Извне
Шрифт:
– Жаклин, в камеру! – едва успел выкрикнуть он, как левее Дервиша на галерее появился первый из оперативников в давешнем аллеранском камуфляже. Едва выехав на заднице из темной дыры, он сразу же открыл огонь, к счастью, неприцельный. Чихнув короткой очередью, его бластер смолк, и тут же ударил излучатель Козака, снося оперу голову. Туннель выплюнул следующего, и раньше, чем выстрел Бублика разрубил его почти пополам, Борис успел заметить одну странную вещь – солдат очумело давил на курок, а из ствола оружия вместо синих всполохов очередей валил… черный дым.
Третий! За спиной Козака кто-то вскрикнул – изумленно и даже
– Что там у вас?! – крикнул Дервиш. – Излучатель? Все, началось по-полной! У кого оружие еще работает?
Работало только у Бублика. Все остальные, кроме Тибальда, уже избавились от почти одновременно загоревшихся бластеров, и теперь пират со своим электроматом фактически остался единственным вооруженным из всей группы, так как излучатель Жакова тоже мог грохнуть в любую секунду.
– Не рассчитывайте, – скривился Тибальд и повернул казенник своей машинки так, чтобы все могли видеть тускло мерцающий индикатор, – у меня начала садиться батарея. Такими темпами через пять минут мы останемся беззащитны. А у них, – и он указал на три свежих трупа возле выхода из туннеля, – вполне могут быть гранаты. Да-да, мистер Козак, обычнейшие гранаты, от которых вы, конечно, давно уже отвыкли. Зато им работа генераторов комплекса наверняка до сраки, они благополучно взорвутся и без всякой электроники.
– Тогда дуем отсюда! – решился Козак. – Хоть туда, хоть куда угодно. Пошли. Сдается мне, сейчас сюда пожалуют основные силы, а ножиками они всех нас перережут, как курей.
– Ребята, Новак… – раздался голос Азаро.
– Что с ним?
– Мертв, – это был Хеннен, уже присевший на корточки возле тела бывшего десантника. – Те, в черном… ему свернули шею.
Жаклин едва слышно всхлипнула, но глаза ее так и остались сухими. Собственно, незамеченная в суматохе двух скоротечных схваток смерть одного из них оставила людей практически равнодушными – все они находились сейчас в состоянии некоторого оцепенения, уж слишком диким было все то, что случилось в мрачном чужом подземелье за последний час.
– Дервиш, обыщите Гусака, он уже давно очухался и только делает вид… – Борис подошел к лежащему на полу трупу Новака, чтобы забрать его личные вещи и снять с шеи давно замеченный медальон на зеленоватой цепочке. – А вы, Тибальд, постойте пока там, где стоите: я понимаю, что вам не терпится свернуть коллеге шею, но мне он нужен живой, а командую здесь именно я. Хендрик, проследи, чтобы наш друг не делал лишних движений.
– Хорошо, – согласился Ледбеттер и демонстративно размял кулак размером с полголовы своего подопечного. – Это мне привычно. Я ведь бывший полицейский, мистер Тибальд, вы не слышали?..
Покончив со своей скорбной миссией, Козак оглянулся – его отряд замер посреди залитой кровью галереи, скорее растерянный, чем испуганный, глаза людей были обращены на него одного, как на единственного, способного вывести их к спасению. Борис вздохнул. Сейчас даже Дервиш показался ему далеко не таким непроницаемо-уверенным, как прежде, и только двое – Хендрик Ледбеттер и Тибальд, да еще, наверное, непостижимый Дзе, но его глаз он не видел, – оставались невозмутимыми.
– Пошли, – скомандовал Борис и первыми двинулся по полого опускавшейся вниз ленте галереи. – Хендрик, ты – замыкающий, Пауль, держите Гусака.
Воды в бассейне уже почти не было, лишь хлюпали под ногами неглубокие лужи. Козак пересек широкую полукруглую площадку и, не останавливаясь, шагнул под свод ранее скрытого водоемом портала. Фонарь вырвал из тьмы невысокие ступени, ведущие вниз. Далеко впереди виднелась стена. Тупик или развилка, подумал он. Возможно, Дзе знает?
– Там несколько коридоров, – подтвердил вызванный им из середины колонны уло. – Собственно камеры намного ниже. У нас действительно есть шанс затеряться – там, внизу, должны быть помещения с насосами. Преследователи могут их и не заметить.
– Скажите честно – вы здесь уже бывали? – тихо спросил Козак.
– Не здесь, – после паузы ответил Дзе. – Но все комплексы построены практически одинаково, по крайней мере, в этом я не увидел никаких отличий от того, который когда-то изучал. С той только разницей, что изучал я давно погибший…
– В зале шум! – глухо выкрикнул Хендрик. – Давайте бегом!
Не тратя времени на раздумья, Борис перехватил почти невесомое тело Дзе поперек поясницы и, взвалив его себе на плечо, припустил по коридору. Фонарь болтался у него на груди, и мелькающий белый луч порождал в тесной кишке коридора какие-то фантасмагорические игры света и тьмы.
– Направо! – выкрикнул уло, когда они достигли развилки. – И сразу вниз!
Борис понял, что тот имел в виду – едва свернув, он чуть не упал, споткнувшись о какой-то низкий порожек, пришлось остановиться и сориентировать свет себе под ноги: коридор, став за развилкой еще уже, снова раздваивался, точнее, сам коридор уходил дальше, а в нескольких метрах за поворотом, справа, в полу виднелось овальное отверстие, обнесенное по кругу тем самым порожком.
– Сюда? – тяжело дыша, спросил он.
– Да, – ответил Дзе, безропотно болтавшийся на его плече подобно большой кукле из дорогого детского маркета.
– Они идут по коридору, – услышал Борис чей-то голос (Хендрик? Нет? Да какая разница…), и, пришпоренный страхом, нырнул вниз по лестнице.
Снова бег, метров сто по совершенно пустому коридору, потом поворот, голос Дзе: «напра…», еще поворот, сводчатый вход в какой-то зал, и крики: «их там толпа целая! дай нож, у тебя ж два было! свет, бараны, погасите! свет!» – тьма.
Он стоял возле какой-то стены, казавшейся ему почему-то теплой, и слушал свое колотящееся сердце. Заметят? Пробегут мимо? Сколько их вообще? Наверное, он стоял так буквально пару секунд, потому что очень скоро сердце успокоилось, и он осторожно опустил Дзе на пол, отодвинул в темноте чье-то плечо, бесшумно вытянул из ножен свой десантный тесак и встал в пяти метрах от входа – впереди всех. Рядом хрипловато дышал Хендрик, и в гробовой тишине подземелья его дыхание казалось Борису более громким, чем рев взлетающего звездолета. И – шаги, точнее, дробный топот множества ног, какие-то неразборчивые вопли – черти б взяли тех, кто насовал в стены миллионы этих акустических ловушек, превращающих голос человека в блеянье… время. Время?