К разговору о Трое
Шрифт:
– Конечно. Ясон, например.
– Так ведь он на воспитание тебе себя не сам отдавал. Просто это он в благодарность плюс с золотым руном повезло. А сами заказчики?
– Обычно ограничивались авансом. Еще раз повторю, дружище, я не жалуюсь. Мне на жизнь хватало. Хотя посуди сам: на ваше воспитание я тратил все свое время, которое мог посвятить фундаментальным размышлениям о сутях бытия. Кроме того, вас нужно было кормить, поить, лечить. Все это обходилось мне в приличную драхму. Но хватит о деньгах, дружище, я не люблю этих низменных разговоров. Мне важнее воспитательный процесс.
–
– Да, многовато крепкой мужской дружбы, - встрял в разговор заскучавший Оник.
– Хотя у нас в школе тоже на эту тему немало интересных случаев было. Как-то раз Менелай Атреевич отправил Елену с Гермионой к матери и устроил грандиозный мальчишник для учащихся...
– Поменьше бы мальчишников устраивал твой идиот Менелай, глядишь, и Елена к Парису не сорвалась, - сердито сказал Асклепий.
– Ты чего в разговор встреваешь? Не можешь сидеть молча, иди, погуляй.
– Извините, я больше не буду, - виновато сказал Оник.
– Я понял твою мысль, Асклепий, - медленно сказал Хирон.
– Я сам много над этим думал, дружище. Я ведь из-за этого и бессмертие отдал. С другой стороны, жизнь диктует нам свои суровые законы. Геракл, Ахилл, Ясон - все они герои и по-другому вести себя не могут. Иначе они были бы мудрецами или великими врачами, как ты. Орфей - музыкант и ожидать от него умных поступков нечестно по отношению к нему. Патрокл... Хороший парень, но бесхарактерный, полностью под влиянием Ахилла. Может, еще и получится из него толк. Можно и нужно сказать, что все они - не образец для морали. Однако, дружище, ты не можешь не признать, что это великие личности, внесшие немалый вклад в развитие современной Древней Греции. Если бы я воспитал их по-другому, они бы выросли тряпками и слабаками.
– Взять, к примеру, тебя, Асклепий. Ты прекрасный врач, гениальный ученый, душевный человек. Но при этом круглый дурак. Я уже объяснял, почему так считаю. Не обижайся, дружище. Пойми, нет идеальных людей на свете. Какие-то качества всегда будут доминировать над остальными. Я готов помогать тебе, чем смогу. Ты мой ученик и я люблю тебя. Кроме того, земного бессмертия у меня пока нет и погулять по поверхности лишние пару месяцев - это подарок, за который я искренне благодарен тебе, дружище. Показывай, где тут у тебя что.
– Искренне благодарен тебе, Хирон, - начал было Асклепий, но вдруг в кустах зашуршало и из них вывалился всклокоченный человек с безумным взглядом.
– Что случилось, Боткилай?
– спросил Асклепий.
– Беда, учитель! Катциса поразило молнией во время лекции на тему "Олимпийские боги: научный вымысел или мифологизированная правда. Версия лучшего ученика Асклепия".
– Он жив?
– В моем сердце он будет жить вечно, но встретиться с ним я смогу разве что в Аиде.
– Это вряд ли, - вмешался Оник.
– У тех, кто попадает в Аид не в одной партии, шансов встретиться очень мало.
– Хирон, прошу тебя, вели своему спутнику заткнуться, иначе я верну его туда, откуда взял!
– взвыл Асклепий.
– Зачем Катцис затеял читать эту дурацкую лекцию? Зачем упомянул мое имя? Я же велел вам не высовываться!
– Он выпил и занесся, - виновато произнес Боткилай.
– Сказал, я человек с высшим образованием и имею полное право учить уму-разуму неотесанную деревенщину. Я пытался его остановить, но он физически сильнее меня.
– Удар молнией - это, безо всяких сомнений, сигнал от Зевса, дружище, - произнес Хирон.
– Обычно он снисходительно относится к атеистам.
– Если он думает, что таким примитивным способом сможет запугать меня, то ошибается!
– запальчиво воскликнул Асклепий.
– Боткилай, никто не догадался, что вы с Катцисом знакомы?
– Нет, великий Асклепий. Я изображал незнакомца, который хотел остановить дерзкого еретика.
– Ладно, полчаса на сборы! Отправляемся туда, где богам будет найти нас сложнее всего. На Троянскую войну!
XII
Рейсовый корабль "Малея-Троящина" уверенно двигался к пункту назначения. Перед началом путешествия друзья разработали легенду. Асклепий взял себе имя Агробий, похудевший Хирон стал Ксироном, Боткилай - Амосием. Онезимос не стал ничего выдумывать и назвался по-старому Оником. После попадания в другое тело узнать его было невозможно, а имя популярное. Агробий ехал как врач, Ксирон с Амосием числились учениками, Оник - чернорабочим.
В общение с другими пассажирами доктора почти не вступали. Тем не менее, за короткое время Хирону пришлось дважды подраться с каким-то бесноватым мужиком, оказавшимся двоюродным братом их старого знакомого Папазогласа. Сначала тот долго присматривался к кентавру, но молчал. Первый конфликт произошел после того, как Хирон процитировал своего знаменитого соплеменника Суворого. Мудрец стоял у борта, любовался достопримечательностями и, от переизбытка чувств, продекламировал: "Помилуй боги, мы - греки! Какой восторг! Мы греки и поэтому мы победим!".
– Какой ты к дьяволу грек, лошадиная жопа!
– вскричал неистовый кузен Папазогласа и бросился на кентавра с кулаками. Хирон был мирным философом, но как-никак когда-то тренировал знаменитых героев. Он одним ударом вырубил задиру, после чего с достоинством удалился.
– Ты чего на нашего Ксирона накинулся?
– спросил пострадавшего Оник, приведя его в чувство.
– Ненавижу кентавров!
– зло процедил Папазогласов родственник.
– От них все зло по Элладе.
– Так ты, оказывается, расист, - сказал Оник.
– Вот уж не думал, что в наше просвещенное время такие существуют. Ты, может, еще и к однополой дружбе негативно относишься?