Изверги
Шрифт:
Те — спокойно ждали. Их лица на первый взгляд как ей показалось, ничего теперь не выражали. Видно было впрочем, только то, что они с некоторым удовольствием наблюдали, как она тщетно пытается выбраться из «глубокой скользкой канавы» куда они её своей шуткой (вроде как случайно!) столкнули. Но она им была нужна для разговора, а соответственно им было явно небезынтересно, когда же она соизволит-то — бедняжка такая — наконец, выбраться из своего стопорного состояния.
Молодой человек (по всей видимости, он был самым главным среди них) хоть и миленько, но при этом довольно-таки гнусненько и ехидненько ухмыляясь, теперь уже нагло наблюдал её… и молчал. Молчал как рыба! Однако в его глазах легко читалось: «Я-то о тебе, миленькая моя, всё знаю…», — но при всём притом умилённо ожидая
— Я — не я… я — ничего не знаю… я только… это они… я сознаюсь, — наконец почти бессвязно пролепетав чего-то, вновь попыталась в глубоком волнении объяснить она. Чего-то в отчаянии втолковать им. Хоть она ещё и не представляла себе пока, в чём она должна или вообще в чём даже будет сознаваться, — собственно что я?! Вы и сами раз уж вы здесь, всё прекрасно, наверное, знаете…
— Ну-ну, ещё чем-нибудь порадуйте… — проговорив это, молодой человек весело глянул на своих товарищей. И они вдруг нагло и нарочито громко хором расхохотались, чем ещё больше смутили Таню. Та, продолжая, не то чтобы ничего не понимать, а как бы напротив слишком много чего-то себе в голове наоборот придумывать, наверное, вплоть — «До трёх лет расстрела!» — вся вдруг раскраснелась. И наконец, не выдержав, почти вот разрыдалась бы, или еле сдерживая слёзы, продолжала, только играть лицевой мимикой. Если бы она сейчас увидела бы себя со стороны, она бы скорей всего выпрыгнула бы из окна от неминучего позора.
— Милая, Татьяна Ивановна! — как по взмаху руки неожиданно прекратился смех и со специально вычурно рисованным уважением и даже полускрытой лаской проговорил всё тот же баритон, — вы нас дорогая, Татьяна Ивановна, с кем-то перепутали. Мы — совсем другие люди… Понимаете, мы, не из милиции… И не из других, каких-либо, глупых государственных инстанций. Мы, вот пришли к вам с прекрасным — изумительным! — предложением. Вот эти великолепные парни, — тут молодой человек указал рукой на стоявших рядом действительно соответствующих этому слову мужчин. Дальше продолжая красочно и ядовито улыбаться, добавил:
— Вас дорогая, Татьяна Ивановна, очень, глядя на ваш трепет и страх. Хотят стать вашими, так сказать, ангелами хранителями. Вам милая, Татьяна Ивановна, это будет практически, почти! ничего не стоить… так безделица! Пустячок…
Тут он потянулся и, взяв со стола карандаш и листок бумаги чего-то аккуратно совсем не торопясь, написал на нём. Потом молчком пододвинул его по столу прямо под нос шокированной женщины, а сам расслабленно откинулся на спинку стула в скромном ожидании.
Татьяна Ивановна, мало ещё чего понимая, машинально уткнулась носом в листок. Как близорукая она с минуту тупо смотрела на каракули, написанные на листке совершенно не видя их. Вдруг она встрепенулась, как будто до неё что-то всё-таки дошло. И собиралась уже возмутиться: «Что это хулиганство! Что она не нуждается ни в каких ангелах хранителях…» и т. д. и т. п. Но когда она мысленно хотела уже добавить, что она вызовет сейчас милицию. Тут же ей хватило ума — неожиданно осечься — ещё пока там же в мыслях… И как она внезапно было встрепенулась, так же внезапно и остыла. В её голове началось другое движение. Страхом давеча порабощённые мозги вдруг снова начали, хоть неохотно и беспорядочно, но включили свою работу. Ей даже показалось, будто бы они загремели так громко, что это грохотание услышали и посетители. Она даже зажмурилась сильно-сильно. Татьяна Ивановна поняла. До неё, наконец, дошло, что это никто иные как настоящие бандиты. Она много слышала о них, но ей до этого как-то ни разу не приходилось с ними сталкиваться. Вот так вот — близко. Она даже вспомнила, как называются их услуги — «крыша». Да! вот именно так и называются их услуги — «кры-ша».
