К барьеру!_N 16-17_ 2009
Шрифт:
В больнице в Сумгаите сестра моего врача участкового беременная лежала, армянка тоже. Восемь месяцев. Автоматной очередью в живот. За что?
На остановке стоит человек, автобус ждет. Несколько человек подбегают, окружают. Остальные, которые ждут автобус, молча расступаются. Через две минуты — пустая остановка, а человек лежит мертвый, весь исколотый ножами.
Идешь с работы — не знаешь, дойдешь до дома живой или убьют тебя?
А Карабах! Там столько родных было! Никого не осталось. А какой край!!! Какой край! Палку воткнешь — абрикос вырастет. Земля удивительная!! Леса фруктовые — яблоки, груши…
И как скажешь — чей Карабах? И армяне там веками жили, и азербайджанцы. Кто был первый? Кто второй? Ну-ка, разглядишь?
Сын на каникулах из училища поехал к бабуне моей в Карабах, так армянские мальчишки, с которыми он в футбол вместе играл, накинулись, избить хотели — он на отца похож, на азербайджанца. Окружили, кричат.
Он узнал одного:
— Эмиль, ты что? Это я, Эрик. Ты что, забыл?!
Те растерялись сперва, потом Эмиль узнал.
— О, — говорит, — это наш, не трогайте! — и Эрику:
— Это ты, а мы думали азер…
Обошлось, а то бы неизвестно как…
У него вообще жизнь сломалась! Он же с восьмого класса в Нахичеванское училище, ну, вроде суворовского, поступил, потом в военное в Тбилиси. А после тбилисских событий их курс разделили — часть в Подмосковье отправили, часть в Ленинград. А полгода до выпуска оставалось, Алиев (он же тогда еще был) приказал, чтобы все выпускники военных училищ были отправлены в Азербайджан. Война же. Армии офицеры нужны.
А Эрик говорит: «Куда мне? Армян убивать?? У меня мама армянка, бабушка армянка, родня в Карабахе сто лет как живет… В Армению податься — азербайджанцев убивать? Как? Отец — азербайджанец, брат двоюродный, близкий самый, азербайджанец! Как я могу?!»
Снял погоны и ушел из училища.
Господи, столько лет жили, как родные… Дети учились вместе… Такая беда…
А теперь мы всем чужие. В Азербайджане — мы армяне. Враги смертные. В Ереване за армян не считают, говорят: «Бакинские армяне — все предатели».
А ведь что делали?! Через замочную скважину зальют бензин и подожгут. Сколько домов сгорело.
В 92-м мало армян осталось в Баку, ну, те, у кого муж азербайджанец, или наоборот — жена. А там история была — армяне много азербайджанцев в плен захватили, и вот хотели обменять и последних армян в Баку вылавливали. Ну, я решилась. Куда было ехать?? Куда? Мать в Карабах не доехала — убили, бабуля умерла. Муж сказал:
— Не поеду, пока все не успокоится, мое место здесь. Родина, понимаешь?
Понимаю, что ж?! А мне как? Тоже родина? Дочка на руках. Из дому выйти страшно.
Решила в Ленинград — там сын.
У мужа друг — заместитель начальника железнодорожной милиции. Договорился. Я на вокзал под охраной милиции шла. Дочка на руках, впереди деверь, сзади муж и по сторонам десять милиционеров. И страшно было, все обмирало — дойду, не дойду. В вагон меня завели, а сзади уже толпа. Муж в купе втолкнул, проводник на ключ закрыл, чтоб не ворвался никто. Муж проводнику больших денег дал. До Ленинграда ехали, первые сутки сидели взаперти, уж только к концу суток дверь открыли…
А первые годы в Ленинграде!
И здесь худо. А потом и голодно. Всем чужая. Всем.
Там у меня и работа была хорошая, и квартира с иголочки, и муж очень хорошо зарабатывал. А тут… И косились — «припёрлись черно…ые». Да разве от хорошей жизни?! Да разве поехала бы я из моего Баку?! Но когда выбираешь, когда нужно просто выжить, что делать?!
Девчонки в офисе сидели и слушали, раскрыв рты, — это для них почти древняя история, ну, примерно, как Отечественная война или нашествие Наполеона. Но я-то хорошо помню то время, резню в Сумгаите, убийства в Карабахе, смуту в Тбилиси, прибалтийскую истерию…
Я помню, как бежали русские из Алма-Аты и Самарканда. Продавали за бесценок все нажитое, снимались с мест…
Оглядываясь, задумываешься — что это было? И главное — зачем? Ради чего?
http://anakity.livejournal.com/218394.html
От редакции. Хоть сейчас задумываешься — уже хорошо. Может, и о будущем станешь думать.
КИНОВЕЧЕРА
Видеостудия газеты «К БАРЬЕРУ»
Общественно-политическое движение «Союз»
КИНОВЕЧЕРА
по понедельникам
начало в 18.30
Б. Харитоньевский пер., 10
Проезд: метро «Кировская», («Чистые пруды»)
ВХОД СВОБОДНЫЙ
ОТДЕЛ РАЗНЫХ ДЕЛ
КЛЕВЕТА В ЗАКОНЕ
Автор статьи просит у читателей прощения за обилие цитируемых официальных документов. Но это необходимо для воссоздания полной картины описываемых в статье событий.
«Правосудие» в Архангельской области не перестает удивлять. И даже не удивлять — шокировать. Не знаю, как там в других регионах России, а вот в Архангельске явно наблюдается неуважение к закону со стороны тех, кто этот закон призван охранять и соблюдать по долгу своей службы.
То прокуратура (по «наводке» торговца финскими красками, не имеющего даже высшего образования) возбуждает дело «об экстремизме» и ищет этот самый «экстремизм» в газетной публикации. Ищет его два с половиной года. При этом прокуратура не может на протяжении всего этого времени не только внятно сформулировать свои требования, но и привести хоть одно доказательство выдвинутым «обвинениям». На каждом судебном заседании «помощник прокурора» повторяет, словно школьница заученный урок: «Я не могу привести цитату из публикации, указывающую на национальную и социальную рознь, но мне кажется, что рознь есть». Понимаете? В Архангельской области суд признает в качестве доказательств по делу не конкретные факты, а прокурорское «кажется». При этом прокуратура сама (еще до начала судебных заседаний) заказывает лингвистическую экспертизу публикации. Но, получив таковую, скрывает(!) экспертизу, т. к. ее выводы указывают на отсутствие «экстремизма». Прокурор, призванный охранять закон, сам совершает преступление — скрывает доказательства!
Через два с половиной года издевательств и голословных обвинений прокурор отозвал свое «заявление» и поспешил уйти на пенсию. Но суд наотрез отказался дать правовую оценку явно преступным действиям прокурора и привлечь его к ответственности за два с половиной года клеветы и нарушений закона.
То архангельские судьи, ничтоже сумняшеся, выносят решение, что слово «МЕРЗАВЕЦ», употребленное продавцом финских красок в адрес русского публициста (да еще в официальном документе!), оскорблением не является. Это, оказывается, «общеупотребительное слово»! Интересно, а если самого торговца красками или самих судей публично назвать «мерзавцами» — они также сочтут это «общеупотребительным словом», а не оскорблением? Или есть те, кого обзывать можно безнаказанно, а вот людей богатых или судей — ни-ни?