Изъято при обыске. Полвека спустя.
Шрифт:
Придумать по работе что-то новое он мог. А вот грамотно изложить свои соображения на бумаге — нет. Это делал за него кто-то другой, у кого было высшее специальное образование. С этим человеком и приходилось отцу делиться причитающимся ему за данное открытие материальным вознаграждением. В результате такой дележки отцу моему за его «талан», как выражалась мама, доставался «шиш да маленько». Одним словом, за рацпредложения получал он мизерную добавку к своему жалованию. И мы, Немовы, еле-еле сводили концы с концами. О том, как мы жили в первые послевоенные годы, подробно написала я в своей первой книге. Сейчас скажу коротко. Выпутаться из нужды помогла нам одна из соседок, работающая бухгалтером на каком-то предприятии, богатая и очень добрая женщина. Своих детей у нее не было. Посочувствовав моим родителям, многодетным, она дала им денег в долг, чтобы смогли они внести первый вступительный взнос и взять в аренду земельный участок. Они так и поступили. А поскольку они, в прошлом крестьяне, имели прежде опыт работы на земле, дело у них скоро пошло на лад. В короткий
Вернусь к проблеме, затронутой мною выше: как заслуги родителей должны отражаться на поведении их детей. Гордиться в душе достижениями старших родственников, если таковые имеются, дети, конечно, могут, но хвастаться ими перед своими сверстниками — нет. Особенно непозволительным, по моему мнению, то, что почести, которых отцы и матери добиваются трудом, автоматически переадресуются их нерадивым чадам.
Но, к сожалению, не все так думают, как я. Мне кажется, когда Роза поступила в университет, который в 50-е годы готовил в основном преподавателей средней школы, ей зачли не только те баллы, что набрала она на вступительных экзаменах, но и то, что являлась она дочерью учителей. Узнав это, она и стала гордиться своим происхождением, тем, что мать ее — потомственный педагог. По всей вероятности, она и в школьные годы большое значение этому придавала, но убеждения свои скрывала от других, держалась скромно, понимая, что одноклассникам, которые в основном были из таких же семей, как моя, не понравится, если она станет кичиться собой перед ними. Она даже заискивала перед большинством, которое ведь решает, выберут ее или нет в органы ученического самоуправления школы. А ей, считающей себя в душе особенной, очень этого хотелось, — быть на виду. И ради этого укрощала она вою гордыню. Знала она (родители, без сомнения, это внушали своей младшей дочери), что одноклассники именно потому, что она дочь педагогов, предъявляют к ней повышенные требования, и старалась их претензии удовлетворять. Когда же наконец она вырвалась на свободу и мы остались с ней один на один, она, взяв надо мной верх, дала волю всему, что раньше вынуждена была скрывать, всем своим предосудительным свойствам, что называется, распоясалась. И начала чваниться. Хвалилась она не только близкими своими родственниками, но и дальними. Все уши мне прожужжала, рассказывая про одну из своих теток, называя ее не иначе как «полячка гордая», делая ударение на втором слове этого словосочетания. И я чувствовала, как ей хочется походить на эту женщину внешне, быть такой же, как она, высокомерной и неприступной на вид. А чем, собственно, эта особа гордилась? Тем, наверное, что кто-то из ее предков, которых давным-давно нет в живых, был поляк по национальности. Вот это заслуга! Больше нечем было ей гордиться, как поняла я из того, что Роза мне поведала.
Замуж вышла она за однокурсника, который тоже мог похвастаться своим происхождением. Его отец был военным, участником Великой Отечественной войны, вышел в отставку в чине полковника. Но я не слышала, чтобы Владимир (так звали супруга Розы) бахвалился чем-либо. Кем была по профессии его мать, подруга мне говорила. Но я это забыла. Помню только, что она работала где-то, а хозяйством не занималась. Ведала им домработница.
Родители Владимира одобрили его выбор, а вот родители Петра, не имеющие высоких должностей, когда он познакомил их со своей невестой и сообщил, из какой она семьи, по всей вероятности, рассоветовали ему на ней жениться.
Но дело, видимо, в том, что Петр ее не любил, иначе не посчитался бы ни с мнением своих родственников, ни с моим.
Поженились Роза и Владимир, еще будучи студентами. Окончив университет, работали, как выразилась однажды Роза, у черта на куличках. Он — директором школы, она — преподавала чистописание. Я, окончив институт, была назначена завучем неполной средней школы (в своем городе). Работать завучем я отказалась, было мне тогда полных 20 лет, и стала преподавать русский язык и литературу в вечерней школе. Когда ШРМ [1] пришли в упадок (очень снизилась посещаемость: на уроках присутствовало человек 10 из записанных в журнале сорока), я перевелась в общеобразовательную. Роза же, отработав три года там, куда их распределили после окончания университета, и вернувшись в Магнитку, сразу поступила в общеобразовательную, но через некоторое время вынуждена была перейти в ШРМ. В общеобразовательной, в детской, как принято говорить, не так-то просто работать. Детям свойственно нарушать дисциплину. И не каждый учитель, тем более молодой и неопытный, способен держать их в руках. Когда представилась возможность, по знакомству, она устроилась преподавателем в педучилище, куда поступали, главным образом, девочки, приезжающие из окрестных деревень. Эти, выросшие в деревне, девушки гораздо послушнее городских. По этой причине работать в педагогическом училище было гораздо легче, нежели в общеобразовательной школе. Роза прижилась в этом учебном заведении. Платили же одинаково что там, что здесь. Супруг Розы по прибытии в Магнитогорск какое-то время был директором той школы, которую окончили мы с Розой. Затем поступил в аспирантуру в Москве, на очное отделение. Защитив диссертацию, стал преподавать какой-то предмет в одном из технических вузов в Магнитке. Умер в 70 лет от инфаркта.
