К востоку от Малакки
Шрифт:
Ну, мы были не настолько безобидными, но мне была ненавистна мысль о том, что меня приняли за простофилю, а то, что Эберхардт пытался использовать мое судно для контрабанды оружия (возможно даже и с ведома По), было болезненной пощечиной. Я твердо намеревался сделать так, чтобы в следующем заходе в Сингапур По почувствовал всю глубину моего негодования. Но пока надо было иметь дело с перевозкой грузов и ублажением судовладельцев, и вообще не мое дело мериться силами с нацистскими контрабандистами, по крайней мере, не в большей степени, чем я уже сделал. Лишая Эберхардта нескольких дюжин винтовок и пистолетов-пулеметов, я несомненно добавил его в группу людей, которые вычеркнут меня из списка тех, кому посылают рождественские открытки, но вряд ли нанес заметный
— Как я уже говорил, Питер, эти воды становятся все более опасными. Но чтобы там ни затевал Эберхардт, нам следует держаться подальше и оставить его на попечение майора Спенсера. Завтра у нас отход, и после обеда я сойду на берег и встречусь с агентом. Передайте Гриффиту сделать прокладку до Гонконга, и еще раз проверьте, хватит ли нам бункера на весь переход.
Ближе к вечеру я сидел на веранде отеля "Папуа", надеясь, что моя мокрая одежда высохнет в этой жаркой и влажной атмосфере. Послеобеденный ливень в этот раз начался раньше обычного, и мне пришлось пробежаться последнюю сотню ярдов. Я пришел раньше назначенного времени и уселся в ожидании агента, дав знак официанту принести мне пива. Оно прибыло в высоком запотевшем бокале, очень холодное, отвечающее вкусам австралийцев, которые составляли большинство руководящих служащих отеля, и великолепно освежающее после прогулки пешком из порта по такой жаре.
Потягивая пиво, я слушал шелест пальмовых листьев, чириканье гекконов, охотящимся за насекомыми в трещинах потолка, и стрекот цикад в кустарнике. Отель располагался подальше от пыльной дороги, за покрытой жесткой травой лужайкой, над которой под вечерним морским бризом раскачивались высокие пальмы. Между ними были разбросаны кусты алых и фиолетовых бугенвиллей, острые шипы которых представляли опасность для неосторожного или подвыпившего человека, вляпавшегося в куст. Двухэтажное деревянное здание отеля стояло на мощных пнях, окованных железом в качестве защиты от термитов. Стены из досок твердой древесины были покрыты облезающей белой краской, а крыша гофрированного железа — красной. Широкая веранда, опоясывающая все здание, покоилась на деревянных столбах и была огорожена кованной железной изгородью, украшенной лиственным орнаментом. На нижнем этаже находились бар и ресторан, выше — гостиничные номера, в одном из которых я как-то наслаждался компанией молодой туземки. Мне удалось провести ее в номер так, что портье не заметил. Однако он поймал меня на выходе и поднял бы лицемерный скандал, не дай я ему несколько стрейтсдолларов [18] (почти столько же, сколько я заплатил девушке), подкрепленных внушительным кулаком у носа.
18
Стрейтсдоллары, или доллары Пролива (англ. Straits dollar) — денежная единица английской колонии Стрейтс-Сеттльментс (колония Великобритании в юго-восточной Азии на полуострове Малакка), бывшая в обращении с 1904 по 1939 годы. Помимо Стрейтс-Сеттльментс, её также использовали Объединенные Малайские Султанаты, Необъединенные Малайские Султанаты, Саравак, Бруней и Северное Борнео. В 1939 году доллар Проливов был заменен на малайский доллар.
Улыбаясь этому воспоминанию, я посмотрел на часы и раздраженно крякнул, видя, что агент запаздывает.
Дальнейшие размышления об опоздании агента были отодвинуты видом морского офицера в накрахмаленной белой униформе и фуражке, поднимавшегося по лестнице на веранду и направлявшегося к моему столу. Четыре золотых полоски на погончиках, фуражка с золотым шнуром, на кокарде дубовые листья окружают красно-белый полосатый флажок. Подобные цветные полосы я видел на трубе "Дортмунда".
Я едва слышно присвистнул. Не было никаких сомнений — это был капитан немецкого судна.
