"К барьеру!"_2009_N 1
Шрифт:
Легенда о марранском происхождении Торквемады не выдерживает критики. Ни одна из серьезных попыток найти ее доказательства не достигла успеха. Торквемада был чистокровным кастильцем. Вероятно, он был светловолос и голубоглаз - как многие кастильские дворяне, никогда не смешивавшие кровь с маврами и евреями.
Сертификат «чистоты крови» был введен в употребление задолго до его рождения. Это был документ, подтверждающий, что в предках человека не было марранов, мавров и еретиков - до прадеда включительно. Без такого сертификата человек не мог занимать ряд церковных должностей. Именно церковных.
Этими сертификатами католическая церковь защищалась от богатых и оборотистых выскочек-марранов. Симония - продажа церковных должностей - была серьезной проблемой. И если бастардов, для которых обычно и покупались должности, еще можно было стерпеть, то видеть в своих рядах вчерашних иноверцев и их детей церковь не хотела. Как может человек, в чистоте намерений и помыслов которого нет уверенности, стать пастырем? Кроме того - и это важнее - церковники опасались, что марраны попросту вытеснят их, как до того их
Без такого сертификата человек мог занимать практически любой государственный пост (особенно до изгнания евреев). При известной изворотливости (допустим, с личного позволения Папы) - марран мог сделать и духовную карьеру. Все-таки мог.
Чего он не мог точно - так это стать инквизитором.
ИНКВИЗИЦИЯ
Название этого института происходит от латинского «расследую». Его создание обусловлено распространением различных ересей. Первоначально инквизиция была временным учреждением, комиссией, созываемой по конкретным поводам - чаще всего для борьбы с восстаниями еретиков. Нововведение, появившееся в самом начале XIII века, однако прижилось, приняв форму постоянных трибуналов и значительно расширив полномочия.
Поначалу инквизиция не вправе была выносить приговоры; это упущение было быстро исправлено. Но буква закона, запрещавшая за духовные преступления назначать телесные наказания, была соблюдена. Инквизиторы приговаривали к различным видам епитимьи, к временному или пожизненному заключению (лишение свободы не считалось телесным наказанием), к штрафам и конфискациям имущества, к изгнанию и ссылке, к отлучению от Церкви, к лишению монашеского сана, должностей, постов, к интердикту и ношению сан-бенито (особое одеяние пронзительной раскраски, говорящее всем и каждому - вот идет кающийся грешник, уличенный в ереси).
Несколькими десятилетиями позже Папа разрешил применять пытку для допросов особо упорствующих. На пытки накладывалось множество ограничений, которые на практике соблюдались не всегда - хотя и нарушались отнюдь не так часто, как принято считать. Ни к каким телесным наказаниям, или, тем паче, к смертной казни инквизиция приговорить не могла - это была прерогатива светских властей. В каких случаях грешника казнили? В тех и только тех, когда он не признавал за католической церковью права судить его, ибо к ней не принадлежал. Или же если он повторно впадал в ересь, уже будучи однажды осужден. Тогда его передавали светскому суду с просьбой поступать, как с обычным преступником.
Сейчас в это трудно поверить, но в средние века ересь была уголовным преступлением. Пока в государствах не существовало оформленного законодательства, четко регулирующего весь авторитет монархов и сеньоров держался на религии. Церковь объявляла королевскую власть порядком, данным от Бога. Она призывала крестьян подчиняться сеньору - именем Бога. Папа, отлучая монарха от церкви, тем самым освобождал его подданных от присяги и необходимости повиноваться. В судах клялись на Библии...
Религия была конституцией.
И впадение в ересь разрушало устойчивые связи. Сменив веру, человек аннулировал все ранее данные клятвы. Он переставал быть подданным и мог жить вне общего закона. Да, но и сеньор тогда был вправе обойтись с ним, как с человеком «вне закона»! А таким термином обозначали совершенно определенную категорию лиц - разбойников.
