Изыди, Гоголь!
Шрифт:
– - Проверьте МСП!
– - приказывает княжич, но опытные чистильщики уже бросаются к коридору.
Мой нос улавливает сладковатый аромат жаренного мяса, а мгновением позже кто-то преграждает гвардейцам дорогу.
На каждом шагу человек стонет от боли. Изломанное тело покрыто волдырями и ожогами. Местами обугленная кожа сраслась с еще тлеющей одеждой. Расплавленный левый глаз стекает по щеке.
Бойцы сперва отшатываются и берут незнакомца на прицел. Только одна единственная девушка, убрав
– - Это Герман!
– - кричит она, и гвардейцы убирают оружие.
– - Скорее, стимуляторы!
Брови княжича лезут на высокий лоб. Даже изувеченного, он узнает своего слугу.
– - Герман? Что… кто сделал это с тобой? Где охрана? Что с МСП?
Пока гвардейцы вкалывают парню шприцы с целебными жидкостями, тот сквозь боль в обоженном горле хрипит:
– - Сло…ман… якорь… сломан…
Гвардейцы, как один, вздрагивают. Княжич бледнеет. Что он там говорил про сломанные стабилизаторы пространства?
Разлом заблокирован и скоро исчезнет. Вместе с нами.
– - …охрана… мертва… сожгли… всех… я один… чудом…
Пока все, как завороженные, вслушиваются в лепет калеки, я, похоже, один замечаю, как Ольга встает с алтаря и направляется к Романову.
Босые ступни опускаются аккуратно, чтобы не нарушить рисунок печати. Вместо лазуритов девичьи глаза сверкают изумрудами. С каждым шагом золотистая грива юной Зимины, начиная с корней, окрашивается в огненно-рыжий цвет.
Совсем, как у ее матери.
Романов, не замечая этого, склоняется над своим слугой.
– - Кто, Герман? Кто сломал якорь и сделал это с тобой?
Обугленные губы едва шевелятся:
– - Зи… Зим…а…
Глаза княжича округляются, когда его поражает понимание. Он резко оборачивается и попадает точно в стальную хватку юной Зимины.
Девичья ладонь стискивает шею Романова так, что проступают жилы.
– - Нельзя врать девушкам, Коля…
В руке побагровевшего от напряжения княжича мелькает кинжал. Романов пытается пырнуть девушку в живот, но она без труда перехватывает его руку.
Вечно бесстрастное, холодное лицо юной Зимины вдруг искажает глумливый, веселый оскал.
Крутанувшись на месте, рыжая бестия мечет тело княжича. Пролетев тряпичной куклой десяток метров, через всю печать, Романов врезается в каменный алтарь.
У обычного человека от такого удара переломится хребет. Но княжич, наоборот, своим телом раскалывает сам жертвенник.
Маические доспехи спасают, но не до конца. Изо рта Романова стекает струйка крови. Он едва может пошевелиться.
Расправив рукой порыжевшую гриву, Ольга усмехается:
– - …Мы ведь и обидеться можем!
Пока у взбесившейся девицы в руках был их господин, гвардейцы не спешили атаковать, опасаясь
Россомаха тоже срывается к девушке, но, в отличие от товарищей, он находится гораздо дальше.
– - Kyma fotias!
От тела дворянки полукругом бьет волна испепелящего огня. Я нахожусь за десяток метров от нее, но даже меня обдает невыносимым жаром, от которого тлеют ресницы.
Гвардейцы же ныряют прямиком в пламя.
Мощь заклинания отбрасывает их назад и вместе со стрелками прижимает к стенам. Касаясь чужой плоти, огонь только набирает силу и взмывает вверх, облизывая высокие своды.
В первое мгновение на телах гвардейцев вспыхивают и тут же гаснут бесполезные защитные артефакты. Во второе мыльными пузырями лопаются магические доспехи и истлевает одежда. В третье алое пламя слизывает с лиц кожу с мясом и оголяет белые черепа.
В четвертое мгновение до Ольги добирается Россомаха.
– - Skase!
Он бросает в лицо девушки белоснежную пластину, которая призвана лишить ее вербальной магии. Но Ольга уже видела, на что способен костяной маг.
Вместо всяких слов заклинаний она выставляет ладонь, перед которой вспыхивает не печать, но простой сигил, не требущий долгого начертания.
Застанный врасплох, Россомаха находу тянется к поясу, на котором висят костяные пластины. Но сигил опережает его и выстреливает в грудь гвардейцу сжатым сгустком пламени.
Мага отшвыривает назад. Его тело приземляется практически у моих ног и без движений растягивается на полу. Из развороченной, обугленной до самого сердца груди поднимается густой дым, несущий вонь горелого мяса.
Я перевожу удивленный взгляд на юную Зимину.
Изящная девичья ладонь без труда срывает зачарованный костяной намордник.
Вместо лазуритов ее глаза сверкают изумрудами. Огненно-рыжая грива пламенным водопадом стекает по плечами. Ольга делает глубокий вдох, и на ее обычно бесстрастном, словно вырезанном в мраморе лице расцветает живая, жизнерадостная улыбка.
Словно девушка всю жизнь провела в темном вонючем подвале и только смогла вдохнуть полной грудью.
Пораженный, я не могу оторвать от своей невесты глаз.
Не из-за изменившейся внешности. Ольга и раньше была редкой красавицей. Сейчас ее красота лишь поменяла полярность. Меня поражает другое.
Опытные боевые маги от Второго до Четвертого магического уровня лежат у ног девушки обугленными трупами. При том, что родовой дар Зиминых -- это магия холода. Но есть еще один парадокс.