К лучшей жизни (сборник)
Шрифт:
Наконец, изловчившись, Вася сорвал последнюю кувшинку.
– Ну и ловкий ты, Васька! Всегда у тебя все получается, – проговорила Шурка, пряча лицо во влажные, холодящие кожу цветы с запахом свежей воды.
Была в стаде заводская блудная корова, она всегда убегала из стада и доставляла им много хлопот, а чтобы быть спокойными за корову, они её часто привязывали за лесину в кустах верёвкой и держали там до выгона домой.
Бывали случаи, когда ребята подолгу засиживались под яром с удочками, а коровы в это время уходили с лугов на посевы, топтали и съедали овес и рожь. Ребята бросали
Незаметно прошли лето и осень. Наступила зима. Однажды им сообщили, что в коммуне будет открываться вечерняя школа по подготовке в пятый класс. Учиться будут в субботу вечером и до обеда в воскресенье. Записалось восемь человек. В том числе и Василий.
Учиться стали на квартире Большековых, так как Арсений сломал ногу и лежал в постели. За учительницей, Капитолиной Ивановной Храмовой, каждую субботу в Воскресенское ездил брат Василия Яков. С ней всегда приезжал ее муж, Владимир Храмов, который занимался делами коммуны. Учебники и тетради она привозила с собой. Посередине избы за большим столом ученики рассаживались поудобнее и занимались уроками. Занимались три часа, на другой день к 12 часам снова приходили заниматься на три часа, а под вечер Яков увозил их в Воскресенкое. Ребят готовили для поступления в 5 класс в Воскресенскую школу, которая находилась за 10 вёрст от деревни.
«Зимой, сломя голову, особенно по вечерам бегали на территорию мельницы. Там было много мешков с зерном, которые штабелем складывались возле стен мельницы, где находили удовольствие играть в прятки. Были случаи, мешки разрывались, и зерно сыпалось между мешками. Сторож Гриша Костышев с метлой гонялся за нами, но нам удавалось не попасть под удар его «оружия».
Но мы не всегда занимались озорными делами. По праздникам ставили спектакли. Клуба в деревне не было. Для этого приспосабливали мельничную избушку. Вместо сцены приносили доски и устанавливали на чурках. Вместо занавеса использовали возовой полог.
Среди ребят назначали кассира, который заготавливал билеты, на бумаге определённого размера ставили конторский штамп, а иногда удавалось поставить круглую печать. Участвовали в спектаклях и заводские ребятишки. Руководителем и постановщиком всех спектаклей была Зойка Большекова.
Иногда нам удавалось пробраться на чердак избушки, там много было разной литературы, газет и журналов. Выбирали то, что нам было интересно, и прятали по карманам, прятали под пиджаки и уносили домой. Там же было много музыкальных инструментов, шахматные и шашечные доски, всё это ребятня перетащила к себе на квартиры. Музыкой мы пользоваться не умели и поэтому вскоре превратили инструменты в утиль.
В школе я подружился с Володей Мальцевым. Отец у него был заведующим заводом. По воскресениям я часто бывал у них, приглашали меня и на новогодние ёлки. Ёлка красиво украшалась всевозможными игрушками, и ещё интереснее было то, что ёлка освещалась спектрическими лампочками. Возле ёлки играли во всевозможные игры, рассказывали стихотворения, пели песни.
В 1920 году Володя уехал в Саратов. Мы с ним целый год переписывались. Потом связь оборвалась».
Зима прошла незаметно. К весне ребятишек в коммуне осталось трое: Лёнька Соломонов, Коля Садков и Васька Замыслов. Остальные разъехались с родителями по своим деревням. Вскоре учеба закончилась, и оставшиеся ученики поехали по домам. Вася пришел домой, когда весенние полевые работы были в самом разгаре. Он сразу же побежал на поле к отцу. Там в это время сеяли рожь.
– Васька… Васька пришел, – приветствовали его несколько радостных голосов.
– Васенька мой золотой! – обрадовалась Пелагея и стала целовать сынишку. Сестры, оставив на минуту полевые работы, обступили Васю.
Подошел Терентий в старой сермяге, без шапки, обнял сына. Потом пошел перевязать лошадь и, оглянувшись, крикнул:
– Ступай, пособляй им, а то ишь они еле колготятся.
Вася ссыпал жито из мешка в лукошко, повернулся к отцу:
– Пойду сеять, тятя.
Он ступил на край загона, сунул правую руку в лукошко и неторопливо, размашисто бросил зерно на свежевспаханное поле.
Терентий, глянув вслед удалявшемуся сыну, довольно крякнул и только теперь заметил, что вырос еще один сын в семье. Он с доброй улыбкой смотрел на Василия, на его широкие, слегка покатые плечи и упругую поступь сильного, ладного, сухощавого тела, облаченного в просторную полотняную рубаху.
– Добрый пахарь растет, слава те, Господи, – радостно подумал Терентий и пошел чуть левее сына, роняя на комковатую землю твердые, выпуклые золотистые зерна.
Летом ребят опять назначили пастухами. Купайся, сколько хочешь, ходи на лодке по реке. Ягод и грибов вперёд их никто не попробует. Рыбы полно – хоть удочкой, хоть бреднем по пескам ходи, а то в озере лови карасей и линей. Рядом с ними также свой скот пасла Шурка Перова. Ее родители в коммуну не пошли и жили единолично. Ребята вместе купались в реке, бегали по полю за стадом.
Был жаркий полдень. Вася сидел на большом камне и ловил на удочку пескарей. В воздухе витал теплый запах тальниковой прели, водорослей и рыбьей слизи. Возле Васи сидела Шура, позабыв про скот и свиней. За Васиным ухом она шумно дышала в его голое, облезлое от загара плечо. Как только поплавок зашевелится, она дергала его за плечо:
– Тяни! Тяни!
И сама готова чуть ли не в платье броситься в воду. Вася, не оборачиваясь, показывал ей кулак, потом, обернувшись, корчил рожу и выпучивал глаза. Отчего Паруня испугано обмирала и успокаивалась.
Потеряв пастухов, в речку забрели коровы. Размеренно пили воду, хлестали себя мокрыми хвостами, отпугивая надоевших паутов. Напившись, стояли, выпучив глаза, и заворожено смотрели на речку. Потом, стряхнув оцепенение, пошли берегом на ржаное поле.
– Шура! Заверни, на потраву пошли, – вполголоса попросил Вася, боясь распугать рыбу.
– Нашел дурочку! Ты пастух, сам и заворачивай своих коров.
Вася сердито и просящим взглядом посмотрел на нее. Шурка также настырно смотрела на него, но вдруг в его взгляде она увидела что-то твердое и властное.