Еретики, в свою очередь, тоже не отличались смирением. В средние века мир не знал полутонов и нейтралитета. Любой компромисс на деле оказывался уловкой, тактическим ходом, но вовсе не решением, устраивающем обе стороны. И надо отметить, что в большинстве случаев еретики выступали зачинщиками смут. Пользуясь невежеством людей, они страстно обличали погрязших в грехах правителей и церковников (а те, к слову, действительно не были святыми). И обличениями дело не ограничивалось: вожди еретиков призывали к неподчинению грешникам и лицемерам, уверяли, будто власть их от дьявола, а не от Бога... В средние века это был страшный аргумент. Во многих сектах внутренние правила были деспотическими: вступая в братство, человек передавал имущество общине, клялся подчиняться вождям слепо и не рассуждая. Люди бросали семьи, дома, поля, уходили за вождями, страна пустела и нищала, дороги заполнялись бродягами. Вожди, доводя толпу до экстаза, в своих пламенных проповедях провозглашали анафему «грешникам» - и пьяная от счастья толпа устраивала погромы, убивала неугодных, сжигала города. В конечном счете, все это превращалось в мятеж. И ересиархов никогда не останавливало, что по их вине погибнут люди. Пусть погибнут! Что может быть достойнее, чем умереть за веру?
Потому-то светские власти не щадили еретиков. Каждый из них мог нести в себе зерно восстания - и это тогда, когда и так все плохо. Когда неурожай, голод, болезни, война, и смерть пляшет на каждой городской площади.
Но к пятнадцатому веку инквизиция практически изжила себя, потеряв прежнюю эффективность. Причина заключалась вовсе не в росте терпимости. Нет, просто светская власть уже значительно окрепла и не нуждалась более в серьезной поддержке со стороны Церкви.
И тогда, совершенно неожиданно, состоялось второе рождение инквизиции. В Испании.
Томас де Торквемада быстро прославился как проповедник и обличитель грехов. Ораторский дар, харизма, образование - все подобралось один к одному. Торквемада мог делать с толпой все, что ему заблагорассудится. Молодой аскет, лишенный пороков, одним своим видом вгонял людей в священный трепет. Неудивительно, что со всех сторон посыпались самые заманчивые предложения, которые Торквемада неизменно отклонял. Он был скромным монахом и соблюдал предписания Устава, казалось, не умом, но сердцем.
Так было, пока ему не предложили пост приора в доминиканском монастыре Санта-Крус в Сеговии. Должность эта выборная, и последнее обстоятельство, вероятно, решило дело: Торквемада не смог отказаться. Если братья хотели видеть его во главе монастыря - так тому и быть.
Он был еще относительно молод - около сорока. Монастырь считался одним из самых крупных и известных. Его посещала вся знать, в том числе и члены королевской фамилии. Бывала ли на проповедях Торквемады инфанта Изабелла? Вряд ли. В те годы она жила преимущественно с матерью, вдали от двора. Потом, вероятно, Торквемаду могли приглашать во дворец - потому что юную принцессу в мужской монастырь попросту не пустили бы. Был ли Торквемада духовником и наставником инфанты? Возможно - но одним из многих.
И если так, то он оказался прекрасным наставником, - потому что инфанта Изабелла, несмотря на фанатичность в религиозных вопросах, была значительно более образованной, чем ее муж, принц Фердинанд. В те времена, когда даже среди знати хватало неграмотных женщин, образованность инфанты просто поражала. А ведь она еще и войска в бой водила.
ИНФАНТА ИЗАБЕЛЛА
Изабелла происходила из династии Трастамара, славной тем, что каждый второй король в ней был капризным глупцом. Страна под управлением этой династии превратилась в пустыню, раздробленную на множество мелких княжеств. Каждый феодал творил в своих владениях, что хотел, вплоть до чеканки фальшивой монеты. Король был лицом фиктивным, зависимым как от доброй воли знати, так и от кортесов - прообраза парламента. Казна пустовала всегда. Дед Изабеллы как-то вынужден был заложить свой плащ, чтобы пообедать, ибо у него не было ни гроша. А на соседней улице в это время архиепископ давал званый обед, и когда король вошел в дом, его не узнали.
Старший брат Изабеллы, Энрике, прозванный Бессильным (и за политическое безволие, и за мужскую слабость), довел страну до почти окончательного краха. У него не было наследников мужского пола, только дочь Хуана, причем при дворе вслух говорили, что отец ее - некий красавец Бертран, а вовсе не король.
