К солнцу за горизонт
Шрифт:
– Кофе, – пояснила она, вкладывая стакан в мою руку.
«Мне снится?» – думала я, не сводя глаз с белого пара, который поднимался от темного стакана. Чина обхватила мои ладони, притянула стакан к себе и отпила первая. Затем, не отпуская рук, придвинула его к моему рту. Я осторожно коснулась губами черной жидкости. Это действительно был кофе. Кофе, настоящий! Я сделала глоток и испытала наслаждение. Каждая клетка в моем теле пробуждалась, пока внутри разливалось тепло. Я медленно тянула кофе, не отрывая губ от стакана.
– Обувь совсем развалилась, – заметила Чина, щупая мои ботинки.
Ночью ее волосы показались мне кроваво-красными. Я едва успела подумать о том, чтобы снять с нее головной
– Ай!.. Так ведь видно, какая грязная у меня голова…… – заворчала Чина, приглаживая волосы.
Мой поступок будто совсем не удивил ее.
– Ты ведь тоже приехала из Кореи? – спросила она, протягивая ладони к костру. – Как тебя зовут?
Я растерялась.
– Ты можешь звать меня Чина.
С близкого расстояния я могла разглядеть ее лучше. Радужки ее глаз были пепельно-серыми.
– И куда ты идешь? Ты уже определилась? – спросила она, потирая нос.
Чина то и дело заглядывала мне в глаза, похоже, ожидая, что взгляд выдаст меня, если я решу соврать. Я пила кофе, низко склонив голову. Чина положила свою руку поверх моей и сжала ее – казалось, этим жестом она просит меня поднять лицо и посмотреть на нее. Я подняла глаза.
– Пойдешь вместе со мной?
Чина, ее рыжие волосы, пепельного цвета глаза……
– Пойдем вместе?
Я хорошо понимала. Понимала, что именно мне нужно и где оно находится.
Чина
Проснулись родственники, двор наполнился голосами. Я подошла к окну и жестом позвала Тори. Взяв Мисо за руку, она встала возле меня. Я показывала родственников и объясняла, кто есть кто. В тот миг я заметила взгляд папы. Он смотрел на Тори, но оставался невозмутимым. Папа никогда не удивлялся. В Корее братья и сестры папы с мамой жили в одном районе – всего родственников было около пятидесяти человек. Из них больше тридцати погибло примерно за два дня. Папа не растерялся даже тогда. Его сестра повесилась, лишившись и детей, и родителей. Муж маминой сестры выбросился из окна, когда узнал о смерти жены и сына. Потеряв своих родителей, жену, братьев и сестер, папа с грозным выражением лица объявил, что больше никому не даст умереть. Он выменял все подержанные иномарки, продажей которых прежде занимался, на золото и бриллианты. Все, кроме двух больших, крепких грузовиков. В них он посадил оставшихся в живых родственников, погрузил предметы первой необходимости и уехал из Кореи.
Люди постоянно говорили, что я похожа на папу. С самого раннего детства я слышала эти слова и привыкла думать, что действительно пошла в него. Теперь я так не считаю. Мы с ним не похожи, просто я выросла на словах о нашем сходстве. Они и сделали меня похожей на него.
Я сказала, что хочу взять Тори и Мисо с собой. Папа долго не раздумывал.
– Хорошо, но это в последний раз, – ответил он. – Больше тебе нельзя брать попутчиков, – добавил он на всякий случай и посмотрел на Тори. – Если поедете с нами, вам придется как-то за это платить. Если вдруг у тебя есть пистолет, лучше выложи его сразу.
Тори молча раскрыла свой рюкзак, чтобы показать его содержимое. Папа перевернул его и вытряхнул вещи наружу. Затем он обыскал сестер. Когда из кармана Тори вывалился перочинный нож, он не сдержал смех.
– И на что эта штука годна? – он насмешливо изобразил, как открывает ножом консервную банку.
Однако, когда Тори рассказала, как они с сестрой бежали из Кореи и теперь шли пешком из Улан-Удэ, папа надолго замолчал.
