Извек
Шрифт:
— Исполать, молодец, на все четыре ветра.
От этого тихого говора волосы на затылке шевельнулись. Сотник утихомирил помчавшееся было сердце, нарчито медленно встал и оглянулся с равнодушием досужего зеваки. За телегой, облокотясь на дорожный посох, стоял баян-былинник, с гуслями через плечо и дорожной сумой через другое. Как ни в чём ни бывало баян глазел по сторонам, будто бы не он только что приветствовал дружинника.
— И ты радуйся, во славу Рода! — ответил Сотник, еле ворочая губами.
Человек казался знакомым, и Извек судорожно вспоминал, где его видел. Баян тем временем не спешил. Вышел
— Ты, видать, из Киева будешь?
— Из него.
— Не откажи в любезности, поведай, как там житьё-бытьё. Давно в тех краях не был, да сколь ещё не буду…
Сотник помедлил, признав в баяне полупьяного кощунника из давешней корчмы, правда дерюжка, покрывавшая тело, куда-то исчезла, а на плечах белела длинная рубаха, расшитая красным узорочьем с тайными знаками, ведомыми немногим.
— Живём, хлеб жуём, пока мяса не предложат. А как предложат, так и пивом запиваем.
— Это славно, — улыбнулся кощунник. — Я про другое. Мне интересно, как в кабаках, да в подворотнях?
Извек напрягся. Вестового с грамотой описывали по-другому, но спрашивающий явно ждал от него заветного слова. Всё ещё сомневаясь, Извек пожал плечами, простецки посмотрел на баяна.
— В кабаках-то? По-прежнему, пьют, да пляшут.
— А в подворотнях? — не унимался кощунник.
— В подворотнях по-прежнему режут. — тихо проговорил Сотник и уставился на носок своего сапога.
Старичок сдержанно кивнул, зачем-то подвигал гусли, наконец, хитро оскалившись, вымолвил:
— Кабак он на то и кабак, а добрые люди по подворотням не шастают.
Не произнося больше ни слова, полез в дорожный мешок, выудил свиток с нашлёпками печатей, незаметно опустил рядом на землю. Тут же встал и, не прощаясь, двинулся восвояси. Извек посидел, пока кощунник не затерялся в толпе, поднял свиток и, сунув за горловину доспеха, направился в другую сторону. На подходе к корчме заметил в дверях пацана. Поманил пальцем, шепнул мальчишке, чтобы собрал чего в дорогу, сам направился седлать Ворона. Когда вывел коня на двор, пацан уже ждал с чистой тряпицей в руках. Увидав Извека, споро подбежал, протянул свёрток, радостно отчеканил:
— Лопатка кабанья. Лук. Пара груш… Вьюны. Два. В тесте.
Ловко поймав на лету монетку, просиял как утреннее солнышко, отпорхнул на крыльцо. Уже оттуда, заметив, как гость поглядывает на облака, крикнул:
— В добрый путь! Дядька Жёлудь говорил, что дождя не будет, езжай, не рубись! К вечеру развеет.
ГЛАВА 3
Поздно искать виноватых…
Далеко за полдень дорожка вывела в редкий перелесок с большими шелудивыми полянами. На одной из них, прямо на пути Извека сидела костлявая фигура в пожухшей дерюге. Ворон замедлил шаг, остановился неподалёку от незнакомца. Сотник зыркнул по сторонам, нет ли в кустах приятелей бродяги.
Эх, не люблю засады и охоты, подумал он, но не увидав намёка на чьё-либо присутствие, рассмотрел сидящего. Дубленное солнцем лицо обрамляли седые пыльные волосы, спускающиеся по плечам до самых локтей. Борода все ещё имела пару чёрных прядей
— Исполать тебе, доблестный Извек, — проговорил незнакомец, и коснулся травы в земном поклоне. — Велено спросить: здоров ли лучший ратник княжьей дружины?
— Так уж и лучший?! — усмехнулся Сотник, подозрительно поглядывая то на мосластую фигуру, то на густые заросли. — Я слышал, есть вои и получше!
— Были! — уверенно поправил бродяга. — Но после Рагдая, ты один остался. Пока один.
Сотник едва удержал поползшие на лоб брови, незаметно поправил ножны.
— А мы, надо думать, встречались?
Калика отрицательно качнул головой. Не подал виду, что заметил опасения всадника, но чтобы развеять сомнения, переложил рогатину по другую руку и развернул остриём назад.
— Нет, ныне впервой и, думаю в последний. А имя твоё мне Синий Волк назвал. Велел передать, что будет ждать у Каменного Круга. Просил поспешать.
Извек с облегчением вздохнул. Про Каменный Круг, кто попадя, не ведает. Видать и в самом деле надо торопиться, если Селидор прислал за ним одного из перехожих.
Незнакомец меж тем шагнул в сторону и растаял в зарослях.
— Вот и поговорили. — пробормотал Сотник. — Вопросы позадавали, ответы послушали. Можно сказать, успели друг другу надоесть.
Пустив Ворона рысью, стал прикидывать крюк до урочища Селидора. Когда впереди обозначился знакомый лес, день почти иссяк и солнце торопливо скрывалось за ровным окоёмом. В чащу заезжал в сумерках. Ворон привычным чутьём выбирал прореди над кабаньими тропами, пока хозяин не заметил заветную балку с редколесьем. Незадолго до появления луны, уже чувствовался знакомый дух, присущий только этому месту. Пахло ползущим по стволам подъясеня мхом, цветами стой-травы и перезрелым споровником. Ворон сопел, дивясь чудным запахам. Копыта тонули в гуще зипун-травы. Изредка в тишине сочно хрустел раздавленный жмень-стебель, добавляя туману привкус легкой горечи. За полсотни шагов от капища Извек спешился. Протиснувшись сквозь путаницу черного малинника, смахнул с лица налипший мусор и остановился неподалёку от круглой полянки.
Селидор восседал на отполированном веками камне. Сидел давно: Извек издали заметил серебристую сеть паутины, колышущуюся между локтем волхва и резным основанием идола Перуна. Остановившись в десяти шагах, Сотник приложил ладонь к груди и вытянул руку в сторону наставника. Взгляд сидящего двинулся, клинком упёрся в грудь Извека, поднялся выше и пробуравил переносье. Еле слышно треснула паутина. Рука Селидора гулко стукнулась в грудь с красным узорочьем рубахи и выметнулась к дружиннику. Крепкая длань указала на один из камней по правую руку. Взор наставника потеплел, но лицо оставалось суровым, будто пришёл не любимый воспитанник, а незнакомый путник. Извек сел, ожидая от старшего первого слова. Уже не удивился, тому, что угли посреди кострища сами собой задымили и плеснули непоседливыми язычками пламени.