К судьбе лицом
Шрифт:
«Вставай, лавагет!!!»
Звон в ушах? Крик? Голос Ананки?
Предчувствие?
Оглушительнее трубы, зовущей к бою.
«Вставай, Запирающий Двери! Ты заснул на своем посту! Ты был занят мелкими дрязгами, ты забыл о главном! Ты просмотрел! Ты упустил!»
Теплое дыхание жены едва согревало оледеневшую кожу.
Разрозненные куски с неумолимой точностью становились на место.
Падение Тифона, Гея, медленно бредущая от места славной победы Зевса…
Безумная
Матери смешные. Для них дети не взрослеют. Потому они готовы прощать до бесконечности…
Тишина – только треск камней под напором хитрого пламени. Полусонный шепот жены о том, что Афродита совсем обнаглела, сколько ей нужно любовников?
И вихрь, отчаянный вопль – не за плечами, а внутри, будто каким-то чудом Ананка втиснулась в грудь.
«Вставай, лавагет!!! К оружию!»
Гея – мать, которая готова прощать своим детям…
«Деметра, они заточили моих сыновей в Тартар! В бездну, где нет и солнечного лучика!»
Гея – мать, которая не готова простить то, что ее детей обрекли на вечное заточение.
Ведь такое уже было однажды: когда она готова была пойти против Крона за то, что он не выпустил Гекатонхейров и Циклопов.
«Я теперь могу выращивать разве что проклятия, и Флегры – мой душистый сад»…
Это проклятие нам. Победителям Титаномахии!
«К оружию, лавагет! К оружию!»
Лавагет запустил пальцы в волосы жены, словно мог отлить из них копье.
– Огонь и мрак, – шепнула Персефона, у нее слипались глаза. – Вечная война… А иногда кажется, что вечное зачатие чего-то…
Из вихрей пламени и сгустка темноты над Флегетоном, возле дворца Владыки свивалось, возникало предчувствие.
Жуткая тень материнского проклятия, от которой я постарался закрыть жену телом.
Сказание 6. О визите героя из героев и дурных новостях
Геракл был смел и полон сил
И, как гласит преданье,
Геройский подвиг совершил,
Великое деянье.
Царь Еврисфей сказал: «Добудь
Мне Цербера из ада!»
И вот Геракл пустился в путь —
«Раз надо, значит, надо»,
Джеймс Крюс
Говорят – внуков любят больше детей. За детей мы в ответе. Молотами воспитания выковываем в их свитках свои ожидания, надежды. Настойчиво пишем туда строки, которые хотели бы видеть в своих свитках.
За внуков в ответе родители. А потому можно наконец-то отвлечься от подготовки мальчика – к битвам, девочки – к замужеству. Всласть побаловать, ворча про себя: совсем эти родители ребенка загоняли, в чем душа только держится!
Думала ли ты когда-нибудь об олимпийцах как о своих внуках, Мать-Гея? Или они так и оставались для тебя – сыновьями Крона, любимого и старшего?
Детям дарят подарки. Внукам тоже дарят. Ты отдала Крону Серп, истребляющий все живое. Ты отдала нам Крона, когда дала Зевсу совет поднять Гекатонхейров из Тартара.
Детей наказывают. Внуков тоже. Только вот смертные ребятишки так просто стоять и ждать наказания не будут: дети бегут прятаться за плащ отца, внуки – за спины родителей…
Титанам некуда было спрятаться от твоего гнева: плащ оскопленного Урана-неба не укрыл бы их.
Олимпийцам от твоего проклятия тоже оказалось некуда бежать.
Мы с тобой не договорили, Мать-Гея. Все три раза, что разговаривали – может, потому твое лицо так настойчиво проступает в черной воде. Разное: то болезненное, с лихорадочными пятнами румянца, то иссохшее, с почерневшими от гнева глазами, то усталое – глаза тихой печалью подернулись…
Может, если бы я спохватился раньше – мы смогли бы избежать последнего наказания. Забросив в Тартар весь остров Эвбей. Снеся подчистую колыбель твоего нового проклятия.
И другой битвы – далекого отголоска Титаномахии – тогда бы не было. Мне не пришлось бы сидеть под тополем, глядя на серебро в пригоршне, вычерчивая бесконечную нить воспоминаний…
Мгновенный зеленый проблеск касается черных вод – это глаза памяти сияют из них ласковой безуминкой.
– Да, – шепчет безуминка вдохновенно. – О, да, сын Крона, тогда бы этой битвы не было. Вы получили бы отсрочку.
И ничего бы тогда не кончилось.
Деметра отбыла на следующий день. Бодрая и такая ядовитая, будто всю ночь наливалась ядами Гекаты. Не успел я заявиться к ней с предложением посмотреть мою вотчину, начиная с Полей Мук…
– Благодарю, о Гостеприимный. Нагляделась. Думаю, с меня уже хватит подземного гостеприимства – я многое могу о нем поведать! Не стану смущать тебя своим присутствием. И на поверхности много работы. И вообще, кто я, чтобы оценить прелести твоего царства?!
Кора, правда, все-таки сводила мать в свой сад. Показала розы, гиацинты, нарциссы, новые лилии – те, которые для Гестии.
Деметра фыркала так громко, что из моего сада сыновья Ахерона сбежались слушать.
В обратный путь сестру провожали опечаленные подземные: они-то уже успели запланировать Плодоносной приглашений на дюжину пиров. Мормолики находились в особенном огорчении: Трехтелая пообещала поразить Деметру в самое сердце своим радушием и, похоже, кое-кто принял это буквально.