К свету
Шрифт:
– Что?
– она застыла на стуле, широко раскрыв глаза, и он пожал плечами.
– Я искал тенденции. Семьдесят пять тысяч их лет - в лучшем случае по сравнению со ста пятьюдесятью тысячами земных лет - записанной истории - это не то, что можно просто просмотреть, даже с помощью нейронного обучения, но некоторые вещи чертовски очевидны, и одна из них заключается в том, что Гегемония ценит 'стабильность' превыше почти всего остального. Это одна из причин, по которой они были готовы направить шонгейри в нашем направлении. Щенки уже дестабилизировали ситуацию, поэтому Гегемония решила, что с таким же успехом может использовать их, чтобы не дать нам со временем стать проблемой. Я должен задаться вопросом, какие планы на случай непредвиденных обстоятельств могли
– Что ты имеешь в виду?
– Из заметок Тикейра и Шейрез очевидно, что никто в Гегемонии не ожидал, что мы будем такими технологически продвинутыми, какими мы были, когда они попали сюда. Я бы сказал, что они вернулись сюда; свой первый визит они нанесли нам еще в пятнадцатом веке. Милая, они ожидали, что мы просто займемся изобретением кремневых ружей и примитивных паровых двигателей. Шонгейри немного более инновационны, чем Гегемония в целом, но по сравнению с нами они - микадо, закрывающий свои границы, чтобы не допустить опасных иностранных инноваций. Как только остальная часть Гегемонии поймет, что люди не большие поклонники застоя, она решит, что мы щенки на стероидах, и я просто не могу избавиться от мысли, что они могут захотеть сжечь дом дотла, чтобы избавиться от проклятых тараканов.
– Ты имеешь в виду, что они могут вернуться, чтобы закончить то, что начали щенки, - сказала она.
– Нет. Я имею в виду нечто похуже этого.
– Он спокойно встретил взгляд этих любимых голубых глаз.
– Шонгейри начали с того, чтобы поработить нас, направить наш вкус к инновациям на поддержку своих собственных проектов против Гегемонии. Собственные записки Тикейра достаточно ясно это подтверждают. Они решили уничтожить нас только после того, как поняли, что никогда не смогут завоевать планету и удерживать ее завоеванной до тех пор, пока на ней все еще живут люди. Когда они поняли это, они были совершенно готовы уничтожить нас... и решили, что остальная часть Гегемонии даст им на это добро. Я не уверен, что они были правы в этом, но подозреваю, что если бы какая-либо из других рас возражала, то это было бы потому, что они рассматривали случившееся с нами как дубинку, которую можно использовать против шонгейри, а не потому, что они действительно заботились о кучке примитивных, волосатых обезьян, мальчиков и девочек, на планете в глубине запредельного.
– Более того, я чертовски уверен, что если Гегемония поймет оценку нас Тикейром и поймет, насколько фундаментально их основная матрица человечности ... противоречит природе людей, на самом деле никто из них не будет заинтересован в том, чтобы просто завоевать нас. Из того, что я вижу, "старшие расы" - которые, насколько я могу судить, почти все травоядные - потратили много времени, глядя свысока на "кровожадных" плотоядных шонгейри, но я сомневаюсь, что они хоть на мгновение задумаются прихлопнуть нас, как комаров, как только поймут, насколько сильно хуже того, мы, скорее всего, дестабилизируем ситуацию для них.
– И это означает, что каким-то образом мы должны стать достаточно большими и противными, чтобы сделать это невозможным - или, по крайней мере, чертовски трудным, надеюсь, достаточно трудным, чтобы они решили не пробовать это. И для этого нам нужно действующее мировое правительство. То, которое сможет взять знания, оставленные нам Владом, развить их и выступить единым фронтом против Гегемонии, когда мы снова встретимся с ними.
– И вот почему ты нужен Хауэллу, - решительно сказала она.
– Потому что ты это понимаешь. И потому что ты такой чертовски упорный, такой чертовски упрямый, что ты просто должен что-то с этим сделать, не так ли?
