Изуверский интернат
Шрифт:
— В моей истории про самосвал, — продолжал мистер Ремора, в то время как Солнышко начала пробивать стопку толстой бумаги, делая из нее брошюры, — какого цвета были камни, которые он вез?
— Серые и бурые.
— Серые и бурые.
— Правильно.
— Какой глубины была керамическая кастрюлька моей мамы?
— Шесть сантиметров.
— Шесть сантиметров.
— Правильно.
— В моей истории про горностая какой был его любимый цвет?
Общеобразовательные экзамены продолжались до бесконечности, и
— Ниро, — сказал он, — нет смысла продолжать экзамены. Вайолет отличная ученица и, видимо, очень старательно занималась.
Миссис Басс кивнула головой в знак согласия:
— За все годы преподавания я ни разу не встречала более способного в отношении метрической системы мальчика, чем Клаус. Да и Солнышко как будто отличная секретарша. Поглядите на брошюры! Они изумительны!
— Пилзо! — выкрикнула Солнышко.
— Сестра хочет сказать: «Большое спасибо», — перевела Вайолет, хотя на самом деле Солнышко хотела сказать: «У меня уже рука отваливается». — Означает ли это, что мы остаемся в Пруфрокской подготовительной?
— Да, Ниро, пусть остаются, — проговорил мистер Ремора. — Почему бы не исключить лучше Кармелиту Спатс? Она вообще ничего не учит, и кроме того, препротивная особа.
— Ох да, — поддержала его миссис Басс. — Давайте устроим ей сверхтрудные экзамены.
— Я не могу исключить Кармелиту Спатс, — нетерпеливо произнес Ниро. — Она — личный посыльный Учителя Чингиза.
— Кого? — переспросил мистер Ремора.
— Вы знаете, — объяснила миссис Басс. — Учитель Чингиз, новый учитель гимнастики.
— Ах да, — вспомнил мистер Ремора. — Я про него слыхал, но ни разу не видел.
— Он — лучший в мире учитель гимнастики! — Завуч Ниро в восторге затряс косичками. — Впрочем, вы не обязаны верить мне на слово. Смотрите сами. Вот он идет сюда.
Ниро вытянул вперед свою волосатую руку, и Бодлеры в проеме двери с ужасом увидели, что завуч говорит правду. Насвистывая какую-то неприятную мелодию, Учитель Чингиз направлялся прямо к Сиротской лачуге, и бодлеровские сироты сразу поняли, каким неправильным было одно из их предположений. Не то предположение, что Солнышко не потеряет работу, хотя в конце концов оно оказалось неправильным. И не то предположение, что Вайолет и Клаус не будут исключены, хотя и оно оказалось неверным. Нет, это предположение касалось Квегмайров и того, что их часть задуманного плана прошла успешно. По мере того как Учитель Чингиз приближался, дети все яснее видели, что в одной костлявой руке он держит ленту Вайолет, а в другой — очки Клауса и с каждым шагом из-под его дорогих кроссовок вылетает белое облачко, — как догадались Бодлеры, мука из украденного куля. Но пуще ленты, пуще очков или облачков муки их напугало выражение глаз Чингиза. Когда он подошел к Сиротской лачуге, глаза его горели таким торжествующим блеском, словно он наконец победил в игре, которую вел долгое, долгое время. И бодлеровские сироты поняли, что их предположение насчет тройняшек Квегмайров было очень, очень неверным.
Глава тринадцатая
— Где они? — закричала Вайолет, когда Учитель Чингиз вошел в лачугу. — Что вы с ними сделали?
Как правило, люди начинают разговор, скажем, со слов: «Здравствуйте, как поживаете?» — но старшая из Бодлеров была слишком расстроена, чтобы соблюдать правила вежливости.
Глаза у Чингиза блестели с небывалой яркостью, но голос звучал спокойно и любезно.
— Вот они. — Он поднял вверх ленту и очки. — Я подумал, что вы будете из-за них беспокоиться и первым делом поспешил принести их с самого утра.
— Мы не этих их имели в виду! — Клаус взял очки и ленту из костлявых пальцев Чингиза. — Мы имели в виду тех их!
— Что-то я не разберусь в ваших «их». — Учитель Чингиз пожал плечами, обращая свои слова к взрослым. — Вчера вечером сироты совершали пробежки согласно моей программе, но утром они со всех ног бросились сдавать экзамены, и в спешке Вайолет уронила ленту, а Клаус очки. Но маленькая девчонка…
— Вы прекрасно знаете, что все происходило не так, — перебила его Вайолет. — Где тройняшки Квегмайры? Что вы сделали с нашими друзьями?
— Что вы сделали с нашими друзьями? — пропищал завуч Ниро. — Перестаньте болтать чепуху, сироты.
— Боюсь, что это не чепуха. — Чингиз покачал своим тюрбаном. — Как я уже начал говорить, пока девица не прервала меня, малышка не убежала со старшими. Она осталась сидеть, точно куль с мукой. Поэтому я подошел к ней и дал пинка, чтоб заставить двигаться.
— Превосходно! — одобрил Ниро. — Чудесная история! И дальше что?
— Ну, сперва мне показалось, будто я пробил в малышке большую дыру, — глаза Чингиза блестели, — что было кстати, бегун она дрянной, и положить конец ее мучениям было бы большое благо.
Ниро захлопал в ладоши.
— Я понимаю, что вы имеете в виду, Чингиз, — сказал он. — К тому же она и секретарь дрянной.
— Но ведь она отлично справилась с прокалыванием бумаг, — запротестовал мистер Ремора.
— Заткнитесь, и пусть Чингиз закончит рассказ, — оборвал его Ниро.
— Но когда я пригляделся, — продолжал Чингиз, — то увидел, что прошиб дырку не в ребенке, а в мешке с мукой! Меня надули!
— Ужасно! — воскликнул Ниро.
— Тогда я бросился вдогонку за Вайолет и Клаусом, — продолжал Чингиз, — и тут обнаружил, что это вовсе не Вайолет и Клаус, а двое других сирот — близнецы.
— Они не близнецы! — закричала Вайолет. — Они тройняшки!
— Они тройняшки! — передразнил Ниро. — Не говори глупостей. Тройняшки — это когда рождаются сразу четверо, а Квегмайров только двое.
— И эти двое притворились Бодлерами, чтобы дать им дополнительное время на подготовку к экзаменам.
— Дополнительное время на подготовку? — Ниро в восторге заухмылялся. — Хи-хи-хи! Это же обман!
— Нет, не обман! — возразила миссис Басс.
— Пропустить урок гимнастики и вместо этого учить уроки — обман.