прежде. Я уж остыла. Помирились. Но пятерку она так и зажил и л а…
— Давно это было? — спросил следователь.
— Года два назад. А этим летом?..
Валялся около сарая Ветровых кирпич — половинки, четвертинки. Остатки. Борис вывез за ограду, за деньги опять же.
Мой, — так называла Бобринская мужа, — говорит Карпычу: сосед, можно взять кирпич? Нам аккурат надо было пристройку чинить. Ветров говорит:
бери, коли надо. Ага. Перетаскали, починили пристройку. Потом дает мне Карпыч расчет за месяц. Гляжу, опять пятерки не хватает. Надежды Федоровны как раз не было, она цветы продавать поехала в город. Спрашиваю: где пятерка? Ветров говорит: кирпич брали? Брали. Я ему: так ведь бой, вам все равно не нужен. А он на полном серьезе: раз вам нужен, значит, платить надо.
Не у нас, так в другом месте купили бы.
И пошло-поехало… Целую лекцию мне прочитал, что каждая вещь свою цену имеет. Ну, плюнула я, повернулась и ушла. Мой как узнал, тут же к Ветровым побег. Чуть не до драки дошло…
Но куда ему с двоими? Борис за отца вступился. Я решила: все, ноги моей больше у них не будет. После той ссоры не ходила убирать.
— А это когда случилось?
— Да за неделю до пропажи Ларисы, — Бобринская вздохнула. — Вот сейчас все думаю: и чего мы так не бережем хорошее в жизни? Ну, поругались. Из-за чего? Из-за какой-то пятерки. А теперь их уж нет… Я их, конечно, не осуждаю сейчас. Плохо, что сынка воспитали по-своему…
— А Ларису?
— Ларочка
Нет, говорит, в дом, так ты из дома…
Может, Ларочка поэтому и убегла? — Анастасия Петровна жалобно посмотрела на следователя. — Сердечко хорошее было у девочки. Сколько раз она плакала вот тут, — хозяйка показала на старенький диван.
Гольст попросил Бобринскую вспомнить о событиях в ночь на первое сентября. Та рассказала, как в половине четвертого к ним прибежала невеста Бориса с охотничьим ружьем и сообщила о трагедии в доме Ветровых.
— Я в первый раз пошла в ихний дом после ссоры. Борис ходит по дому в одних трусах и майке. А что было в спальне — ужас! — Анастасия Петровна передернула плечами. — Я месяц после этого спать не могла…
— Вы слышали выстрелы?
— А как же! Очень даже хорошо слышала.
— А не можете сказать, сколько времени прошло между первым и вторым выстрелами?
Бобринская задумалась.
— Да как вам сказать… Быстро время прошло…
— Ну, сколько минут? Хотя бы приблизительно?
— Какие там минуты! Почти один за другим… Секунды три-четыре.
— Это вы точно помните? — переспросил Гольст.
— Не верите — можете у моего спросить. Он подтвердит. Зачем мне врать?
— даже несколько обиделась Анастасия Петровна.
Допросив Бобринского, следователь получил тот же ответ: между первым и вторым выстрелами прошло не более четырех секунд.
— Ну и порядки были в семье Ветровых! — заметил следователь Сергей Михайлович Ворожищев, один из участников следственной группы, когда прочитал показания соседей. — Все оценивалось в рублях. А где же сердечность и доброта, о которой говорили все вокруг? Хлебосольство?
— Насчет доброты — это для посторонних. А хлебосольство… — Владимир Георгиевич усмехнулся. — Ветровы приглашали только нужных людей. Александр Карпович имел большой круг знакомых. Например, из стройтреста — чтобы доставать стройматериалы. Начальника телефонного узла — чтобы городской телефон провести на дачу.
Замначальника горторга — дефицит…
Все как на подбор номенклатурные работники. За столом у Ветровых рекой текли коньяк, марочные вина. Само собой разумеется, икра и другие деликатесы…
— Ну, тогда понятно. И все же странно, человек с таким размахом, а мелочился. За какое-то старое детское платьице удержал у домработницы пятерку.
А история с кирпичом — просто курам на смех.
— Это что! — сказал Гольст. — В прошлом году скандал был. Пришли проверять показания электросчетчика. Дома была одна Лариса. Контролер заподозрил что-то неладное: огромный дом, разные электроприборы, даже электрическая пила, а расход энергии — на копейки. И обнаружилось приспособление для кражи электричества. Ветрову удалось замять дело через знакомых.