Извлечение Камня безумия
Шрифт:
Гольциус забирает яблоко и уходит. Робот остается неподвижным, как если бы обдумывает что-то. Лакей тушит свечу.
Затемнение.
Сцена 2
Мастерская скульптора.
Фома готовит эскизы для будущих работ, он весь измазан в красках и белой глине. Приходит Гольциус, он встревожен.
ФОМА. Клянусь
ГОЛЬЦИУС. У Аполлона не было бород.
ФОМА. Я брил ему, я видел все!
Фома готовит стул и сам приносит пыльные бокалы и вино.
ГОЛЬЦИУС. Как поживают твои милые детишки?
ФОМА. Был бы я знаком со всеми – сбрил бы бороду и ужаснулся нищете своей, ведь денег мне не хватит всех содержать.
ГОЛЬЦИУС. Сколько у тебя детей?
ФОМА. Рассеяны они по городам, число их – тридцать.
ГОЛЬЦИУС (удивление). Когда успел ты, друг? Не помню я твой пыл.
ФОМА. Тогда я прикупил пару ботинок, шляпу и совет какого-то бродяги.
ГОЛЬЦИУС. Что он сказал?
ФОМА. Держать свою болтливость при себе. Он прав! Он прав!
ГОЛЬЦИУС. Сколько заплатил ему?
ФОМА. Мне стало жалко денег. Подумал я тогда, что совет этот слишком прост. Потом его найти не смог. Это было время исполнения заказа памятных скульптур для небывалого моста.
ГОЛЬЦИУС. Печальна участь всех твоих трудов.
ФОМА. Я тоже думал так! Но поразмыслив после драки с одной из давних мне любовниц, не смог найти причин, чтоб не продать осколки всей бывалой красоты.
ГОЛЬЦИУС. Кто покупатель?
ФОМА. Аноним. Надел на сделку маску, привел каких-то странных мне людей, они собрали все осколки, части тел скульптур. Он заплатил мне щедро.
ГОЛЬЦИУС (пьет). Община процветает?
ФОМА. Меня изгнали, позор меня поймал на преступлении.
ГОЛЬЦИУС. Нельзя же столько сил давать страстям в постели. Ты даже поседел!
ФОМА (берет зеркальце). Бродя по Дриодоровой площади, я видел фестиваль золотых мечей, где спорили и представляли озарения наполовину проходимцы, наполовину мудрецы. Один из них сказал, что каждое соитие есть маленькая смерть.
ГОЛЬЦИУС. Тогда ты – бог.
ФОМА. Хотел быть богом всех камней, но конкуренты не дают покоя. Винченцо! Имеет он талант не только скульптора, но знатно лижет всем ботинки. Недавно привилегии себе достал, молил об этом многих уважаемых людей.
ГОЛЬЦИУС. Стал в гильдии почетным членом?
ФОМА (сбивает бокал). Сумел бы магией ты вырастить на лбу подобный орган для него?
ГОЛЬЦИУС. Такое невозможно совершить.
ФОМА. Он герб себе достал! Перчатки мастера семейства скульпторов он носит, хвастаясь как дешевый и нелепый скорый труп!
ГОЛЬЦИУС. Ты полон гнева. А сколько их еще прибудет!
ФОМА. Молодежь стремится плюнуть на традицию, дерзость их меня бросает в дрожь.
ГОЛЬЦИУС. А где твои полотна?
ФОМА. Я сжег на площади добрую часть, пришло немало публики на это посмотреть. Не брал я кисти с тех пор, как принялся исполнять заказ Молоха. Пусть помнят его прах.
ГОЛЬЦИУС. Он изначально стоял у истоков плана возведения моста. Смерть его навеяла сомнений.
ФОМА. Он был всегда хорош собой: тело Аполлона, ум Гермеса, душа Аида. Склочный, жадный и жестокий, но невероятно сильный зодчий, могучий до исполнения любых заказов.
ГОЛЬЦИУС. Смешная смерть или случайности там вовсе не было.
ФОМА. Смешная смерть, когда на унитазе достигает воина она, когда же он мечтал о своей кончине на поле битвы. Но Молох умер с молотом в руках. Достойно!
ГОЛЬЦИУС. Не ты ли говорил, что властные круги увидели отступника в нем самом и мост казался не данью века просвещения, а данью прошлым диким взглядам на природу человека?
ФОМА. Вполне возможно, что мост напоминал застывший текст к каким-то странным верованиям, поэма прошлому, которое мы все стараемся прикрыть какой-то шуткой.
ГОЛЬЦИУС. Ветви времени столкнулись, мир пережил большой скачок и революцию всех представлений. Ветвь нас превосходит, и все дары внесли смутный распорядок.
ФОМА. Тьма не собирается нас покидать, она цветет за нашими страхами, тревогами, и всей моралью. Молох это понимал и сохранял он осторожность. Гильдия Зодчих его оберегала, и знала его вес. Я помню его в беседах, он дал мне представление того, что должны отображать фигуры. Из бесед рождались те творения, что украшали мост. Что пошло не так? Со смертью Молоха строительство продолжила гильдия, имена не называли продолжателей. Идет расследование.
ГОЛЬЦИУС. Я помню на строительстве машин.
ФОМА. На новшества коллегия отвечает теплотой.
ГОЛЬЦИУС. Трюкачи и маги сохраняют верность всем традициям.
ФОМА. И вот поэтому вас можно возносить за верность. Сейчас, когда Гильдия Зодчих нависла тенью над нашей малой гильдией, они хотят, чтоб в мастерских в помощники пришли машины.
ГОЛЬЦИУС. Твой голос все еще имеет вес в совете?
ФОМА. Я исключен уже как год.
ГОЛЬЦИУС. Причина есть?
ФОМА. Мы перестали вести спор, справедливо клеймить изъяны все. Разложение закралось в головы моих соратников. Машины занимают место чаще, имеют даже голос свой, отдельный. Небывалая пощечина всем скульпторам! Машина – раб. Но я – не раб машин.
ГОЛЬЦИУС. Что-то не так с моей машиной. Имеет странные изъяны.
ФОМА (расчесывает бороду). Звучит как начало хорошей комедии.
ГОЛЬЦИУС. Лакей мой неуклюж, что для машины странно. Он совершенства достиг в подражании меня, что может быть опасно.
ФОМА. Старые опасения. Я менял своих лакеев множество раз. Обратись с письмом, придет механик.
ГОЛЬЦИУС. Мне кажется, он может убедить меня в принятии решений одних, других, в конце концов, сядет на трон, и я внизу прикован буду у ног машины.