– Она пристально посмотрела на него, ее голубые глаза заблестели
– Нельзя просто сидеть здесь и считать, что ты сделал достаточно, что ты можешь потратить несколько месяцев - черт возьми, может быть, даже пару лет!
– чтобы провести с людьми, которые любят тебя и которые думали, что потеряли тебя, когда Роб привез тебя домой скорее мертвым, чем живым. Будь ты проклят, Дэйв Дворак! Мы любим тебя. Ты нам нужен, и мы - я - чуть не потеряли тебя!
– Знаю, - мягко сказал он, - я знаю. И я люблю тебя, и ты мне нужна. Но я не могу уйти от этого. Я просто не могу! Нас осталось слишком мало, милая. И погибло слишком много более высокооплачиваемых мыслителей, философов и дипломатов. Хауэлл пытается собрать команду, которая сможет взяться за дело, запустить это дело до того, как кто-то другой начнет пытаться вырывать руль из его рук. Я не самый лучший человек в мире для этой работы - видит Бог, я знаю это лучше, чем кто-либо другой! Но он решил, что я тот человек, который у него есть, и я не могу просто уйти. Я не могу, потому что я люблю тебя. Потому что я люблю детей. Потому что кто-то должен помочь ему сделать это, и, да поможет мне Бог, похоже, что один из этих людей - я.
– Но почему ты?
– Потому что он знает меня - по крайней мере, сейчас. И потому, что он доверяет мне и знает, что Петр, Лонгбоу и остальные тоже мне доверяют. И потому, что он думает, что я лучшее, что у него есть. Но настоящая причина?
– Он яростно сжал ее руку.
– Настоящая причина, по которой я берусь за эту работу, заключается в том, что я не доверяю никому другому делать то, что, как я знаю, должно быть сделано для вашей безопасности, и я сделаю все - абсолютно все - чтобы обезопасить вас и наших детей. И теперь они все 'наши дети', Шарон. Каждый из них там, голодный и напуганный в темноте, - это наши дети, и когда остальная часть чертовой Гегемонии снова доберется до нас, наши дети, и их дети, и их внуки, будут готовы всадить пулю прямо между их чертовых глаз, если это понадобится.
IV
СЕНТ-ДЖОНСБЕРИ,
ВЕРМОНТ,
СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ АМЕРИКИ
Снегоочиститель медленно продвигался вперед, расчищая полосу толщиной в два фута чистейшего, белейшего снега, который когда-либо видел Абу Бакр бин Мухаммед эль-Хири (Абу Бакр, сын Мухаммеда, Уайлдкэт). Как у уроженца Нью-Йорка, его опыт общения со снегом заключался в том, что во время путешествия по небу он был белым, но, соприкоснувшись с землей, сразу же становился черного цвета, темнее, чем его собственная кожа.
Он никогда в жизни не видел столько белого цвета, и это почти заставило его забыть о разрушениях войны. Почти.
Грузовик Абу Бакра шел впереди колонны помощи, которая следовала за снегоуборочной машиной на север по межштатной автомагистрали 91 через Вермонт. Хотя во время войны он провел много времени в Новой Англии - и убил нескольких шонгейри, действуя в Конкорде, штат Нью-Гэмпшир, не слишком далеко отсюда, - это было в теплое время года. Однако после часа, когда ничего не было видно, кроме вечной пустоты снегопада, запустение утратило свой трепет, и разум Абу Бакра начал блуждать, когда наступил дорожный гипноз.
– Ну, вот кое-что, что вы видите не каждый день, - заметил его водитель, замедляя ход грузовика.
– По крайней мере, не часто.
Абу Бакр очнулся от полубессознательного состояния, в которое он впал, и осмотрел местность вокруг них опытным взглядом повстанца.
– Что?
– спросил он, не обнаружив никаких непосредственных угроз.
Водитель усмехнулся реакции Абу Бакра, но затем движением подбородка указал на съезд с трассы на Сент-Джонсбери.
– Дорога очищена почти до самого съезда с шоссе, - сказал водитель.
– Первый признак цивилизации, который я увидел с тех пор, как мы покинули I-89, что? Около сорока миль и двух часов назад?