К новому берегу
Шрифт:
— Он не может, сыночек, прийти к нам… — шептала она. — Твой папа в тюрьме. Возможно, он навсегда оторван от нас. Тебе придется самому заботиться о себе… тяжелое у тебя будет детство.
— А почему он не пришлет письма? — не успокаивался Айвар.
— Наверно, нет возможности написать, — ответила мать. — Ведь он не знает, где мы живем.
— А почему ты ему не напишешь, где мы с тобой живем?
Вопрос Айвара, высказанный с детской непосредственностью, словно заставил Ольгу очнуться: и вправду, почему она до сих пор не написала Яну? Как это она не догадалась известить его о своем уходе из усадьбы Лаверы, попытаться что-нибудь выяснить о его судьбе?
— Я обязательно напишу, Айвар, отцу… — пообещала мать. — И от тебя передам привет. Только ты никому не говори, что папа сидит в тюрьме, иначе хозяин нас прогонит отсюда.
— Не скажу, мамочка, — обещал Айвар. — А письмо папе ты напишешь сегодня?
— Нет, мой сыночек, времени сегодня не будет, — ответила Ольга. — Напишу в воскресенье. Ведь еще надо купить бумагу и конверт.
— И папа тогда получит письмо и напишет ответ, правда? Он скажет, когда вернется к нам?
— Конечно, сыночек, может, и об этом напишет… — прошептала Ольга и тайком от Айвара смахнула рукавом слезы. — Только ты никому ничего не говори… ни детям, ни взрослым… Иди теперь в комнату, посмотри книжку с картинками. Сейчас понесу скотине пойло.
Айвар ушел, а Ольга опять принялась за работу. Она много раз выходила из кухни в хлев, отнесла коровам пойло и все время думала про Яна: что-то сулит ему судьба? Она любила Яна по-прежнему, только одного не могло простить ее сердце: как это он тайно от нее занимался такими делами, которые довели его до тюрьмы.
«Ах, Ян, милый, зачем ты так поступил? — мысленно корила она его. — Разве тебе было плохо со мной и Айваром?»
Не будучи в состоянии по своему развитию подняться до Яна, она не могла понять ни смысла, ни величия его борьбы. В ее представлении Ян в лучшем случае был мечтателем, вообразившим, что, безумно дерзая, человек может изменить незыблемый порядок жизни, установившийся испокон века. Понятно, что из этого ничего не выйдет, — ведь тогда люди могли бы заставить воду потечь вверх на гору. Почему Яну надо было подвергать себя опасности? Разве его совсем не беспокоило, что будет с семьей, если случится беда? Теперь эта беда пришла, а все остальное на свете осталось неизменным. Так не лучше ли Яну и тем, кто поступал так, как он, забыть мечты и жить тихо, смирно, довольствуясь тем, что у них есть, как большинство людей? Может, со временем посчастливилось бы приобрести небольшой клочок земли, свой уголок, и на старости лет своей семьей спокойно закончить жизненный путь…
Только такую малость требовала она от жизни и за эту малость готова была бороться неистово, упорно.
В воскресенье Ольге не удалось сходить в лавку за бумагой и конвертами, потому что к хозяину приехали гости и она весь день проработала на кухне. Хозяйка не осталась в долгу: за эту работу она принесла Ольге и Айвару мисочку куриного супа с клецками, недоеденного на хозяйской половине. Вечером, подоив коров, Ольга вырвала из тетрадки Айвара листок и написала Яну письмо. Она рассказала о переменах в ее жизни, спросила про его здоровье и в конце добавила:
«Айвар постоянно вспоминает Тебя, каждый день спрашивает, когда вернешься. Трудно ребенку расти без отца. Другие дети спрашивают, где папа Айвара, но мы не хотим, чтобы они узнали правду, тогда они станут дразнить и высмеивать Айвара. Милый Ян, не можешь ли сделать так, чтобы Тебя освободили и Ты мог бы снова жить с нами? Повинись от всего сердца, обещай больше такими делами не заниматься — может, тогда они простят и выпустят на свободу. Ты ведь можешь жить так же, как все честные люди. Тогда никто Тебя не тронет и Твоему сыну не придется расти без отца. Я Тебя очень прошу подумать об этом.
