Извращенная принцесса
Шрифт:
— Прости, что постоянно прошу тебя о помощи. Я знаю, что этот брак не идеален, но я ценю твою готовность… пойти на это ради Габби и меня.
Глеб хмыкает, и я вдруг не могу понять, что за буря бушует в его зеленых глазах. Боже, должно быть, он действительно злится из-за этого.
— Но это всего лишь контракт, верно? — Я выталкиваю вопрос, мой голос поднимается на несколько октав и придает мне фальшиво бодрый тон, а я стараюсь не заплакать. Стараясь держать себя в руках, я улыбаюсь. — Мы можем аннулировать его, как только все уляжется.
— Точно, — соглашается
Моя слабая попытка проверить, есть ли хоть какая-то надежда на то, что наш брак — не просто уловка, полностью провалилась.
Полагаю, у меня есть ответ.
Он готов к тому, чтобы все исправить, когда моя жизнь больше не будет стоять на кону.
— Ну, спокойной ночи, — говорит он, прежде чем я успеваю придумать адекватный ответ.
— Спокойной ночи, — бормочу я, наблюдая, как он поворачивается и легко идет по коридору к своей комнате. Он ни разу не оглянулся, и я наблюдаю за ним, пока за ним не закрывается дверь.
Затем я бесшумно проскальзываю обратно в свою комнату к Габби. Она еще крепко спит, одетая в свое очаровательное розовое платье. Покопавшись в сумке, которую принес для нас Глеб, я нахожу пару детских пижам и достаю их. Не торопясь, я медленно переодеваю ее в более удобную одежду, обдумывая все, что произошло с тех пор, как я проснулась сегодня утром в больнице.
Вряд ли все это могло произойти за один день.
Неудивительно, что моя голова до сих пор кружится. А может, это сотрясение мозга в сочетании с вином, которое мне, наверное, не следовало пить. Но ведь доктор ничего об этом не сказал, верно?
Я качаю головой, сосредоточившись на задаче, и тихонько укладываю Габби под одеяло. Поцеловав ее в лоб, я оставляю ее крепко спать и возвращаюсь к сумке, чтобы достать пару пижам для себя. Затем я выскальзываю из комнаты, на ходу выключая свет, чтобы переодеться и смыть макияж в гостевой ванной.
Положив одежду на стойку, я обращаю внимание на зеркало и медленно вытаскиваю шпильки из волос, которые так тщательно укладывала Сильвия. Действительно, приятно снова быть рядом с ней и Петром.
Даже если я совсем запуталась в этом фальшивом, но временном и настоящем браке, я люблю их за то, что они хотят, чтобы я была в безопасности. За то, что они достаточно заботливы, чтобы потратить целый день на то, чтобы помочь мне, поддержать меня, приветствовать меня дома, познакомиться с моей дочерью и быть готовыми любить ее просто потому, что она — часть меня.
Меня переполняет чувство благодарности и сопричастности к тому, что я получила такое возвращение домой. И когда мои мысли обращаются к Глебу, та же самая всепоглощающая благодарность относится и к нему — даже больше. Потому что он сделал для меня больше, чем кто-либо должен был сделать.
Я не заслуживаю его.
Я не заслуживаю его доброты, яростной, неослабевающей преданности, заботы, готовности поставить на кон свою жизнь ради меня.
Особенно я не заслуживаю его любви после того, что я ему наговорила.
Сколько раз я отталкивала его из-за страха? Из-за неспособности доверять?
Я сбилась со счета.
И даже если последний раз был оправдан, даже если я сделала это, чтобы спасти ему жизнь, не думаю, что Глеб воспринимает это именно так. К несчастью для меня, прозрение может прийти слишком поздно. Волна жалости к себе захлестывает меня, а за ней быстро приходит разочарование.
Что, черт возьми, я делаю?
Если я хочу Глеба, то никогда не поздно. Ведь так?
Мне нужно показать ему, чего я хочу.
Я должна рассказать ему о своих чувствах — почему я сделала то, что сделала, почему я сказала то, что сказала.
Бабочки оживают в моем животе при одной мысли о том, чтобы подойти к нему.
Я прикусываю губу, пытаясь найти в себе силы и встречаюсь взглядом со своим отражением в зеркале. Смирись, Мэл, и отрасти позвоночник. Он проделал весь путь до Бостона ради тебя. Он женился на тебе, ради всего святого. Теперь твой черед выходить за рамки.
Быстро собрав пальцами волосы в подобие пучка, я беру себя в руки.
Затем делаю укрепляющий вдох и расправляю плечи.
41
ГЛЕБ
Я стою под холодной водой в душе целых десять минут, прижав руки к стене и уставившись в пол. Но ледяная прохлада ничуть не облегчает узлы в моем животе. Или тяжесть моей совести. Потому что, несмотря на себя, когда я обернулся в коридоре и обнаружил Мэл в нескольких дюймах от себя — она была зажата между мной и дверью, которую закрыла, чтобы не беспокоить Габби, — я сразу же возбудился.
Ее сладкий лимонно-ванильный аромат — словно укол адреналина прямо в сердце, спусковой крючок, пробуждающий самые примитивные желания. Я хочу Мэл так сильно, что не доверяю себе, что смогу держаться от нее подальше. Даже если я знаю, что она предпочла бы именно это.
Удерживать моральный компас, над созданием которого я так упорно трудился, очень трудно. И самое страшное в этом то, что мое влечение к ней затуманивает мои суждения. Из-за этого я возвращаюсь к ней спустя долгое время после того, как мне следовало бы отпустить ее. Не помогает и то, что я больше не знаю, как доверять ее словам. Каждый раз, когда мне кажется, что я начинаю понимать Мэл, она говорит что-то, что ставит меня в тупик.
Ее действия говорят одно, а слова — другое.
Я не знаю, делает ли она это просто по привычке или это ее стратегия выживания. И все же я начинаю думать, что она говорит только то, что, по ее мнению, я хочу услышать или, по крайней мере, то, что, по ее мнению, хочет услышать человек, которого она пытается убедить в данный момент.
Правда для нее не имеет значения. Важно лишь то, что она может манипулировать ими, заставляя делать то, что ей нужно. Полезная тактика, когда речь идет о жизни и смерти с таким сумасшедшим, как Винни.