К оружию! К оружию!
Шрифт:
— В это время года в Щеботане очень хорошо, — поддакнул Колон. — На цветочные часы посмотрите…
— Э-э… Я как раз вспомнил… мне же обещали отпуск на лечение, — сказал один из стражников.
— Еще немножко здесь покрутишься, и этот отпуск будет очень долгим, — предупредил Моркоу.
Дневные стражники умчались с максимальной скоростью, которую только допускали приличия. Толпа, впрочем, не обратила на это ни малейшего внимания. Гораздо интереснее было наблюдать за Моркоу.
— Итак, — сказал тот, — Детрит, возьми кого нужно и приведи
— Я не понимаю, почему… — начал было гном.
— А ты, урод, заткнись, — рявкнул опьяневший от власти Детрит.
Эти слова произвели эффект упавшей гильотины.
Узловатые руки в толпе сразу потянулись к спрятанному в одежде оружию.
Все посмотрели на Моркоу.
Это и было самым странным, как вспоминал потом Колон. Все смотрели именно на Моркоу.
Гаспод обнюхал фонарный столб.
— Трехногий Шеп снова заболел, — сообщил он. — И Вилли Молокосос вернулся в город.
Для настоящего пса столб или фонарь на оживленном перекрестке — это своего рода календарь событий.
— Где мы? — спросила Ангва.
По следу Старикашки Рона идти было трудно. Его перебивали другие запахи.
— Где-то в Тенях, — откликнулся Гаспод. — Судя по ароматам, в переулке Нежности. — Он обнюхал землю. — Ага, вот он где…
— Йо, Гаспод…
Голос был низким, хриплым и походил на шепот, к которому примешали чуть-чуть песочка. Он донесся откуда-то из переулка.
— Чо у тебя за подруга, Гаспод, в натуре?
Раздалось гнусное хихиканье.
— А, — сказал Гаспод. — Привет, ребята.
Из переулка показались два пса. Они были просто огромны. Породу определить не представлялось возможности. Один из них был иссиня-черным и выглядел как помесь питбультерьера с мясорубкой. Второй… второй выглядел как пес, которого почти наверняка зовут Крутым. Верхние и нижние клыки его были настолько большими, что он смотрел на мир сквозь некое подобие решетки. Он тоже был кривоног, но упоминать об этом было бы серьезной, если не смертельной ошибкой.
Хвост Гаспода нервно завибрировал.
— Это мои друзья, Черный Роджер и…
— Крутой? — предположила Ангва.
— Откуда ты знаешь?
— Удачная догадка.
Два пса обошли их с двух сторон.
— Вау, — ухмыльнулся Черный Роджер. — И что это за сестричка?
— Ангва, — ответил Гаспод. — Она…
— …Волкодав, — закончила за него Ангва.
Псы кружили вокруг них с голодным видом.
— Большой Фидо о ней в курсах? — поинтересовался Черный Роджер.
— Я как раз хотел… — начал было Гаспод.
— Я въехал, — перебил его Черный Роджер. — Что ж, придется вам проковылять кой-куда с нами. Сегодня как раз вечер Гильдии.
— Конечно, конечно, — поспешил согласиться Гаспод. — Никаких проблем.
«Я справилась бы с любым из них, — подумала Ангва. — Но не с обоими одновременно».
Вервольфы обладают невероятной ловкостью и такой силой челюстей, что могут мгновенно вырвать у человека сонную артерию. Ее отец частенько так шалил, что очень раздражало мать, особенно если он делал это перед обедом. Но Ангва предпочитала вегетарианскую диету.
— Йо, — выдохнул Крутой прямо ей в ухо.
— Ни о чем не беспокойся, — простонал Гаспод. — Я и Большой Фидо… мы такие закадычные…
— Что ты там пытаешься сделать со своей лапой? Скрестить когти? Вот уж не думала, что собаки способны на такое…
— Ты права, — с несчастным видом откликнулся Гаспод.
Из теней появлялись другие собаки. Ангву и Гаспода то ли провожали, то ли вели по дорожкам, которые были даже не проулками, скорее щелями между стен. Наконец, они вышли на какое-то открытое место, смахивающее на двор-колодец, в который едва проникал свет. В одном углу валялась огромная бочка с куском одеяла внутри. Рядом сидели и чего-то определенно ждали разного рода псы. У некоторых был только один глаз, у других — одно ухо, но у всех были шрамы, и у всех были зубы.
— Вы, — сказал Черный Роджер. — Здесь тусуйтесь.
— И не пытайтесь сделать лапы, — добавил Крутой. — Очень неприятно, когда жуют твои внутренности.
Ангва опустила голову до уровня Гаспода. Маленькая дворняга вся дрожала.
— Ты куда меня притащил? — прорычала она. — Это же Гильдия Собак. Стая бездомных псов!
— Ш-ш-ш-ш! Не говори так! Они вовсе не бездомные. — Гаспод испуганно огляделся. — В Гильдию всяких шавок не берут. Нет, поверь мне. Эти собаки, — он понизил голос до шепота, — были… плохими.
— Плохими?
— Очень плохими. Ах ты, паршивец… Пинка тебе… Плохой пес, — забубнил Гаспод как молитву. — Каждая собака, которую ты видишь, все они… сбежали. Сбежали от своих хозяев.
— Всего-то-навсего?
— Всего-то? Ну да. Этого что, мало? Впрочем, ты же не совсем собака. Ты не понимаешь. Не знаешь, что это за жизнь. А Большой Фидо… он сказал им… «Сбросьте ваши оковы, — сказал он. — Укусите длань, вас кормящую. Восстаньте и завойте». Он дал им гордость, — продолжал Гаспод, в голосе его чувствовалась смесь страха и восхищения. — Он сказал, что каждая собака, в которой не будет обнаружен дух свободы, станет мертвой собакой. На прошлой неделе он убил добермана только потому, что тот завилял хвостом проходившему мимо человеку.
Ангва оглядела собак. Все они были косматыми и неухоженными. И каким-то странным образом они совсем не походили на собак. Был среди них маленький и достаточно изящный пудель, сохранивший следы стрижки, а также декоративная собачка с остатками попоны из шотландки на плече. Эти собаки не бегали по двору и не ссорились; кроме того, у них был одинаковый сосредоточенный вид, который она раньше уже встречала, но не у собак.
Гаспода била крупная дрожь. Ангва незаметно подошла к пуделю. Под свалявшейся шерстью она заметила ошейник, украшенный стекляшками.