К востоку от Эдема

Стейнбек Джон Эрнст

3

Только в самом конце мая братья Силаччи объявили, что на азалиях высыпал наконец оранжево-розовый цвет. Это было в среду, как раз перед звонком на первый урок.

Кейл кинулся в английский класс, и как только мисс Норрис заняла свое место на учительской платформе, он помахал носовым платком и шумно высморкался. Выйдя из класса, он сбежал вниз в уборную для мальчиков и через несколько минут услышал за стеной, в туалете для девочек, шум спускаемой воды. Он выскользнул черным ходом во двор, прокрался

вдоль кирпичной стены, махнул за перечный куст и лишь после того, как его уже нельзя было увидеть из школы, сбавил шаг. Вскоре Абра нагнала его.

— Когда они распустились? — спросила она.

— Сегодня утром.

— Может, подождем до завтра?

Кзйл поглядел на яркое, золотое солнце, первый раз в этом году пригревающее землю, и спросил:

— Ты хочешь подождать?

— Нет, не хочу, сказала она.

— И я не хочу.

Они бросились бегом, купили у Рейно хлеба и начали тормошить Ли, чтобы тот поскорее приготовил еду. Адам услышал громкие голоса и заглянул в кухню.

— Что тут за шум?

— На пикник собираемся, — сказал Кейл.

— Разве в школе отменили занятия?

— Как же, они отменят, — вставила Абра. — Мы сами себе праздник устроили.

— Ты сегодня как роза, — улыбнулся Адам.

— Мы в Алисаль едем, за азалиями! Поедемте с нами, а? — воскликнула Абра.

— А и в самом деле… — проговорил Адам и сам же себя перебил: — Впрочем, нет, не могу. На фабрику обещал заглянуть. Трубы там кое-где меняем. А денек правда замечательный.

— Мы привезем вам цветов, — пообещала Абра.

— Спасибо, я люблю азалии. Ну что ж, желаю приятно провести время.

С этими словами Адам ушел. Тогда Кейл предложил Ли:

— Может, ты с нами поедешь, Ли?

— Вот уж не думал, что такое сморозишь, — сердито сказал тот.

— Правда, поедем! — позвала Абра.

— Не смешите меня.

4

Речушка, что, журча, протекала через Алясаль у подножия хребта Габилан, была необыкновенно живописна. Вода мягко перекатывалась через валуны и полоскала обнаженные, словно бы вымытые корневища стоящих вдоль берега деревьев.

Аромат азалий и дурманящая свежесть от действия солнца на хлорофилл растений наполняли воздух. На берегу стоял «форд», и от его еще не остывшего мотора наплывали волны жара. Заднее сиденье автомобиля было засалено охапками веток азалии. Кейл и Абра сидели, свесив ноги в воду, посреди пакетов с едой.

— Они всегда вянут, пока домой довезешь, — сказал он и уел.

— Зато можно сказать, что долго собирали, — отозвалась Абра и добавила: — Если ты такой недогадливый, сама…

— Что — сама?

Абра потянулась и взяла его руку.

— Вот что.

— Я боялся.

— Чего?

— Сам не знаю.

— А вот я не побоялась.

— Мне кажется, девчонки вообще гораздо смелее.

— Наверное.

— А ты чего-нибудь боишься?

— Еще бы. Я испугалась, когда ты сказал, что я панталоны обмочила.

— Ужасно

подло с моей стороны. Сам не знаю, зачем я это ляпнул… — начал Кейл и запнулся.

Ее пальцы стиснули ему руку.

— Я знаю, о чем ты думаешь. Не надо.

Кейл посмотрел на бурлящий речной поток и большим пальцем ноги ковырнул бурую гальку.

— Ты думаешь, что это только в тебе сидит, да? — спросила Абра. Нехорошее только к тебе прилипает?

— Н-не знаю…

— А я знаю! Тогда я тебе вот что скажу. У моего отца серьезные неприятности.

— Неприятности? Какие?

— Не подумай, что я подслушивала, из-за двери было слышно. Он просто притворяется, что болен. Сам что-то натворил, а теперь трусит.

Кейл повернулся к ней.

— Что именно натворил?

— Кажется, забрал деньги, принадлежащие его фирме. И теперь не знает, посадят его компаньоны или разрешат вернуть деньги.

— Откуда ты все это узнала?

— Они собрались в комнате, где он лежит, и так кричали, просто ужас! Мама даже патефон завела, так неприлично было.

— А ты не придумываешь?

— Нет, не придумываю.

Он пододвинулся поближе, положил голову ей на плечо; рука его робко обвила ее талию.

— Вот видишь, ты не один такой… — Она посмотрела на него искоса. — Ой, теперь, кажется, я боюсь… — сказала она слабеющим голосом.

5

Было три часа пополудни. Ли сидел у себя за письменным столом и разглядывал каталог семенного материала. Его внимание остановила цветная картинка душистого горошка.

— А неплохо будет смотреться на заднем заборе. Болотину заслонит. Только хватит ли ему там солнца? — Услышав звук собственного голоса, Ли поднял голову и засмеялся. Он все чаще ловил себя на том, что разговаривает сам с собой, когда в доме никого нет.

— Это возрастное, — сказал он вслух. — Замедляется мыслительный процесс, и поэтому… — Он вдруг умолк и на секунду замер. — Совсем уж странно прислушиваться неизвестно к чему. А я чайник на газу не оставил? Нет, снял… точно помню. — Он снова прислушался. — Слава богу, не суеверный я. Только дай воображению волю, примерещится, будто привидения ходят. Такое услышишь…

Зазвонил дверной звонок.

— Ну вот, именно этого я и ждал. Нет, не пойду. Пусть себе звонит. Нечего поддаваться предчувствиям. Пусть звонит.

Звонок больше не позвонил.

На Ли вдруг напала беспросветная, непроходимая усталость, навалилось какое-то безысходное отчаяние. Он попытался рассмеяться. «Вот он, выбор. Пойти и увидеть на крыльце какую-нибудь дурацкую рекламу. Или же трусливо прислушиваться к тому, что нашептывает мне старческое слабоумие: будто смерть на пороге. Нет, я предпочитаю рекламу».

Потом он долго сидел в гостиной, глядя на казенный конверт, лежащий у него на коленях. «Ну, погоди, проклятый!»— сплюнул он, наконец разорвал конверт и тут же положил извещение оборотной стороной на стол.