К востоку от Малакки
Шрифт:
Что ж, как бы то ни было, оружие находилось у меня, и даже если бы я выкинул его за борт, Эберхардты не сняли бы с меня ответственность за его похищение. Но в действительности — что они могли сделать? Захватить судно и рискнуть привлечь внимание к своим действиям? Я так не думал. Так что я не собирался избавляться от оружия, по крайней мере, пока. Как я говорил Лотеру, оно представляло неплохую страховку, а позже я мог найти на него покупателя.
Еще одним источником забот являлся Питер. Он был превосходным моряком и прекрасно освоил работу старшего помощника торгового судна. Он также был джентльменом — настоящим джентльменом, младшим сыном графа, его сиятельством. С аристократическим произношением, изысканными манерами и ухоженным видом он был прямой противоположностью мне — сироте, выкарабкавшемуся из исправительной школы и поднявшемуся по крутой лестнице до полу-респектабельности британского торгового флота. Мы с ним довольно хорошо ладили, но порой я должен был напоминать себе, что, хотя и будучи моложе его, я являюсь его капитаном и опытнее его в профессиональном плане, да и не только. Но его пристрастие к алкоголю меня беспокоило. Не то чтобы я был против выпивки, я и сам выпивал немало, но я знал, к чему это может привести. Выпивка погубила мою мать, и я видел немало сломанных ею мужчин, вопящих и бьющихся в припадках delirium tremens.
Лотер пил, потому что винил себя в смерти женщины (которую он увел у адмирала), умершей при родах. Скандал вынудил его покинуть флот, и он бежал от всего — семьи, друзей, своего дома — всего, что напоминало ему о прошлом, которое он пытался забыть. Он все же сохранил ее фото, так что память о ней оставалась живой, а алкоголь был тем костылем, который помогал сделать жизнь хоть как-то выносимой. В других обстоятельствах из него вышел бы хороший капитан. Я не раз говорил ему об этом, но он только пожимал плечами и говорил, что его устраивает быть старшим помощником. Командование торговым судном, где зачастую попадались буйные и неуправляемые подчиненные и где возможности для наказаний за нарушения дисциплины были ограничены, требовало от командира уверенности в своих силах. Возможно, Лотер чувствовал если не отсутствие такой уверенности, то свою неспособность смириться с прошлым иначе как со стаканом. Погруженный в свои былые беды, он чувствовал, что не соответствует тому представлению, которое сложилось у него: "Старик" [21] — невозмутимый, источник справедливости и мудрости, первый после бога, а не стареющая пьющая развалина, вышвырнутая из королевского флота.
21
Старик — прозвище капитана морского торгового судна (аналог в советском торговом флоте - "Мастер").
Конечно, чепуха все это. Я достаточно насмотрелся на его стиль руководства и знал, что человек, таранивший эсминцем вражеский линкор в Ютландском сражении и сумевший довести после этого свой корабль в родной порт, был типом руководителя, за которым люди идут инстинктивно, без понуканий кулаком или кофель-нагелем. И я знал многих капитанов с худшими качествами, чем у Лотера, которые пили побольше него и выполняли свои обязанности в таком состоянии, за которое они бы вышвырнули других.
— Да, порой люди излишне заморачиваются, — произнес я. — Лучше оставлять в прошлом свои страхи и переживания, и думать о настоящем.
— Прошу прощения, саиб? — раздался голос Да Сильвы. Старый пират вошел в каюту с термокружкой ледяной воды. — Вам еще что-то понадобилось?
Я с удивлением посмотрел на него и понял, что произнес свои мысли вслух.
— Нет, Да Сильва, спасибо, я говорил сам себе. Это одно из неприятных следствий единоличного командования.
— Да, саиб, спасибо, саиб, — ответил он, заменяя пустую чашку на принесенную и удалился, оставив меня размышлять о том, какие еще опасности принесет нам этот рейс.
