К полюсу!
Шрифт:
Сперва выбирается ровное место с крепким настом. На острые концы двух лыжных палок надеваются петельки мерной веревки длиной 2,25 метра. Одна палка втыкается в снег, отмечая центр будущего дома, другой но снегу чертится окружность. По ней одноручной пилой режется наст, затем веслом роется канавка глубиной 15 сантиметров. В это время кто-нибудь собирает каркас потолка палатки — десятигранную пирамиду: в основании 10 титановых звеньев со специальными ушками, а боковые ребра — 10 алюминиевых лучей. Затем один из нас, обычно Шишкарев, становится в центр круга, держа над головой пирамиду, и 3—4 человека вставляют носки лыж в ушки, закрепляя пятки «Бескидов» в канавке. Десять лыж превращаются в упругий и надежный остов будущего дома.
Два человека набрасывают на каркас капроновое полотнище — стены и потолок. Особый отворот полотнища — мы называем его воротником — укладывается в канавку и крепко зажимается снежными кирпичами.
Наш дом похож на полусферу, но ближе всего к параболоиду. Ветер ему не страшен. Синий рукав входа — люк в мир — крепко завязан изнутри.
В пургу снег моментально облепит и мех, и шерсть, и брезент, забиваясь в поры материи или между волосками меха. А вот от капрона снежинки «отскакивают». Метет, а стены палатки по-прежнему чистые и светлые.
Рахманов облачается в капрон — широченные колготки и куртку с капюшоном.
— Погляжу, как там, измерю скорость ветра, — говорит он.
Эта одежда взята именно на случай пурги. Возвращаешься в ней в палатку, и снега на тебе нет. Кстати, весит капроновый костюм всего 200 граммов. Еще о весе. Палатка — 4,2 килограмма, каркас — 3 килограмма. При этом площадь пола — 15 квадратных метров, а высота дома — 1,6 метра. Наш любимый чум легок и просторен, семерым можно жить в нем без тесноты. Справа от входа — кухня. Здесь два примуса: австрийский «Фебус» и отечественный «Шмель». Последняя модель «Шмеля» имеет государственный Знак качества. Работает он отлично и радует нас не меньше, а временами и больше, чем его прославленный заграничный собрат.
На снежный пол стелется полиэтиленовая пленка, затем семь пенопластовых ковриков, которые связываются между собой. Надутые «слюнявчики», наши спасательные жилеты, также связываем в единый матрац, и постель готова.
Яркие, с крупными надписями лыжи тоже имеют Знак качества. Они, будто хорошо подобранные обои, преображают пашу комнату. Цены нет лыжам. Более жесткой проверки на гибкость и прочность, чем переход с рюкзаками по дрейфующим льдам, придумать для них невозможно. В торосах нагрузки «Бескиды» испытывают адские: поперечное кручение, продольный изгиб, прямые удары носков о лед — все выдерживают. Особенностей у них две: слой гикори — особо твердого дерева, которым покрыта рабочая поверхность, и металлический кант, позволяющий лыжнику «зарубаться» на наклонных скользких льдинах.
После сброса 30 апреля вес рюкзаков возрос до 49 килограммов, то есть стал на 4 килограмма больше, чем на старте. Во-первых, за счет отснятой фото- и кинопленки, заполненных дневников и тетрадей увеличился вес общественного снаряжения. Кроме того, мы считаем, что теперешний четвертый этап может оказаться самым длинным — именно на нем мы должны создать как бы резерв, максимально приблизиться к полюсу, чтобы потом было время точно найти его.
По утрам, когда снимается палатка, меня всегда потрясает одно и то же. Каким образом неимоверное количество вещей, обеспечивающих нашу жизнь, наше продвижение, выполнение научной программы, умещается всеми рюкзаках? Не в нартах, которые потащат десятки собак, не в мотонартах.
«Такого не может быть», — хочется крикнуть. Парадокс, загадка. Но... 30 минут каждый из нас проводит с грудой предметов и рюкзаком. Совершается колдовство, и груда исчезает. Остается семь аккуратных, красивых и слишком тяжелых мешков.
Часто, когда я иду последним и вижу впереди себя цепочку вышагивающих друзей, я словно мысленно объясняюсь им в любви. У всех важный вид и мешки за плечами, все очень торопятся и похожи на добрых гномов из сказки.
По сравнению с мартом температура поднялась на 20 градусов. Раздеваемся, складываем вещи в рюкзак, он тяжелеет. Пот заливает лицо. Хочется пить. Хмелевский говорит, что жажда мучит его так же, как раньше холод.
Однако худшее, что несет тепло, — это незамерзающие разводья.
1 мая дул сильный северный ветер, 2-го не менее сильный южный, 4-го полдня бесновался норд, а к вечеру снова задул зюйд. Мы были готовы к тому, что льды после пурги пострадают, однако действительность превзошла самые унылые прогнозы. Льды были изломаны и разбиты. Утром 5 мая, забравшись на торосы рядом с палаткой, мы увидели кругом синие озера, соединенные прихотливыми каналами. Слышались сравнения: «Карелия», «Половодье», «Венеция».
Началась ежечасная борьба с водой.
Сформулированы правила — что мы должны и что не должны делать вблизи воды. Главное: дисциплина, собранность, бдительность. Срывы бывают редко. Но бывают.
...Под нашим «бережком» на льду снежный забой, он кажется крепким и надежным. Ловкий, предусмотрительный Рахманов пробует ступить на него, но снег обрушивается, большие комья плывут по зеленой воде. Рахманов заваливается на берег — он был готов к этому. Через несколько минут все повторяется. Опасные эксперименты. «Кончай, старичок», — говорю Володе, и мы уходим к востоку, где находим безопасную переправу.
Буквально через полчаса новый канал шириной два с половиной метра. Без рюкзака тонкий лед пробует Леденев. У него свой резон перебраться первым — Володя снимает фильм и обожает динамичные переправы.
От южного и северного берегов примерно на метр простирается темный нилас, в центре бежит черная змейка открытой воды. Володя нашел «мостик», он дрожит, прогибается под тяжестью человека, но дело сделано быстро, и Леденев на той стороне. Теперь он страхует Шишкарева, который переходит с рюкзаком. Володя отбегает в сторону и достает кинокамеру.
Мне переправа кажется простой, и я перехожу, изменяя правилу быть последним, вслед за Василием, чтобы успеть сделать несколько фотоснимков.
По краям мостика выступила вода. Отталкиваюсь палками, секундное неприятное ощущение позади, сбрасываю рюкзак и вот рядом с Володей — готов снимать. Юра спокойно и точно, повторяя мои движения, пересекает канал. Теперь Давыдов.
Дух любознательности отводит Вадика от проторенной лыжни, он идет чуть левее. Носки лыж Вадима погружаются в воду, руки тянутся к Шишкареву. Тот хватает их и опрокидывается на спину, заваливая Вадима на себя. Ноги Вадима в воде, общими усилиями вытаскиваем его. Леденев снимает, похоже, что он доволен — все зафиксировано на пленку.