К последнему городу
Шрифт:
Днем Роберт прошел мимо палатки Франциско, но, внезапно, поддавшись какому-то импульсу, вернулся и зашел к нему. Его больше не раздражало то, как Франциско смотрит на Камиллу. Он даже немного возвысил ее в глазах Роберта. Франциско лежал на голой простыне, уставившись в брезентовый потолок. Первые несколько секунд он не мог понять, кто к нему пришел. Потом на его лице проступила слабая улыбка.
Как глупо, подумал Роберт, что так трудно это произнести, но все же сказал:
– Я хочу поблагодарить вас за то, что вы вчера сделали, Франциско. – Вы – хороший человек, – тихо добавил он немного погодя.
Улыбка исчезла
– Нет, я не хороший человек.
Ему вдруг показалось, что его собственные слова что-то зажгли внутри него. Он сказал громче:
– С чего вы это взяли?
И тут он хрипло и гневно закричал, так, что его, наверное, слышали все в лагере и в лесу за ним:
– Я нехороший человек! Нет! Нет! Я не хороший человек!
Глава тринадцатая
В джунглях, которые окружали их все последние мили на пути к Вилкабамбе, царила еще более глубокая тишина, чем раньше. Многие мили они поднимались на холмы и спускались в низины, ступая по дну зеленого океана. Единственными нарушителями этой тишины были обезьяны-ревуны – на самом деле они вовсе не ревели, а издавали какие-то странные, приглушенные звуки, похожие на далекий гром. Потом тропа внезапно отодвинулась к самому краю пропасти – далеко внизу ревела бурная река, а на склонах напротив росли огромные деревья и бамбук.
Несколько раз им попадались фермерские угодья, где рос маис, кофе или фруктовые деревья. Но они никогда не видели самих рабочих на этих фермах.
Потом вокруг них снова смыкались джунгли. Камни под ногами были скользкие от недавно выпавшего дождя, и земля приставала к ботинкам, как глина. Они слишком устали, чтобы разговаривать. Камилле очень захотелось проехать немного верхом, но даже мулы выглядели такими измученными, что она не решилась попросить. Джунгли проплывали мимо нее вереницей незнакомых орхидей и птиц: трогоны, оропендолы и прекрасные черно-синие танагры.
Ее по-прежнему раздражала Жозиан. Судя по всему, эта девушка привыкла к своей роли: всегда быть предметом всеобщей заботы. Сейчас Жозиан ехала впереди – застывшая в седле, почти неживая, – не держась за поводья. Она даже не пыталась уклониться от листвы и лиан, которые хлестали ее по лицу. Она смотрела прямо перед собой. Луи ковылял рядом, обхватив ее рукой за талию. Казалось, она не замечала его. Высокий погонщик – он все слушал свой транзистор – вел ее лошадь за узду.
Один раз Роберт подошел к Луи и положил руку ему на плечо:
– Может, не стоит продолжать путешествие? Давайте лучше остановимся и повернем назад.
– Нет. Я хочу отвезти ее в больницу.
Роберт удивился странной перемене, произошедшей в нем. Кожа на лице Луи обвисла, а вокруг выпуклых глаз появились пепельно-серые круги.
– Она хочет попасть в Вилкабамбу.
Роберт посмотрел на нее и понял, что она его не узнает. Она держалась за голову. Интересно, как в ее представлении выглядит Вилкабамба? Он сказал:
– Проводник думает, что мы доберемся до него к заходу солнца.
– Только об этом и мечтаю, – просто сказал Луи. Он сосредоточенно обнимал ее. Иногда им приходилось проходить по узким вымоинам – они были такими узкими, что скалы по сторонам царапали ей колени, и Луи приходилось подаваться назад и смотреть, как она, пошатываясь, едет впереди. Он снова и снова укорял себя в том, что мог допустить такое. Но все случилось так быстро. Они только оставили цивилизацию и тут же погрузились в эту трясину. И правильно, что они ненавидели джунгли, думал он. В них не было ни формы, ни воспоминаний. Они просто обволакивали путешественников своим ядовитым безвременьем. Деревья, похожие на поломанные зонтики. Весь этот мокрый лес – капли падают с каждой ветки. Эти изъеденные насекомыми листья и камни, все в пятнах от мха, похожего на зеленое дерьмо. Единственное, что выделялось по цвету из всего этого, – кроваво-красные колокольчики дурмана, такого цвета обычно бывает губная помада у проституток.
Иногда они встречали на своем пути мертвых змей и отвратительных желтых слизняков, которые выделяли ядовитое молочко, когда на них наступали. Все сильное в этом лесу было облеплено более слабыми – лишайниками, лианами, мхом, – пока оно наконец не падало на землю и не превращалось в непонятную зеленную груду. Все это сливалось воедино: все поглощало и пожирало с древним каннибализмом предков.
Только к середине дня Луи заметил новую странную перемену. Его руки уже давно ныли от того, что он поддерживал Жозиан, и он опустил их, наблюдая, как она едет впереди, умудряясь ровно держаться в седле с давно заученной ловкостью. Постепенно он начал замечать, что вокруг ее головы парит облако бабочек: черно-голубых, оранжево-голубых. Он начал презирать в себе эту сентиментальность, но его взгляд все снова и снова устремлялся на бабочек. Они как будто были благословением.
Роберт, отставший от остальных, ни о чем таком не думал. Каждый раз, когда он выпрямлял ногу, его колено охватывала резкая боль. Он начал считать шаги. Ему не было видно никого, кроме Камиллы, которая специально тащилась позади остальных. Он время от времени поглядывал на нее с плохо скрываемым смущением. Она стала жестче смотреть на джунгли и казалась более одинокой. Ребенок обязательно вырезал бы ее и наклеил в альбом отдельно от джунглей. Роберт дважды пытался догнать ее, но не смог и наконец понял, что она намеренно подстраивается под его шаг, чтобы его подбодрить. Это ее внимание к нему тронуло Роберта и одновременно вывело из себя.
Только там, где приток образовывал небольшое озеро, проводник остановился, позволив ему нагнать остальных. Озеро было обрамлено свежесрезанными цветами – это был один из знаков, что здесь были и другие люди, те, кого они никогда не видели.
Проводник сказал:
– Они приносят сюда цветы, чтобы умилостивить богиню, которая живет в воде. Тогда у них будут красивые отражения в этом озере, – и тут же жестоко приказал снова отправляться в путь.
Проводнику очень хотелось вернуться наконец назад, в Куско. Есть люди, даже иностранцы, думал он, которые хорошо вписываются в эти джунгли и горы. С ними легко. Но эта компания была похожа на вереницу призраков. С испанцем было что-то не так: казалось, он болен, и это вовсе не солнечный удар, к тому же он глаз не сводит с англичанки. Может быть, он просто немного сумасшедший. Двое мулов повредили себе ноги, а журналист серьезно хромал. Но хуже всего дело обстояло с француженкой. Он был уверен, что у нее церебральная малярия. Она все время хваталась за голову. Он всей кожей чувствовал, что она уже не в себе, а ее пот привлекал бабочек.