К своей звезде
Шрифт:
А вдруг не обрадуется?
Нелепость вопроса была настолько очевидной, что Нина едва не выдала себя счастливой улыбкой. «Вот оно, настоящее! – радостно подумала она. – Даже для шутливого сомнения нет почвы». И еще она подумала, что, если бы всегда была рядом с Ефимовым, такой бы вопрос ей и в голову не посмел прийти. Обрадуется! Как ребенок обрадуется. И будет бесконечно счастливыми глазами ловить ее глаза, прислушиваться к стуку сердца. Потому что она сама с дрожью ждет встречи и точно такая же сумасшедшая, как он.
В который раз она вновь и вновь перебирала в памяти ту мгновенную, как молния,
Мать к Нине наведывалась дважды в год. Зимой на недельку, чтобы отметить день рождения внучки Леночки, и летом, когда в огороде все сделано, а урожай убирать еще рано. Она откровенно радовалась за дочь, не могла нахвалиться зятем и особенно трогательные отношения у нее были с Ленкой. С приездом бабушки ребенок становился неузнаваемым. Всегда образцово послушная, Ленка начинала выделывать такие номера перед бабкой, у нее прорезался такой повелительно-царский тон, что родители от удивления раскрывали рот: наша ли это девочка? А бабка, вместо того чтобы одернуть внучку, с покорной улыбкой выполняла любую ее прихоть.
– Бабушка, ну почему ты такая глупая? – вопрошало воспитанное дитя.
– Потому что старая, – с удивительным спокойствием отвечала пожилая женщина.
Но от этого спокойствия и покорности не осталось и малейшего следа, когда Нина проговорилась, что встретила Федю Ефимова и что, оказывается, до сих пор любит его.
– В нашем роду потаскух не было, – сказала, как пригвоздила. С гневом, с ненавистью. И Нина поняла, что от матери ей не будет ни сочувствия, ни поддержки. Только гнев и осуждение.
А у нее все равно были за спиной крылья. И сегодня Нина уже знала: крылья от веры, что ты под этим небом не одинок, что есть еще одна душа, переполненная любовью и нежностью, есть человек, который способен тебя понимать без слов, на расстоянии чувствовать боль твою и верить тебе.
Когда они вышли из поезда и, обогнув вокзал, остановились возле очереди, ожидавшей такси, Нина забеспокоилась – куда ей идти?
– К нам, – сказала Юля. – А Коля в это время отыщет Ефимова.
Нина потерла щеку. Чем-то этот вариант смущал ее. Не хотелось снова попадаться на глаза Павлу Ивановичу Чижу. Он, конечно, ничего не скажет, не упрекнет, даже, наверное, будет по-своему рад. Но ведь про себя все равно подумает о ней нечто такое, что вслух не говорят.
Она не знала, почему ее беспокоит мнение именно этого человека, но подсознательно чувствовала – хочет ему нравиться, хочет, чтобы он думал о ней хорошо.
Чижа дома не было, и Нина повеселела.
– Мы ваш день рождения отметим здесь, – осенило Юлю.
– Отличная идея! – поддержал Муравко. – Пока вы сообразите закуску, я обеспечу гостей и все остальное.
– Чувствуйте себя как дома, – сказала Юля. – Я сейчас картошки нажарю.
– Я помогу, – вызвалась Нина.
Удивленно разглядывая увешанную деревянными ложками стену, она взяла нож и начала быстро чистить картошку. Затем она проворно извлекала из холодильника продукты, что-то крошила, что-то размешивала, раскладывала по тарелкам, руки ее были умелы и быстры.
Нина совсем успокоилась, и ей на какое-то мгновение показалось, что все под этим небом ясно и гармонично, все живут в полном
– Вы его никогда не любили? – вопрос Юли мгновенно вернул на грешную землю.
– Любила, – не стала лукавить она.
– А как же Ефимов? – Юля перестала размешивать салат и опустила руки. – Разве так можно – сразу двоих? Извините, – она виновато пожала плечами, – я просто…
– Когда мы потеряли друг друга, я думала, смотреть ни на кого не буду. И замуж-то вышла, чтобы заглушить в памяти… И действительно, заглушила. Особенно когда Ленка появилась. Он хороший человек, Олег. Я считала, что люблю его. А Федю встретила и поняла: все придумала.
– А почему вы потеряли друг друга?
– Если бы знать… Он моих писем не получал, а я – его. Обида была такая – жить не хотелось. Ну и…
– А вам Коля нравится?
Нина улыбнулась. Она по-хорошему завидовала безоблачному счастью своих новых друзей и радовалась, что они еще не познали беды. Вот когда наделают ошибок, когда осмыслят потерянное, тогда эти дни вспомнят как самые распрекрасные денечки всей своей жизни. А может, у них все сложится и безошибочно.
Открутить бы календарь на десять лет назад, Нина бы не позволила себе беспечно уповать на будущее, она бы каждую минуту своего бытия испила, как пьют родниковую воду в жаркий полдень июля.
Ефимов, как его Нина ни ждала, появился пред очами ее совершенно неожиданно. Бездумно взглянув в окно, Нина сразу увидела и клумбы с цветами, и вкопанный в землю потрескавшийся от дождей столик, и ровный ряд подстриженных кустиков, и человека в тенниске, и цветы в его руке, и что-то еще. И сразу не могла сообразить, почему этот человек стоит среди клумб и смотрит на окно. А потом почувствовала, как немеет щека, как ослабли руки, державшие картофелину и нож. Словно сонная, она подошла к окну и прижалась к стеклу. И хотя отчетливо представила, что нос ее будет видеться ему расплющенным и некрасивым, оторваться от стекла уже не могла.
Ефимов засмеялся, вскинул над головой руки, одну с букетом, другую с какой-то коробкой, и счастливый, что не остался не замеченным, закружился в танце на виду всего дома.
– Я вычислил тебя, – сказал он позже. – Прикинул время и безошибочно подрулил под окно.
Юля вытолкала их из кухни, сказав, что ужин теперь приготовит сама, и плотно закрыла дверь. Они прижались друг к другу посреди чужой комнаты, чужих стен, чужих предметов. И было Нине странно, что она себя чувствовала так, словно после долгого-долгого отсутствия наконец возвратилась домой.
– Ох, господи! – вырвался из ее груди облегченно-счастливый вздох. – Возможно ли это?..
Так хотелось окончательно поверить в сбыточность всего того, что грезилось бессонными ночами, что виделось в недосягаемом будущем за плотным барьером времени.
– Как тебе жилось все эти годы?
– Хорошо, Федя.
– А сейчас?
– Сейчас мне очень плохо, Федя. Так плохо, что смерть можно принять за счастье.
– Ты думаешь, что говоришь?
– Думаю. Но уже по-прежнему я тоже не могу. Живу в постоянном напряжении, в страхе. Меня надолго не хватит. Забери меня к себе, Феденька! – Она подняла лицо, посмотрела ему в глаза и прочитала: не верит. – Забери, родной. Я боролась, сколько могла, сопротивлялась изо всех сил и вот дошла до ручки. Не по шее хомут.