Первые лучи солнца упали на темную поверхность воды, сметая с нее остатки сумерек. Мы находились примерно в миле мористее Лос-Негроса — наибольшего в цепи островков и рифов, окаймляющих северный берег острова Манус и образующих укрытую лагуну, в глубине которой лежало поселение Лоренгау.
Узкий, окаймленный пальмами пляж тянулся вдоль берега островка Лос Негрос. Среди пальм были разбросаны хижины туземцев, на песке лежали вытащенные из воды лодки-долбленки, от костров, на которых готовили пищу, поднимался дым.
За Лос-Негросом лежали коралловые скалы и песчаные островки, за ними открывался проход в рифе, от которого глубоководный фарватер давал безопасный доступ в глубину лагуны.
— Сбавляйте ход до маневренного и пошлите Мак-Грата на бак руководить отдачей якоря.
— Есть, — подтвердил Лотер, перевел ручку машинного телеграфа и послал матроса вызвать третьего помощника и баковую команду.
— Лево пятнадцать!
— Лево пятнадцать, сэр, — повторил рулевой, вращая штурвал.
Нос судна покатился в сторону прохода в рифе.
— Прямо руль!
Я дождался момента, когда нос нацелился точно на проход:
— Так держать, курс зюйд-тень-вест!
Рулевой отвел руль, чтобы одержать судно, и вышел на новый курс, который вел нас через проход к Лоренгау. Поселение находилось на южном берегу мелководной бухты. Напротив нее на расстоянии одной мили в центре кучки рифов лежал небольшой островок. По прошлым заходам я знал, что хорошая якорная стоянка находилась между ним и восточным мысом бухты. Я нанес на карту место отдачи якоря с учетом необходимой длины якорь-цепи и безопасного пространства в случае поворота судна на якоре.
"Ориентал Венчур" скользил по зеркально-гладкой воде лагуны. Когда островок оказался на правой раковине [22] , я приказал положить руль право на борт, наблюдая, как кильватерная струя описывала белую дугу на сверкающей голубой поверхности. Приведя островок прямо по носу, я скомандовал машине дать малый назад, ожидая, когда судно начнет набирать задний ход.
— Стоп машина! Отдать правый якорь!
Послышался всплеск воды от падающего якоря, грохот и дребезжание якорь-цепи на брашпиле, в воздух поднялось облако ржавчины. Я наблюдал, как Крамп придерживает стопором скорость отдачи цепи, и в конце затягивает его, когда требуемое количество смычек якорь-цепи было вытравлено в воду.
22
На раковине — направление 135 градусов, считая от носа судна (сзади справа или слева).
— Спасибо, Питер, — сказал я в ответ на его доклад, что якорь забрал. — Можете дать отбой машине.
Я взял бинокль и вышел на левое крыло мостика. Поселение Лоренгау представляло собой не более чем скопище туземных хижин, разбросанных вдоль берега мелководной бухты. Большинство из них стояло на западном мысу, где много пальм было вырублено. За линией этих хижин находились более значительные постройки, в одной из которых, с окрашенными белой краской стенами и ржавой крышей, располагалась торговая фактория. От берега выступал узкий, эстакадного типа, хрупкий деревянный пирс, доступный лишь для небольших каботажных шхун.
Наше прибытие вызвало на берегу некоторый интерес, и несколько туземцев стащили свои лодки в воду и погребли в нашу сторону — несомненно, с намерением проверить, можно ли будет чем-нибудь поторговать. Но никаких признаков рабочего катера, о котором говорил Хикс, не было и в помине.
Катера не было видно и ближе к полудню, когда я опять поднялся на мостик и осмотрел поселение с биноклем, ища признаки комитета по встрече. Среди островитян время было довольно неопределенным понятием, жизнь здесь регулировалась движением солнца, приливами и отливами, поворотами муссонов. Я мог бы спустить свою шлюпку и сходить на берег в поисках мистера Леунга, но убедил себя, что, коли он так уж нуждается в топливе, то сам вскоре появится на борту.