– И вам никто не помогал? – спросил он, глядя в безразличное лицо Тори. – И вам не пришлось никого убивать?
Тори не ответила.
– Сколько вы уже в пути?
– Мы не считали.
– ……Ясно.
Папа спрятал ножик в карман, но Тори тут же попросила вернуть его.
– Опасно оставлять его тебе.
– Да ведь им и консервной банки не откроешь.
– Все равно нельзя.
– Отдайте!
– Отдам, когда пойму, что тебе можно доверять.
– В этом нет нужды. Отдайте сейчас.
– Что это значит?
– ……Это значит, что вы можете мне не доверять. Я тоже вам не доверяю.
Папа смотрел на Тори, задумчиво вертя в руках нож. Тори не избегала его взгляда.
– Ладно, это лучше, чем если бы ты попросила поверить тебе на слово, – произнес он, возвращая ей нож. – С этого момента слушаться меня. Будешь фокусничать – выкину на дорогу. И лучше не надейся, что здесь тебя примут как родную.
Услышав, что папа согласился взять в машину Тори и Мисо, несколько человек стали недовольно переговариваться между собой. Послышался упрек: «Скольких еще он собирается подобрать?» Прозвучало недовольное – «Лишние рты!» Кто-то подозрительно добавил: «Мы их совсем не знаем, вдруг они нас обворуют?» Кто-то беспокоился: «Если мы возьмем ребенка, на нас могут напасть». Однако открыто выступить против никто так и не дерзнул.
Я поймала взгляд Кончжи. Он сидел, привалившись к колесу грузовика с самым серьезным видом, на который был способен. Его волосы были зачесаны назад. До сих пор лишь Кончжи был здесь неродным. Он тоже оказался в грузовике благодаря мне. Мы жили по соседству десять с лишним лет, и в нашем доме он проводил больше времени, чем в своем. Его часто били. Били дома, били в школе. Моя мама однажды даже ходила ругаться из-за этого с его учителями. Она обошла по одному всех родителей, чьи дети били Кончжи, чтобы обсудить с ними эту проблему. Однако с его отцом она тягаться не могла. Такая ссора могла обернуться убийством.
Когда болезнь погубила их мать, отец Кончжи напился и решил убить его и покончить с собой. Кончжи спрятался у нас в сарае и отказывался выходить оттуда даже после смерти отца. Я ничем не могла помочь ему, пока он сидел, запершись там в темноте, и голодал. Когда вспоминаю об этом… время разбивается на осколки. Не помню, в каком порядке все произошло…… Нет, никакой последовательности и не было. Все разрушилось в один миг. Отец Кончжи, моя мама, родственники, соседи погибли в одно время, в мгновение ока. Я не спала, а солнце продолжало вставать. Я не могла дышать, но не умирала. Я бодрствовала, но не могла понять, действительно ли происходит все то, что я вижу и слышу, или мне снится кошмарный сон. Видя охваченные огнем дома, я сомневалась, не моих ли это рук дело. При виде трупов меня бросало в холод от ужаса – что, если убийца – я? Вселенная зашлась в каком-то безобразном танце. Жуткая музыка наполнила мир. Я молчала, но проклятия лились сами. Я не плакала, но слезы текли. Усаживаясь в грузовик, который должен был увезти нас, я встретилась взглядом с Кончжи – он стоял у входа в сарай и молча смотрел, как мы готовились к отъезду. Лишь в тот миг меня осенило, что он до сих пор жив. Я подбежала к нему и схватила за руку. Он стал сопротивляться и уцепился за дверь, отказываясь выходить наружу. Я тянула так отчаянно, что почти легла на землю – мы словно играли в перетягивание каната, – но Кончжи не двигался с места. Папа быстро вылез из машины, взял меня на руки и затолкал в кузов. Я завизжала и бросилась обратно к Кончжи. Если папа собирался увезти меня, то он должен был взять с собой и его. Члены нашей семьи относились с прохладой к неродному им Кончжи. Однако он не стушевался. Теперь он был гораздо увереннее в себе, чем в прежние времена в Корее.