К югу от мыса Ява
Шрифт:
— Понять это сложно, — признал Николсон. — Особенно принимая во внимание не слишком-то дружелюбное обхождение с ним самого Ван Эффена. Однако я склонен верить ему. Он мне нравится.
— Я тоже ему верю. А вот Фарнхольм, не просто верит ему — он знает, что Ван Эффен не лжет, и когда я спросил генерала, откуда, он засыпал меня какими-то беспомощными отговорками, не удовлетворившими бы и пятилетнего ребенка. — Файндхорн тяжело вздохнул. — Примерно такую же околесицу несла и мисс Плендерлейт — в ответ на вопрос о причинах, побудивших ее меня увидеть. Я отправился к ней в каюту, как раз когда вы с Сайреном
— Значит, вы все-таки заглянули к ней? — улыбнулся Николсон. — Жаль, я пропустил это.
— Вы были в курсе?
— Вэньер рассказал мне. Мне почти силком пришлось тащить его в салон, чтобы передать вам просьбу мисс Плендерлейт. Так что она вам поведала?
— Прежде всего она полностью отмела тот факт, что вообще посылала за мной, а затем, явно заполняя паузу, разразилась какой-то чепухой насчет того, сможет ли она, по прибытии в порт, отбить телеграмму своей сестре в Англию. Думаю, ее что-то беспокоило, она собиралась рассказать мне об этом, но потом передумала.
— Подкинуть вам для размышления кое-что, чего вы еще не знаете? Прошедшей ночью мисс Плендерлейт приняла в своей каюте посетителя.
— Что?! Это она вам рассказала?
— Господи, конечно, нет. Уолтерс. Он только растянулся на диване после вахты, когда услышал стук в дверь мисс Плендерлейт. Стук был очень тихим, и Уолтерсу, по его словам, стало настолько любопытно, что он приложил ухо к смежной двери, но так толком ничего и не расслышал: разговор велся очень тихо. Однако один голос был низким и, несомненно, принадлежал мужчине. Он пробыл в каюте мисс Плендерлейт почти десять минут, затем удалился.
— Уолтерс не догадывается, что это был за человек?
— Не имеет ни малейшего представления. Говорит лишь, что мужчина и что его самого слишком клонило от усталости в сон, чтобы долго задаваться этим вопросом.
— Н-да. Возможно, он и прав, что не стал ничего предпринимать. — Файндхорн снял фуражку и промокнул лоб носовым платком. — Как бы то ни было, нам, видимо, придется решиться на кое-какие шаги в отношении них. Ну никак не могу я их понять. Странная все-таки компания, и каждый, с кем я разговариваю, кажется подозрительнее предыдущего.
— Это относится и к мисс Драхман? — предположил Николсон.
— Бог ты мой, конечно, нет! Эта девушка стоит всех их вместе взятых. — Файндхорн снова надел фуражку и медленно покачал головой. — Просто кошмар, мистер Николсон, что эти маленькие кровожадные мясники сделали с ее лицом. — Он быстро посмотрел на Николсона. — Много ли из того, что вы рассказали ей прошлой ночью, было правдой?
— Касательно возможностей пластических хирургов?
— Да.
— Немного. Исходя из моих скудных познаний в этой области, шрам прилично растянется еще до того, как кто-нибудь сможет его разгладить. Хирурги, конечно, могут помочь, но они не волшебники — на это они не претендуют.
— Тогда, черт побери, мистер, вы не имели никакого права убеждать ее в обратном. — Файндхорн распалился почти настолько, насколько позволяла его флегматичная натура. — Господи, подумайте о разочаровании, которое она испытает!
— «Ешь, пей и будь счастлив», — тихо процитировал Николсон. — Вы полагаете, нам доведется снова увидеть Англию, сэр?
Файндхорн долго
— Забавно, что мы продолжаем мыслить обыденными категориями мира и спокойствия, — пробормотал он. — Не знаю, почему, но все мои мысли вертятся главным образом вокруг мисс Драхман и ребенка. — Несколько мгновений он молчал, скользя глазами по безоблачному горизонту, потом внезапно проговорил:
— Чудесный сегодня день, Джонни.
— Чудесный для того, чтобы умереть, — мрачно изрек Николсон. — Он коротко улыбнулся, поймав взгляд капитана. — Ждать всегда тяжело, но японцы — воспитанные джентльмены, — спросите у мисс Драхман, — и я не думаю, что они заставят нас томиться долгим ожиданием.
Николсон ошибся. Они заставили их томиться еще очень, очень долго. Прошел час, другой, наступил полдень, палящее солнце стояло практически вертикально в небесном горниле. Впервые капитан Файндхорн позволил себе роскошь робкой надежды: если с наступлением темноты им удастся миновать пролив Каримата и войти в Яванское море, то можно будет снова думать о доме. Солнце перекатилось через зенит, увлекая за собой горячий полдень, и снова поползли минуты: пять, десять, пятнадцать, двадцать — и каждая следующая с возрастанием надежды казалась длиннее предыдущей. Но в двадцать пять минут первого от надежды не осталось и следа: долгое мучительное ожидание закончилось.
Первым это заметил стоявший на баковой надстройке комендор: крошечное темное пятнышко материализовалось из знойной дымки на северо-востоке и отчетливо проявилось высоко над горизонтом. Несколько секунд пятнышко казалось неподвижной, бессмысленной зависшей в воздухе черной точкой. Затем почти внезапно начало набухать и увеличиваться в размерах с каждым вздохом наблюдавших, обретая форму и четкие очертания в подернутой легкой дымкой ярко-синем небе. Вскоре силуэт фюзеляжа и крыльев стал настолько различим, что можно было с уверенностью судить о классе самолета. Японский истребитель на бреющем полете — возможно, оснащенный дополнительными подвесными топливными баками. В момент, когда на «Вироме» опознали его, над морем стал слышен приглушенный гул пневмодвигателя.
Мерно рокочущий истребитель стремительно терял высоту, направляясь носом на танкер, однако менее чем в миле от «Виромы» самолет резко накренился на левый борт и на высоте около пятисот футов стал заходить на круг. Атаковать он пока не пытался, молчали и орудия «Виромы». Отданный капитаном Файндхорном приказ был вполне определенным: никакого огня по самолету, не считая оборонительного. Боеприпасы на танкере были в ограниченном количестве, и их следовало беречь до неизбежного появления бомбардировщиков.
Вскоре еще два самолета — также истребители — появились на юго-западе и быстро присоединились к первому. Дважды группа облетела судно, затем первый пилот разорвал строй и совершил два рейда вдоль всего танкера на высоте менее ста ярдов. Досконально изучив судно, пилот вошел в резкий вираж и вновь подлетел к остальным, группа в считанные секунды выровняла строй и, покачивая крыльями в насмешливом салюте, двинулась на северо-запад, стремительно набирая высоту.
Николсон испустил протяжный беззвучный выдох и повернулся к Файндхорну.