Я сузившимися глазами наблюдал за ним. Хотя вокруг было множество свободных столиков, он направлялся прямиком к моему. Подойдя,
— Если не ошибаюсь, вы являетесь капитаном парохода "Ориентал Венчур" Роуденом. — Он сделал паузу, как бы ожидая подтверждения, и продолжил: — Позвольте мне представиться: капитан "Дортмунда" Дитер Эберхардт. — Он протянул руку.
И тут все части головоломки сложились в одну стройную картину. Вольфганг Эберхардт, сторонник нацистов, попытка контрабанды оружия в Новую Гвинею, затем появление — в совершенно неподходящем для него месте — большого современного грузового судна под немецким флагом, командиром которого явился его младший брат, бывший — а возможно и до сих пор состоящий на службе — офицер германского флота. Мои подозрения оказались обоснованными, и я в который раз задумался о шестом чувстве, которое неоднократно спасало мою шкуру, что выражалось покалыванием в кончиках пальцев при приближении опасности, или когда мне лгали в лицо. Я не могу это объяснить, но возможно, я унаследовал это от предков-контрабандистов. Как называют такие вещи — гены? Гены контрабандистов, возможно?
Скрывая удивление, я изобразил вежливую улыбку, встал и пожал протянутую руку. Мы находились в общественном месте и соблюдение условностей предполагалось. Вблизи было заметно его сходство с братом. Дитер Эберхардт был моложе и стройнее, высокий, светлокожий, с такими же светлыми волосами и бледно-голубыми глазами. Но там, где у Вольфганга виделась расслабленность, проистекающая из барственного образа жизни, у Дитера бросалась в глаза жесткость человека, привыкшего командовать и подчиняться.
— Не желаете присесть, капитан Эберхардт?
Мое шестое чувство подсказывало, что Эберхардт пришел не для того, чтобы пожелать мне счастливого плавания, но я продолжал оставаться учтивым:
— Я ожидаю агента, но он запаздывает.
— Благодарю, капитан Роуден, я займу у вас только несколько минут.
Я сел на свое кресло и Эберхардт занял кресло напротив. Он вытащил из кармана рубашки тонкий золотой портсигар, открыл его и предложил мне малую сигару.
— Табак с Суматры, лучший, уверяю вас.
Было бы глупо отклонять предложение, и я принял его. Мы прикурили от его выглядевшей шикарно серебряной зажигалки с вензелем германского императорского флота. Он затянулся полной грудью и медленно выдохнул дым к потолку.
— Полагаю, вы уже слышали обо мне, капитан Роуден? — сказал он с едва заметным намеком на угрозу. — Я-то определенно слышал о вас и вашем судне от моего брата, который имел удовольствие плыть с вами до Вевака.
— О да, это действительно был весьма приятный рейс, — я просиял своей лучшей улыбкой чеширского кота. — Ваш брат сейчас в Порт-Морсби? Буду рад возобновить с ним знакомство.
Мы оба знали, что я лгу, и я угадал ответ Эберхардта.
— Нет, нет, я встречался с ним в Веваке, куда мы заходили по пути сюда. У нас состоялся очень интересный разговор. Вольфганг рассказал мне о вашем старпоме, который сражался при Ютланде.
— Да, он имел продолжительную дискуссию с вашим братом об этой битве. Похоже, там отличился корабль, на котором были вы.
— Вольфганг склонен к преувеличениям. Возможно, нам просто чуточку больше повезло. Но я так понял, что коммандер Лотер был награжден за атаку на одного из наших линкоров. Он смелый человек, и мне хотелось бы встретиться с ним, но увы — нет времени, мы выходим сегодня вечером.
Я откинулся в кресле, размышляя, когда же Эберхардт приступит к делу.
Он глубоко затянулся, улыбка исчезла с его лица:
— Вы, возможно, удивляетесь, для чего я встречаюсь здесь с вами?
— Не думаю, что вы здесь появились случайно.
— Конечно, нет. — Он понизил голос и склонился над столом как бы в доверительной манере. — Сдается мне, что у вас есть вещи, принадлежащие моему брату. Думаю, сейчас подходящий случай для того, чтобы вернуть их.
— Не имею ни малейшего понятия, о чем вы, — ответил я, почти убедив сам себя, что выгляжу невинно.