Даже в кругу соучредителей неоднократно обсуждался этот вопрос. Правда, пока вскользь, как о вероятно возможной — некоей всего лишь ерунде. Вроде как совсем не заслуживающей их особого внимания. Тогда к общему знаменателю они так и не пришли. Но вот теперь?! Ей вспомнилось как Виктор Семёнович бывший коммунист, а ныне пенсионер, брызжа ещё тогда слюной, возмущался и требовал, в случае чего игнорировать их. Дескать, нечего кормить тунеядцев!..
Хотелось бы ей сейчас посмотреть на него вместо себя. Как бы он сам при теперешних-то обстоятельствах повёл бы себя. Да и все они, потом, вроде как поддержали его такую строгую позицию, в том числе и она. Только вот теперь она была — до истерического смеха! — совсем противоположного, абсолютно другого мнения. Среди этих трёх мужчин она чувствовала себя, по меньшей мере, как чувствовала бы себя мышь, прижатая металлическим ковшом экскаватора. Нет! такой вопрос она, однозначно решать в одиночку, не только не может, но и совершенно не желает. Думая так Татьяна Ивановна даже немного осмелела. С какой стати?! она должна одна за всех сейчас отдуваться. Да она, в конце-то концов, и не имеет никакого права, единолично решать такой вопрос! Конечно!
— Ах, вот как! — наконец подняла она голову и уже совершенно другими глазами посмотрела на молодого человека, — дело в том, товарищи, что я не могу одна решить это. Мне необходимо поставить этот вопрос на обсуждение нашей коллегией…
В её голосе прозвучал неожиданный тембр даже для неё самой. Какой-то металлический. Она ещё чего-то хотела сказать, но молодой человек вдруг резко встал (чем вновь её напугал). Он, почти вроде как, уходя и даже уже повернувшись к ней спиной, собираясь, действительно, — вовсе уйти. Тем не менее, нарочито медленно обернулся всё-таки к ней. Не полностью, а так — вполоборота. Смотря на неё с невероятным презрением, проговорил. Нет, даже не проговорил, а прокудахтал:
— Кукла! Мы прекрасно, это, и без твоих соплей знаем. Млять! Мы попробуем, немножечко — совсем чуть-чуть — подождать… Трёп твою мать! Скажем до завтра. Мы знаем, что ты всего лишь пешка, но так передай королю своему. У него же есть? Своя семья, дети, которых он очень! — наверно любит. Пусть быстрее — немедленно! — шевелит своей жопой. (Или где у него там — мозги?) И завтра же даёт нам свой ответ. И вон ту бумажку, на которой я написал циферки, передай ему… Да! и скажи ему так же, что каждый просроченный день — будет ровно удваивать эту сумму…
Они медленно вразвалочку двинулись к выходу. «Великан» проходя мимо стоявшего у стены книжного шкафа вроде как невзначай — случайно, причём абсолютно при этом не утруждаясь… Как будто спугнул сидящую на шкафу муху, одним лёгким движением опрокинул его на пол. Тот с неимоверным грохотом рухнул: зазвенели стёкла, полетели в разные стороны какие-то мелкие предметы… Татьяна Ивановна зарыдала навзрыд, уткнувшись головой в стол и укрывшись руками.
Шестая глава: вертеп
С первыми лучами солнца, а это значит по майским дням очень рано, когда основная масса населения города, городков и сёл области ещё досматривает свой десятый или какой-то там сон, они уже прибыли на двух автомобилях на излюбленное место Виталия Ибрагимовича. Это была великолепная поляна на берегу реки Ока — довольно-таки уединённое местечко. С одной стороны, несколько поодаль возвышался величественный сосновый бор. С противоположной стороны, непосредственно вблизи самой реки была достаточно большого размера травяная лужайка. Она постепенно переходила в шикарный песчаный берег — похожий на морской пляж… И всё это как в некой природной композиции дополняло друг друга, составляя вместе — одно целое, предвкушающее для отдыхающего сердца величайшую гармонию: тела и души.
Итак, они прибыли на двух авто (грузовом и легковом), а именно: четыре хорошеньких девушки и двое юношей. Приехали они сейчас для того, чтобы устроить и подготовить это изумительное место для отдыха весьма, наверное, важных особ. Слаженно разгрузился полуприцеп грузовика; расставлены столы, невдалеке установлен мангал, а девицы занялись всевозможными приготовлениями. Так или иначе, но всё шло как по расписанному сценарию. Лишь изредка слышались некие указания одной из девиц (той, что постарше) и всё! — а дальше только лёгкий шорох выполняемой работы. Иногда звучали короткие смешки да негромкие шуточные реплики. Все (даже до странности как-то не по-русски) были заняты работой. Вероятнее всего это никто иные как всего лишь прислуга будущего банкета.