Извращённое чувство

Макинтайер Эмили

Не уверена, зачем заговорила об этом сейчас или зачем вообще заговорила об этом, кроме того, что, может быть, если я расскажу ему об этом, тогда мне не будет так плохо из-за того, что я держу в тайне то, что произошло с Джулианом.

Только когда он полностью одевается, натягивая через голову свою обычную белую футболку, он снова заговаривает.

— И… ты это сделала?

Я качаю головой.

— Он так и не появился.

Эйдан вздыхает.

— Ты не можешь позволять своему отцу вечно контролировать твою жизнь.

Во мне вспыхивает ярость, и я облизываю губы, отворачивая голову в сторону.

— Ты не понимаешь.

— Потому что ты мне этого не позволяешь! —

он поворачивается ко мне лицом и сжимает кулаки.

— Он болен, Эйдан!

Он фыркает.

— Поверь мне, я знаю.

Мой взгляд смягчается, когда я смотрю на него, жалея, что не могу стереть боль с его лица. Но то, о чем просит Эйдан, — это не то, что я могу ему предложить.

Вздохнув, я провожу дрожащей рукой по своим спутанным волосам, густые черные пряди вьются под моими пальцами.

— Я не хочу тревожить его. Ему вредно испытывать стресс.

Небольшой приступ гнева вонзается своими острыми краями в мою грудь из-за того, что мне нужно озвучивать это. Когда я говорю об этом вслух, обстоятельства становятся реальностью, хотя я всё ещё пытаюсь притвориться, что это не так.

Мой пересохший язык прилипает к небу.

— Я скажу ему, хорошо? Мне просто нужно время.

Эйдан пристально смотрит на меня, гладкие черты его лица становятся напряженными, прежде чем он, наконец, выдыхает и подходит, садясь рядом со мной. Его руки обхватывают мои щеки, и он вытирает несколько слезинок, которые я не смогла сдержать.

— Принцесса, сколько ещё времени тебе нужно?

Его слова пробиваются сквозь моё горе, как шаровая молния, разбрасывая осколки, пока они не вонзаются в мою кожу.

— Не используй его рак легких как оружие, чтобы добиться своего, Эйдан.

— Я этого не делаю.

Моя нижняя губа дрожит, и я прикусываю ее зубами, отдаляясь от него.

Его хватка становится сильнее, и он разворачивает меня лицом к себе.

— Я не делаю этого. Я просто… Я люблю тебя с тех пор, как мне исполнилось тринадцать, и я уважал твои желания, ожидая в сторонке, будучи с тобой в тайне все эти годы, пока ты придумывала способ сказать ему о нас. Я не хочу упускать шанс получить его благословение. Позволь мне доказать тебе, что я достоин тебя, Ясмин. Ради него и ради себя, — у меня сводит живот. — Я могу подарить тебе весь мир. Но ты должна позволить мне быть с тобой на людях, — он покрывает мою щеку легкими поцелуями, отчего по шее пробегают мурашки. — Я люблю тебя, Яс. Конечно же, твой папа увидит, что ты тоже любишь меня.

Кивнув, я преодолеваю страх и запускаю пальцы в его шелковистые каштановые волосы.

— Ладно. Я поговорю с ним завтра.

Но на следующее утро, когда я сижу в кабинете отца…Я с ним не разговариваю.

Что бы там ни думал Эйдан, это не так-то просто. За эти годы я тысячу раз пыталась произнести эти слова: «Баба, я влюблена в Эйдана Ланкастера». Но они так и не прозвучали.

Поначалу рассказывать было особо нечего. Это была просто крепкая дружба, которая расцвела вскоре после того, как он появился в поместье, а его мать стала главой нашей прислуги, когда ему было шесть лет. Мы были двумя детьми, которые летом проводили вместе свободное время, а зимой тайком делали снежных ангелов. А когда это переросло в нечто большее, я стала защищать эти отношения, боясь того, что буду делать, если потеряю Эйдана, и, честно говоря, я боялась расстроить своего отца. Потребность в одобрении моего отца зарождается глубоко во мне, пропитывая каждое мое благое намерение до тех пор, пока

не затмевает весь свет. Он не бессердечный человек — по крайней мере, по отношению ко мне, — но он ожидает, что в нашем кругу должен быть определенный тип людей, а люди с низким доходом не вписываются в этот шаблон. Они сотрудники, их должно быть видно, но не слышно. И они уж точно не должны врываться и завоевывать сердце его дочери.

Не уверена, откуда во мне берется эта неуверенность. Может быть, это из-за того, что моя мать умерла при родах, оставив его единственным человеком в моем окружении, или, может быть, из-за того, что, несмотря на его далеко не идеальное отношение ко мне, он любил и поддерживал меня каждый день моей жизни.

Он всегда был рядом.

Я бы отдала своему отцу весь мир, потому что это то, что он сделал для меня. Было бы эгоистично притворяться, что это не так.

— Habibti, ты в порядке?

Голос моего отца разносится в воздухе, скользя по поверхности его мебели из темного дерева, пока не опускается тяжестью на мои плечи, заставляя меня глубже вжаться в роскошную бордовую кожу его огромного кресла.

Мы находимся в его домашнем кабинете, где он проводит большую часть своих дней с момента появления болезни, и в моей памяти всплывают воспоминания о том, как я маленьким ребенком сидела на коленях у отца за его столом, пока он учил меня разбираться в четырех главных характеристиках бриллиантов — огранке, цвете, чистоте и весе карата. Теплое чувство любви переполняет меня, когда я вспоминаю, как он качал меня на коленях, пока я разглядывала в увеличительное стекло драгоценности, которые он приносил домой.

— Да, Ясмин, — встревает Джулиан. — У тебя такой раскрасневшийся вид. Не желаешь поделиться?

Я перевожу взгляд на него, раздраженная тем, что он всегда здесь и явно изо всех сил старается вывести меня из себя. Я всегда знала, что он закадычный друг моего отца, но пока не вернулась из университета, не понимала, что это будет означать, что он всегда будет рядом, как дурная привычка.

Он смотрит на меня с вызовом, его высокая фигура обтянута идеальным костюмом, а плечо прислонено к стене, как будто у него нет ни единой заботы в мире. Как будто прошлой ночью он не стал худшим в мире Подглядывающим Томом¹¹, наблюдая, как Эйдан трахает меня, а потом доводит до оргазма своим языком.

— У тебя что, нет собственного дома, куда можно пойти? — язвлю я. — Собственная семья, которую можно беспокоить?

Он смеется.

— Зачем быть там, когда здесь, где я нахожусь сейчас, происходит столько всего интересного?

Меня охватывает смущение, кровь стынет в жилах.

— Тебя беспокоит мое присутствие здесь? — он наклоняет голову.

Я пожимаю плечами.

— Ты как таракан, всегда прячешься по темным углам.

Он ухмыляется, отрывается от стены и неторопливо направляется ко мне, слегка наклоняясь, берет мою руку и запечатлевает легкий поцелуй на тыльной стороне ладони.

— Я мог бы многому научить тебя о том, что происходит в темных углах, Gattina¹², — тихо говорит он.

Мое сердце подскакивает к горлу.

— Вы двое — как родные брат и сестра, — со смехом говорит мой отец.

Джулиан хмурится и снова выпрямляется. Он разглаживает перед своего черного пиджака, вены на его руках становятся заметнее из-за чернил, которыми они были обведены. Прищурившись, я понимаю, что это татуировка в виде змеи, выглядывающей у него из рукава, и провожу взглядом по его руке, гадая, насколько далеко простирается рисунок.