1
Школы рабочей молодежи
Петр, окончив индустриальный техникум, был направлен в областной центр на какой-то засекреченный завод, называемый «почтовым ящиком». Участвовал в ликвидации последствий чернобыльской аварии. Облучился, но остался жив. Женился он раньше, чем Роза вышла замуж. Мне кажется, она до сих пор сожалеет, что не сложилось у них с Петром. Мужа своего она не любила, несмотря на его «высокое происхождение» и красоту, и флиртовала направо и налево, пока не надоело ему это и он чуть было не развелся с ней, вступив в связь с другой женщиной. Роза, считавшая себя несказанной красавицей, спохватилась наконец, умоляла его не покидать ее. Стать вдруг брошенной женщиной — к этому она не была готова. Пусть бросают других, но только не ее. Он остался, взяв с нее обещание, что она прекратит свои шалости на стороне — это раз. Во-вторых,серьезно займется хозяйством. Флиртовать с посторонними мужчинами она, конечно, не перестала, научившись скрывать это от супруга, но в доме навела порядок, готовить научилась, как в ресторане. Но это было уже позднее.
К этим событиям в ее биографии не имела я никакого отношения. Пока муж Розы был жив, я нередко приходила к ним в гости (по ее приглашению, разумеется), но никогда не стремилась вызвать его интерес к своей персоне: не кокетничала, не заигрывала с ним. Розочка же, в отличие от меня, считала себя несравненной красавицей и, влюбляясь то в одного мужчину, то в другого (что, конечно, свойственно молодости), не раз пыталась поссорить меня с тем или иным из представителей сильного пола, с кем я когда-либо была дружна. Об этом следует рассказать подробнее.
Начну издалека. В школьные годы у меня, как и у нее, был друг из старшеклассников Алексей. Мы с Алешей так же, как Роза с Петей, строили планы на будущее. Но, как известно, первую любовь очень трудно сохранить. И наши с Алексеем, и Розины с Петром мечты не сбылись. К счастью или к сожалению, не берусь судить. Ее Петр был лучшим из парней в нашей десятилетке. Серьезный, самостоятельный, принципиальный. Он был еще восьмиклассником, когда его избрали секретарем комсомольской организации школы. Все девчонки завидовали Розе как будущей жене такого положительного человека. Но ей его достоинств, как выяснилось, было мало. Она позарилась на красоту моего друга, который ее товарищу в подметки не годился. Она решила увести у меня Алексея «у всех влюбленных на виду». И вот как стала действовать.
Алеша был одних лет со мной и Розой, как и Петр, но в учебе отставал от нас на год. Никакой нагрузки по общественной линии не имел, так как не состоял в комсомоле. Этим его упущением подруга моя и решила воспользоваться, чтобы сблизиться с ним. И принялась, якобы выполняя свое общественное поручение (она являлась членом комсомольского комитета школы, отвечающим за подготовку к вступлению в ряды ВЛКСМ учащихся 7-8 классов) убеждать паренька, то это будет просто здорово, если он даст согласие «записаться в эту передовую юношескую организацию». Агитируя, Роза старалась исподволь внушить юноше, какая она сама замечательная девушка: активная, умная, эрудированная, а главное: хорошенькая. Но, как видно, перестаралась. Догадавшись, чего фактически ей от него надо, Лешка взорвался. А надо сказать, что за словом он не лаз в карман. Обругав «комитетчицу», он порвал анкету и наотрез отказался вступать в комсомол. И пока не закончил среднюю школу, оставался беспартийным. О том, что между ним и Розой произошло, я узнала не от нее, а от него. И этому инциденту не придала никакого значения, продолжая общаться с подругой...
Вспоминается мне еще один эпизод из того времени, когда мы обе, и я, и Роза, были еще незамужними. Двое из ребят, с которыми учились мы в одном классе, окончив школу, поступили в Магнитогорский горный институт (теперь он называется техническим университетом). Жить им пришлось в студенческом общежитии, хотя они были местные. Их родители переехали куда-то, и туда же перевели свое жилье. В этом общежитии проживали как юноши, так и девушки (в разных комнатах, естественно), поэтому я, не стесняясь, приходила в гости к своим бывшим одноклассникам, когда, вернувшись из Свердловска, стала учиться (на стационаре) в педагогическом институте. Этот вуз и горный ладили между собой. Горняки выбирали себе невест в «моем». В вестибюле их общежития регулярно устраивались вечера, на которые приглашались старшекурсницы из «педа»Я бывала на таких вечерах. Потанцевав, наносила визит «нашим мальчишкам». В их комнату частенько забегали парни, с которыми они учились в одной группе. И был в их числе один молодой человек, очень красивый. Звали его Евгением.
Тут надо сделать отступление. В то время, о котором я веду речь, моего школьного друга, Алексея, в Магнитогорске не было. Окончив школу в 19 лет, он уехал в другой город и поступил в летное училище. Перед его отъездом мы с ним поссорились. Он сделал мне предложение, но я его не приняла, потому что гневалась на него. Пока я жила в Свердловске, он не написал мне ни одного письма, что тоже поспособствовало тому, что я, бросив юридический институт, вернулась в Магнитогорск. Не отвечая на мои послания, он пытался вынудить меня уехать из Свердловска, чтобы поскорее на мне жениться. Но я не простила ему того, что он в течение трех месяцев сводил меня с ума своим молчанием. Меня помучил за отъезд, а сам взял да и уехал. В душе у меня, что называется, «все перегорело». И я поступила с ним так же, как он со мной, не написала ему ни одного письма.