Когда Изабелла достигла брачного возраста, Энрике под давлением кортесов объявил ее наследницей и попытался выдать замуж за немолодого магистра Калатравы. Изабелла воспротивилась и вместо этого приняла предложение своего двоюродного брата, инфанта Фернандо (Фердинанда) Арагонского. Она самовольно подписала брачный договор, по условиям которого Фердинанд соглашался в Кастилии играть роль консорта, не претендуя на корону и не вмешиваясь во внутренние дела королевства. Энрике пришел в ярость, узнав о самоуправстве сестры. Но Изабелла не испугалась его гнева. Она выехала в Вальядолид, куда вскоре тайно прибыл и переодетый инфант Фердинанд. Изабелле жених пришелся по сердцу, и она обвенчалась с ним.
Спустя год король Энрике отменил свое решение передать корону Изабелле и назвал наследницей Хуану. Началась гражданская война, которая усилилась в 1474 году, после смерти Энрике. Тогда в Кастилию вторгся португальский король Альфонс V, брат второй жены Энрике и дядя Хуаны. Война с Португалией длилась пять лет; Изабелла сама водила кастильские войска в бой, показав себя неплохим военачальником. В 1479 году Альфонс наконец отказался от претензий на Кастилию, и Изабеллу провозгласили королевой по всей территории страны.
Какую реальную роль играл в романтической свадьбе инфанты Томас де Торквемада? Документы не подтверждают его участия, называя совсем другие имена. На стороне инфанты было практически все духовенство страны, ее поддерживали многие гранды.
Но после коронации Изабелла почему-то предложила Торквемаде пост архиепископа Севильи.
Он, как обычно, отказался.
* * *
Став королевой, Изабелла проводила очень жесткую политику. Она получила разоренную страну, где люди давно даже слово такое - «закон» - позабыли. Юной королеве пришлось и хитрить, и изворачиваться, и вступать в самые неожиданные союзы, и воевать. Изабелла приняла новый уголовный кодекс, крайне жестокий, грозивший членовредительством и смертью за ничтожные преступления, и поручила эрмандаде - городской милиции - следить за его исполнением. Результат превзошел все ожидания: в считанные месяцы прекратилась чеканка дурной монеты, разбойников вывели, уровень городской преступности резко упал. Опираясь на эрмандады, Изабелла одного за другим подчинила всех своевольных грандов, приказала срыть более полусотни замков, запретила строительство новых частных укреплений, вернула в казну все пожалования, сделанные ее братом, наладила поступление налогов...
Но чем больше проблем решала юная королева, тем ясней за ними виделась другая: религиозная раздробленность всех королевств Испании. Королеве несколько лет доказывали необходимость введения в стране инквицизионных трибуналов, ибо положение с марранами становилось невыносимым. Им принадлежала львиная доля богатств в стране, они занимали высшие посты (у короля Фердинанда Арагонского казначей был марраном), они перемешались со знатью, породнившись со всеми крупными семьями, и, что крайне неприятно, позволяли себе слишком много религиозных вольностей, уверовав в свою безнаказанность.
Марранская знать не желала укрепления центральной власти - ей не нужен был контроль, налогооложение, закон и порядок. Защитить себя и свои интересы она могла легко, а подчиняться ради абстрактного блага государства не хотела. Притом все отлично понимали, что инквизиция будет орудием не папским, а королевским, причем орудием, наименее подверженным коррупции. Но народ, более всего страдавший от самоуправства крупных феодалов, мелкая кастильская знать и сами короли были крайне заинтересованы как в смене правящей элиты, так и в укреплении судебной власти в стране.
Была и еще одна заинтересованная сторона, которая старалась держаться в тени. И сторона эта - итальянские, преимущественно генуэзские, банкиры. Испания казалась им перспективным рынком, но чтобы завладеть им, нужно было вытеснить марранов и евреев. Оказав финансовую поддержку королям, генуэзцы доказали, что без марранов можно обойтись, и тем самым обезоружили своих противников. Ведь марранов терпели только потому, что они часто служили «кошельком», выдывая королям ссуды. Теперь, когда генуэзцы предложили лучшие условия, судьба марранов была решена.