К полюсу!
Шрифт:
Сначала все шло хорошо. Лед покрывал только 5 процентов поверхности и сразу регистрировался нашими сверхчувствительными сонарами. Некоторые из больших глыб имели осадку до 20 футов. Они проходили в 50 футах над нашей рубкой; под килем мы имели добрых 40 футов. Для большинства моряков-подводников это считалось бы излишне тесным «соседством», но ми, имея за плечами предыдущий опыт «Наутилуса», особенно не беспокоились. Действительно, мы чувствовали себя настолько в безопасности, что увеличили скорость до 8 узлов.
После часа наблюдений с помощью направленного вверх сонара, который регистрировал нижнюю поверхность льда, я пришел к выводу, что мы находимся
В 23.00 во вторник, 17 нюня — восемь дней пути от Сиэтла — мой сон был прерван спокойными, по настойчивыми словами лейтенанта Билла Лейлора, которые прохрипел спикер в моей каюте. Лейлор просил меня подняться в рубку. Я поспешил туда, и Билл доложил, что «Наутилус» только что шел подо льдом толщиной 63 фута. Самописец показал, что лед прошел всего в 8 футах над рубкой. Я быстро отдал распоряжения уйти влево и увеличить глубину погружения до 140 футов. Такой маневр вынуждал нас идти на расстоянии 20 футов от океанского дна. Пока мы поворачивала Альфред Чаррет: специалист первого класса по электронике, тихо доложил о двух массивах льда, лежащих прямо по курсу. «Наутилус» находился почти под первым массивом.
Я приказал убавить скорость до минимума. Судя по показаниям радиолокационной станции, массив льда, под которым мы находились, был шириной около мили! За многие годы плавания на подводных лодках мне не приходилось испытывать такого неприятного чувства. Было очевидно, что возникла крайняя необходимость уйти от этого льда. Стараясь говорить ровным голосом, я приказал двигаться вперед.
Неожиданно регистрирующее перышко качнулось вниз; мы все стояли в крайней растерянности. Затем медленно перо вернулось в нормальное положение. Все вздохнули с облегчением. Мы прошли под этой чудовищной глыбой на глубине 25 футов. Но положение оставалось опасным. Наши приборы показывали, что впереди находился еще больший по размерам барьер. Я с недоверием смотрел на показания прибора. В книгах говорилось, что этого не могло быть! Медленно, очень медленно мы двигались вперед. Мои глаза были прикованы к записывающему перу. Мне захотелось убежать от самого себя, втянуть голову в плечи. Мне бы очень хотелось, чтобы я смог сделать то же самое с «Наутилусом». Маленький мальчик, пытающийся протиснуться через забор, скоро застрянет! Неизбежными последствиями для «Наутилуса» будут серьезные повреждения — возможно, даже медленная смерть всех, кто находится на борту.
Я ожидал скрежета стали о поверхность твердого льда. Регистрирующее перо находилось так близко к линии, указывающей верхнюю точку нашей рубки, что они, казалось, совпадали. Я — уверен, что и все остальные, — обратился за помощью к Единственному Спасителю.
В состоянии агонии мы стойко стояли на своих местах. Никто не двигался и не разговаривал. Затем неожиданно перо, находившееся в неизменном положении, медленно двинулось вверх. Щель между «Наутилусом» и льдом расширялась. Мы осуществили это! Мы прошли на расстоянии всего пяти футов под глыбой льда, настолько большой, что можно было дать каждому мужчине, женщине и ребенку США по 100-фунтовому куску из нее.
Мне понадобились буквально секунды, чтобы оценить ситуацию. Операция «Солнечное сияние» полностью и бесповоротно не удалась. Даже «Наутилус» был не в состоянии пробиться через такой лед и победить. К северу от нас лежали многие мили еще более мелких вод и, возможно, даже еще более мощного льда. Вопросов не оставалось. Единственное спасение — курс на юг. Я объявил о своем решении команде. Я сказал, что мы выйдем из-под пака и пошлем по радио
Я провел много времени, чтобы написать этот отчет. После стольких месяцев тревог было ужасно досадно рапортовать, что первые попытки показали нашу неспособность пробиться. Было ясно, что нам нужно будет как следует взвесить все обстоятельства. Я постарался написать все как есть, особо подчеркнув свое твердое убеждение, что операция может быть успешно проведена позднее — после того как кромка льда отступит в более глубокие воды. И нам нужно было собрать больше информации. Мир вокруг нас — темнота подо льдом — был так же неизведан, как обратная сторона Луны.
Я информировал старших офицеров о первом этапе операции «Солнечное сияние», утверждая с глубокой уверенностью, что еще одна попытка должна быть предпринята в конце июля.
Я сознавал, что нам многое нужно узнать о ледовых условиях, поэтому предложил провести серию детальных и продолжительных полетов над нашим предполагаемым маршрутом на военном самолете с большой дальностью полета. Мои начальники согласились.
В среду, 23 июля, в три минуты после полуночи мы нырнули к югу от Оаху (Гавайи) и выровнялись на крейсерской глубине. К моему большому удовлетворению, операторы гидролокатора заметили дельфинов, кувыркавшихся невдалеке от нас. Это было хорошим предзнаменованием.
Наш реактор, могущественный источник энергии, который вез нас, давал свет, готовил еду и брил нас, работал тихо и величественно. Вахтенные наблюдали за показаниями приборов. Наш мир был миром безграничной веры — веры в оборудование, веры в законы физики, веры друг в друга и в Него, руководящего нашей судьбой в неизвестных морях впереди...
Проблема, возникшая перед нами в неизведанном, непромеренном Чукотском море, была почти та же, что и в первом плавании: найти достаточно глубокую воду, чтобы проскользнуть подо льдом и идти к полюсу.
Мы направились к югу, затем к востоку, а затем к северу. И опять нам встретился тупик. Когда туман исчез, мы увидели, что к западу весь горизонт забит сплошным льдом. К северу и к востоку лежали открытые воды. Мы увеличили скорость до 15 узлов и пошли северо-восточным курсом. Я исследовал лед, лежащий к западу от нас. Отдельные части его были угольно-черного цвета. Очевидно, это был береговой лед, образовавшийся около земли, где он и впитал всю эту грязь. Некоторые из глыб неправильной формы были до 40 футов высоты. Это означало, что подводная часть, вероятно, опускалась на 120 футов ниже поверхности. Нечего и говорить, что у меня не было ни малейшего желания зажимать «Наутилус» между этим черным льдом и дном. Такого рода опыт мы накопили в достаточной мере в первом плавании. Мы продолжали плыть у края пака в поисках глубокой воды, И заходили то в один тупик, то в другой.
В середине дня наша радиолокационная станция заметила самолет, и мы ушли под воду. Гидролокатор немедленно отмстил какие-то странные звуки. Стадо моржей окружило нас. По мере нашего продвижения к югу они следовали по пятам, вероятно, удивляясь, что за странное чудовище нарушило их покой.
Наши достижения были невелики. Часто встречались длинные полосы льда, которые северный ветер «вытягивал» из общего массива пака. Все это заставляло нас часто менять курс. Один раз нас зажало между двумя такими «полуостровами», и, чтобы пробиться на чистую воду, нам пришлось выполнить длинный и утомительный обход. Настроение у всех начало падать. Позднее в этот вечер мы опять очутились среди льда в густом тумане.