Изверг
Шрифт:
Пожалуй, именно поэтому он весьма безразлично отнесся к вечернему звонку Кристины Бьёрнссон. Было полдвенадцатого, они переглянулись, решили, что это журналисты, но в конце концов все-таки сняли трубку.
Микаэла — поняв, в чем дело, — начала истерично сыпать вопросами еще во время разговора, а Кристина, похоже, старалась на свой юридический лад утешить его, однако он не мог разделить их чувства, совершенно не мог, ведь ничего не существовало, по крайней мере здесь.
На самом деле известие, что прокурор обжаловал постановление суда и принял решение на следующий день снова потребовать его ареста, он воспринял чуть ли не с облегчением.
Они опять лишат его обыденности.
Превратят
Закончив разговор, он снова лег в постель. Долго целовал Микаэлу, он снова постарается заняться с ней любовью.
•
Черный автомобиль, они всегда черные, с дополнительными зеркалами заднего вида и стеклами, сквозь которые ничего не видно. Приехали за ним рано утром, трое полицейских; двоих — хромого и вежливого — он уже знал, третий, молодой здоровяк, сидел за рулем. Все трое в штатском, встретили его у дверей, говорили мало, позволили ему обнять Микаэлу, подождали, когда он соберется. В полном молчании они проехали через Стренгнес — он сидел на заднем сиденье рядом с хромым, с Гренсом, — и за несколько минут добрались до трассы Е-20, где еще увеличили скорость. Второй черный автомобиль шел сзади, впереди — полицейский мотоцикл.
Гренс попросил сидящих впереди убавить громкость радиосвязи и вставить в сиди-плеер диск, который он держал в руке. Вежливый, Сундквист, спросил, неужели и на обратном пути без этого не обойтись, Гренс раздраженно заворчал, и в конце концов молодой здоровяк сказал «черт с вами, давайте сюда ваш диск» и включил плеер.
Сив Мальмквист. Фредрик был совершенно уверен.
Как сладко о мехах и о машинах ты мне шепчешь и думаешь, приду, лишь пальчиком поманишь.Гренс закрыл глаза, медленно покачиваясь взад-вперед. Фредрика передернуло. Текст невыносимый, как и ее бойкий, озорной голосок конца пятидесятых — начала шестидесятых, времен наивной Швеции, неиспорченной, полной надежд, времен расцветающего мифа, и выглядело все тогда не так, конечно, он был в ту пору ребенком, но помнил отца и побои, помнил мать и ее сигареты «Кэмел», когда она отводила глаза, не было никакой Сив Мальмквист, ни тогда, ни теперь, это чистой воды самообман и бегство, и он едва не спросил зажмурившегося полицейского, от чего он убегал, почему упорно не желал оставить то, что даже тогда, давным-давно, не существовало, в какой норе он с тех пор прятался?
Сив пела всю дорогу. Пятьдесят минут до крунубергского СИЗО. Гренс ни разу не открыл глаза. Двое впереди смотрели перед собой, мысленно находились в другом месте.
Они увидели их сразу, как только свернули на Бергсгатан.
Еще больше, чем в прошлый раз.
Тогдашние две сотни демонстрантов обернулись пятью сотнями.
Люди стояли лицом к зданию СИЗО, кричали хором, грозили плакатами, плевались, насмехались, время от времени швыряли булыжники в сторону подъезда. Несколько секунд — и один из толпы заметил приближающийся мотоцикл и две легковушки. Все побежали навстречу, взялись за руки и быстро окружили машины. Потом цепью легли на землю, мотоцикл и машины не могли двинуться ни вперед, ни назад. Молодой здоровяк обвел взглядом своих пассажиров, как бы ища поддержки, после чего схватил микрофон полицейской радиосвязи:
— Прошу подкрепления! Повторяю, прошу подкрепления!
Почти сразу из динамика послышалось:
— Количество противников?
— Несколько сотен! Демонстранты возле Крунуберга.
— Подкрепление будет с минуты на минуту.
— Есть опасность, что они попытаются освободить арестованного!
— Езжайте дальше. Езжайте дальше!
Фредрик видел людей вокруг машины. Слышал, что они кричат, видел надписи на плакатах, но не понимал. Что они здесь делают? Он их не знает. Зачем они используют его имя? Случившееся не имеет к ним никакого касательства. Это его схватка. Его кошмар. Большинство из них лежали на земле, прямо под ним. Рисковали жизнью. Ради чего? Знают ли они? Он их не просил. Они ничем не отличаются от репортеров, стоявших у его забора. Что те, что другие паразитируют на чужой беде. В данный момент на его собственной. Почему они так делают? Разве они потеряли единственную дочь? Разве застрелили другого человека? Эх, если б у него достало храбрости опустить стекло и спросить их, заставить посмотреть ему в глаза.
Они молча сидели в машине, окруженные, парализованные. Молодой здоровяк явно нервничал, тяжело дышал, размахивал руками, то отпуская ручной тормоз, то дергая рычаг коробки передач. Сундквист и Гренс не шевелились, будто не обращали внимания на происходящее, терпеливо ждали.
Снова голос из динамика:
— Всем постам. Сотруднику возле Крунуберга, на Бергсгатан, нужна помощь. Около пятисот демонстрантов, вооруженных камнями. Приказываю разогнать демонстрацию, но больше ничего не предпринимать. Ваше личное мнение держите при себе.
Гренс посмотрел на него. Хотел увидеть его реакцию. Но не увидел. Фредрик слышал сообщение, удивился его содержанию, но ничего не выказал, ничего не сказал.
Молодой здоровяк включил задний ход. Движок взревел. Машина сдала назад на несколько дециметров, он словно проверял храбрость демонстрантов.
Они по-прежнему лежали.
Кричали.
Он врубил первую передачу, проехал вперед метр-другой, мотор снова взревел. Демонстранты лежали, теперь уже насмехались, распевая песни о легавых свиньях.
Внезапно некоторые встали, направились к машине.
Подобрали булыжник, швырнули в заднее стекло. Оно разбилось, камень отскочил от сиденья между Фредриком и Гренсом, ударился о спинку водительского кресла и упал на пол. Фредрик почувствовал, как на шею посыпались осколки.
Больно. Он посмотрел на Гренса, у того по щеке текла кровь. Молодой здоровяк, чертыхаясь, опустил боковое окно, достал оружие. Направил пистолет в небо, сделал предупредительный выстрел.
Демонстранты бросились на землю. Водитель так и держал пистолет за окном.
Неожиданно его ударили по плечу, раз и другой — пистолет выпал из его ладони. Парень лет двадцати мигом подобрал оружие, встал и, держа его обеими руками, прицелился в лицо молодого здоровяка.
— Езжай! — гаркнул Эверт Гренс. — Езжай, мать твою!
В голову водителя целился пистолет. Впереди на земле лежали люди. И позади тоже. Он медлил.
Пуля прошла в нескольких сантиметрах от его левого уха и, пробив лобовое стекло, вылетела наружу.
Он ничего больше не слышал, устремил взгляд на дерево впереди и нажал на газ. Люди за окном кричали, когда он проехал по ним. Их тела беспорядочно стучали о днище автомобиля. Машина выбралась на Бергсгатан и уехала, как раз когда прибыли первые два автобуса с подкреплением. Демонстранты уже вскочили на ноги и толпой бросились к вновь прибывшим полицейским, окружили их, навалились на автобусы, раскачали и перевернули. Потом отступили, подождали, пока полицейские, снаряженные для борьбы с уличными беспорядками, выбрались наружу и выстроились шеренгой. Кое-кто из демонстрантов спустил штаны и принялся мочиться.