Извращенная принцесса
Шрифт:
Я слышу приглушенный звук разговора Глеба и Игоря, затем дверь закрывается, и Глеб уходит. В животе зарождается нотка разочарования. Какая-то часть меня надеялась, что он последует за мной наверх и скажет, что передумал, и что я ему действительно нравлюсь.
Но, похоже, это не так.
Почему безответная любовь так болезненна?
Может, это часть того, что называют "болью роста". Но в восемнадцать лет я бы подумала, что худшие уроки жизни уже позади. Но опять же, из-за своего прошлого я, наверное, поздно созреваю, когда
Я была слишком мала, чтобы встречаться с мальчиками, когда отец отправил меня в Колорадо к дяде. И то, что я пережила там, не позволило мне смотреть на мальчиков так же. Так что мои чувства к Глебу — это впервые. Я чувствую себя так, будто снова оказалась в том неловком подростковом пространстве, где не знаю, как себя вести.
Но слезы по поводу его отказа не помогут мне почувствовать себя взрослее.
Поэтому, сделав глубокий, успокаивающий вдох, я вытираю слезы со щек и решительно переключаю свое внимание. Я могу занять себя чем-нибудь, чтобы отвлечься от неприятной сцены, которая только что произошла. Поскольку моя следующая смена будет только завтра утром, я могу немного поработать по дому.
Подойдя к шкафу, я достаю пластиковую корзину для белья и упираю ее край в бедро. Затем я выхожу из своей комнаты и направляюсь к лестнице и прачечной этажом ниже. Сквозь деревянные шпингалеты перил я замечаю Игоря, рукоятка его пистолета небрежно торчит из задней части брюк, когда он стоит на страже возле двери. Он прижимает к уху телефон, слушает и через мгновение отвечает на приглушенном русском.
Затем раздается стук во входную дверь.
У меня сводит желудок, сердцебиение учащается, и я на миг надеюсь, что это вернулся Глеб, что, может быть, у него была минута, чтобы подумать о поцелуе, который я ему устроила, и он передумал, и решил все же поговорить.
Игорь повышает голос, обращаясь к человеку за дверью по-русски, его губы кривятся в ухмылке. Но когда никто не отвечает, он быстро снимает трубку и убирает ее обратно в карман. Мгновение спустя он хмурит брови и пристально смотрит на дверь.
Мои шаги замедляются, когда он что-то говорит, на этот раз тоном явного предупреждения, а его рука переходит к пистолету на поясе. Наступившая тишина заставляет мое сердце сбиваться с ритма. Затем вход в дом заполняется грохотом пулеметных очередей. Дыры пробивают деревянную дверь, уничтожая замок и устремляясь вверх быстрой очередью, которая пробивает Игоря прежде, чем он успевает пошевелиться. Его тело скручивается и дергается от ударов пуль в грудь.
Он отшатывается назад, из его губ хлещет кровь, и я закрываю рот рукой, чтобы заглушить крик, грозящий вырваться наружу. Однако Энни и Тиф, похоже, не задумываются об опасности своего присутствия. Обе испуганно вскрикивают где-то в коридоре второго этажа.
Затем нога врезается в изрешеченную пулями входную дверь, распахивая ее с такой силой, что поврежденная ручка проделывает дыру в стене за ней.
У меня есть считанные секунды, чтобы действовать, прежде чем злоумышленник найдет меня на лестничной клетке. Мне требуется вся моя сила воли, чтобы оторвать взгляд от разрушительного зрелища — Игорь медленно сползает по стене, из его губ вырывается последний булькающий вздох.
Сейчас у меня нет времени думать о нем, нет времени на траур.
Быстро и бесшумно, как только могу, я мчусь наверх, в свою спальню в дальнем конце коридора. Поставив белье на пол так тихо, как только могу, я легко закрываю дверь спальни. Затем я судорожно ищу, что делать дальше.
Я не могу вылезти в окно. Падение с двух этажей может привести к перелому ноги, и тогда, где я окажусь? Мой взгляд падает на открытый шкаф, и я бегу через всю комнату, чтобы проскользнуть внутрь. Захлопнув за собой складные дверцы, я могу видеть, используя фильтрованный свет, пробивающийся сквозь щели, пока приседаю на пол. Эту тактику я часто использовала, когда была ребенком и отец приходил домой пьяным. Остается только надеяться, что незваный гость окажется таким же воинственным и забывчивым, каким был мой отец-алкоголик. Но я почему-то сомневаюсь в этом, и от этого становится в сто раз страшнее.
Под собой я слышу тяжелые шаги и скорострельный огонь пулеметов — не одного. Голос Энни разносится по этажу, ее испуганные мольбы разрывают мне сердце.
Это ужасно.
Холодный, апатичный русский мужчина, который отвечает, вызывает у меня воспоминания о тех темных, ужасных днях и ночах, проведенных в страхе, когда транспортный грузовик вез меня и несколько десятков девушек, включая Энни и Тиф, через всю страну в неизвестном направлении. Я думала, что умру в этом грузовике. К концу я почти приветствовала смерть.
Я не могу сделать это снова.
В голове мелькает мысль о Глебе, человеке, который спас меня от этой ужасной участи, и я быстро тянусь к заднему карману, чтобы достать телефон. Адреналин заставляет мои пальцы дрожать, когда я набираю его номер, тот, которым я никогда не пользовалась, но который он дал мне на всякий случай.
— Не трогай меня, мать твою! — Кричит Тиф внизу, и от последовавшей за этим приглушенной потасовки у меня сводит живот.
Секунду спустя я слышу гулкий стук, а затем что-то падает на пол.
Кто эти люди? Неужели это люди Живодера, пришедшие вернуть нас, как и предупреждал Глеб? Вот почему он так настаивал на круглосуточной охране нашего дома. Но толку от этого мало.
Слезы застилают глаза, когда я вспоминаю безжизненное тело Игоря, прислоненное к стене. Влага затуманивает зрение, и я быстро отгоняю ее, пока не нахожу нужный номер и не нажимаю кнопку вызова.
Пожалуйста, возьми трубку. Возьми трубку, возьми трубку, возьми трубку! Я боюсь, как бы он не попытался избегать меня из-за моего наглого поцелуя. А что, если он не ответит?
Энни и Тиф испуганно вскрикивают, когда в доме раздается новый пулеметный выстрел, от которого у меня стынет кровь. Вслед за этим раздается тяжелый стук, говорящий о том, что еще один из наших охранников, скорее всего, упал. Я задерживаю дыхание, борясь с желанием заплакать, когда звук волочащегося по полу тела синхронизируется с испуганным воплем Энни. Всхлип вырывается из меня прежде, чем я успеваю его поймать, и я зажимаю рукой рот и нос, чтобы заглушить звук.
Сейчас я готова сделать практически все, что скажет мне Глеб. Потому что я никогда не хочу испытать ту ужасную участь, которая постигла меня до того, как он спас меня.