Жду от Тебя хоть несколько строчек. Если что нужно, напиши, я сделаю все, что будет в моих силах. Сердечный привет от меня и Айвара. Не забывай, что мы очень ждем Твоего возвращения домой. Ольга».
Листок она сложила вдвое и спрятала в одну из немногих книг, привезенных из Лаверов. На днях она пойдет в лавку, купит конверт и заодно опустит письмо в почтовый ящик — тогда в Кукажах никто не узнает, что она посылала письмо в тюрьму.
6
В понедельник утром, сразу же после того как Ольга подоила корову, хозяин велел ей ехать в лес, помогать батраку Судмалу. Кукажа недавно купил на торгах несколько кубометров пней, их надо было привезти домой, тогда хромому Микелю хватит работы на несколько недель, пока он их расколет.
Судмал и Ольга поехали в лес на двух подводах. Около полудня они достигли вырубки, где на краю дороги были сложены пни.
— Попробуй, взвали таких чертяк на подводу! — сердился Судмал. — Подохнешь, пока справишься с ними.
Он все время чертыхался, накладывая воз. Если бы только Кукажа слышал, какими словами честил его батрак!
— Скупердяй, хоть бы разок купил для людской настоящих дров. За десять сантимов готов черту душу продать. В прошлом году навез в усадьбу трухи да мокрой ольхи, сейчас — набросился на пни. В будущем году разыщет еще какую-нибудь дрянь. Сам только пухнет от нашего пота. До тех пор будет пухнуть, пока не лопнет.
Ольга хотела помочь, но Судмал не дал ей дотронуться до пней.
— Это не бабье дело. В два счета надорвешься, и тогда уж ты больше не человек — покойник. Я и один как-нибудь справлюсь.
Прошло больше часу, пока нагрузили обе подводы. Поев хлеба и немного передохнув, они поехали домой — Судмал впереди, за ним, шагах в двадцати, Ольга. На пнях сидеть было нельзя, поэтому весь путь пришлось пройти пешком. Шагая рядом с возом, Ольга задумалась.
«Вот так и проходят лучшие мои годы — в одних мучениях и тяготах. Незаметно подойдет и старость, и не останется у меня радостных, хороших воспоминании. Всю жизнь только тяжелый труд, нужда да вечные издевательства хозяев. А когда Айвар вырастет, разве его ждет лучшая доля? Чего может ждать от жизни сын батрака? Три-четыре зимы школа, а потом впрягайся в ту же лямку, которую тянули твой отец и дед. Чужие люди будут распоряжаться тобой, выматывать твои силы, а платой за это будет скудный кусок хлеба. Стоит ли тогда жить? Нет, не стоит. Ян тоже думал, что не стоит, но он вообразил, что можно изменить эту жизнь. Ах, если бы все эти тяготы были только сном и можно было утром проснуться в довольстве и счастье… Если бы произошло чудо…»
Нет, ни в какие чудеса Ольга больше не верила. Сердце постоянно переполняли мрачные предчувствия: ей казалось, что со времени ареста Яна жизнь превратилась в непрестанное страдание.
«Только бы Ян попросил прощения и обещал господам исправиться… Это совсем не так трудно, надо только превозмочь свою гордость. Из-за одного Айвара стоит это сделать. Завтра обязательно надо отнести письмо и бросить в почтовый ящик… обязательно».
Так размышляла она, меся холодную грязь и совсем не чувствуя, что начинают мерзнуть ноги.
До усадьбы оставалось еще около полутора километров, когда Судмал услышал за своей спиной отчаянный крик. Остановив лошадь и оглянувшись, он увидел накренившуюся набок подводу, а под ней, в придорожной грязи, придавленную пнями Ольгу. Судмал бросился на помощь, но прошло несколько минут, прежде чем удалось откатить в сторону тяжелые пни и освободить Ольгу.
Она лежала, не открывая глаз, в груди ее что-то страшно хрипело и из уголков рта текли струйки крови.
— Что с тобой? — встревоженно спросил Судмал. — Ты сильно разбилась? Наверно, лошадь чего-нибудь испугалась и бросилась в сторону?