К судьбе лицом
Шрифт:
– Дальше.
– Жена Эрота, Психея, дотосковалась: ушла из бессмертия. Не свыклась с божественной жизнью, бедняжка. Правда, ходили слухи о каких-то изменах… В общем, помахала мужу на прощание – и рассыпалась искрами между смертными. К каждому, говорят, залетела, никого не обделила.
Что ж, наверное, Гестия была не одна, кто понял, что Олимп никогда больше не сможет стать домом. Ни для кого. Закончила она тоже как Гестия.
– …правда, Эрот не слишком-то долго убивался, а ведь такая любовь была…
– Дальше.
– Дальше, Владыка? –
– Даль…
Стоп, какое мне дело вообще до Деметры и ее визитов?
– К кому она собирается в гости?
Гермес поднял брови, затрепетал пушистыми ресницами, посмотрел невинным младенчиком – только что палец не сосет.
– А я разве не сказал? Я вообще думал, что она Ириду с вестью пришлет…
Вездесущая Мнемозина уронила таблички. Шеи Оссы-Молвы завязались в мертвый узел – и шепотки смолкли. Взгляды пораженной свиты сошлись в одной точке: на бледном лице Владыки, привставшего с трона.
– К-какого Тартара?!
* * *
– Нет, я не знала.
Трехтелая плохо умеет бояться. Разучилась со времен нашего с ней знакомства. Остальная свита в стены впиталась, когда осознала, что я в бешенстве!
Гермес унес ноги под невидимостью: его спас хтоний.
А Геката вот не устрашилась явиться на зов.
– Знаешь, они провожали меня как в Тартар, – верные мормолики остались где-то во внутреннем дворе, а крылатые псы испуганно воют вокруг дворца. Боятся, что возлюбленную богиню к ним доставят в трех частях: три тела поодиночке. – В логово дракона отпускали бы более спокойно… ты делаешь успехи, Владыка. Как твои сны?
Дернул плечом, отмахнулся. Что сны… их нет, я всегда теряю сон перед началом зимы, и сейчас это хорошо, потому что мне надоело видеть зеленую плесень, надоело вязкое дыхание бездны, опротивели белые и черные перья вперемешку.
Вот только раньше потеря сна обещала скорый приход жены. А теперь ко мне в гости вместе с женой…
– Нет, я не знала. И Персефона вряд ли знала тоже. Но это только сестринский визит, Владыка. Разве не так?
Я барабанил пальцами по двузубцу. Старался не слишком сильно приглядываться к золотому лотосу, которым играла Трехтелая. Приторный аромат медом лился в воздух, и хотелось пригубить, утонуть в золотом меде, вот только Геката не торопилась пробовать цветок на вкус.
Зато с ним прекрасно можно было разговаривать, с золотым, пахнущим сладкими сливками лотосом. Гораздо лучше, чем с хмурым царем, рассевшимся в кресле.
– Ты ведь не бедный юноша, взявший девушку из знатной семьи, а потому опасающийся гнева тещи. И ты не настолько нелюдим, чтобы не вынести сестру несколько дней. Если нужно, ты бы стерпел всех олимпийцев. Что же тебя тревожит, Владыка?
Меня тревожит Деметра, внезапно возжелавшая повидать мое царство. Это примерно как если бы Танат заявил о своем желании погостить на Олимпе.
– …может, она просто не хочет расставаться с дочерью?
Столетие расставалась, теперь вот не желает. Даже лотос взглянул на чаровницу укоризненно. Та важно покивала и предположила ещё:
– Или решила проверить, как ей здесь живётся. Или ей надоели слёзы Геры и сплетни Афродиты. Или она хочет посмотреть на великого героя Тесея, который пытался украсть ее дочь. Или она решила наконец наладить отношения с зятем…
Деметра. Со мной. Трехтелая, я не верю, что ты настолько плохо представляешь себе нрав сестры. Ведь говорила же ты с Персефоной. Гермес к тебе во дворец тоже залетает. Как он – делился эпитетами, которыми награждает меня сестрица?
По сравнению с чувствами Деметры неприязнь Геры ко мне – смех. Странно, что Плодоносная не стала участвовать в заговоре против Зевса: Гере достаточно было шепнуть на ушко сестре, что вслед за Зевсом в Тартар упекут меня – она получила бы фанатично преданную сообщницу.
Царица богов просто плохо разбирается в чужой ненависти.
– …а может быть, ненависть к тебе начала затухать, и она решила обновить её, а, Владыка? Издалека, не видя, ненавидеть сложно. И Персефона в последнее время наверняка прискучила матери своими заверениями в том, что у вас всё хорошо, что ты не так уж плох…
Лотос кивает с жаром: да, да! Геката теперь расхаживает по залу. Зал не тронный, но тоже большой, отделанный зеленым мрамором, который так удобно подметать длинными, дымчатыми одеждами.
Правое тело Прополос следит за лицом Владыки: не мелькнет ли слабость – тень улыбки?
– В последние годы она жаловалась, что они с матерью спорят из-за тебя. И еще – что в последние месяцы лета ей не хватает… своего царства.
Расцеловать бы тебя за такие вести, Трехтелая. По-посейдоновски сгрести в охапку и к потолку подкинуть. Только вот Владыка подземный не зря нарёкся Мрачным, а потому лови награду – расслабленные пальцы на двузубце, самую малость потеплевший взгляд.
Но Трёхтелая успешно делает вид, что не видит ни того, ни другого: у нее ведь с лотосом беседа.
– Деметра теряет власть над дочерью. И винит в этом тебя. Ей непременно нужно доказать себе и Персефоне, что ты – чудовище. Вот моя разгадка этого визита, Владыка.
И решительно смяла пальцами лотос – брызнул золотой сок, хрустнули лепестки. Золотое забвение растворилось в легкой дымке над ладонью чаровницы.
Я потер лоб, натруженный черно-золотым венцом. Верь в то, во что хочется верить, – однажды сказал я жене…
Я хочу верить, что ты говоришь правду, Трехтелая. Что Деметра просто желает ненавидеть меня еще сильнее. Что собирается вступить со мной в бой за дочь.
Потому что если не так…
– Я могу выделить мормолик из свиты. Крылатых стражей. Деметре Плодоносной наверняка потребуется сопровождение, когда ты захочешь показать ей Поля Мук.
Геката лучилась ярче собственных факелов колдовским, таинственным огнем, пламя сродни предвкушению, которое я так недавно видел в глазах Гермеса.