К югу от мыса Ява
Шрифт:
Это не было просчетом со стороны пилотов бомбардировщиков — дело заключалось в тривиальном неведении. Когда они атаковали бак, уничтожая орудия и комендоров и используя при этом бронебойные снаряды, чтобы пробить баковую палубу и устранить прячущихся под ней людей, то руководствовались вполне разумными мотивами. Они просто не могли знать, что хранилище под палубой, межпалубный грузовой трюм под ним и располагавшийся в самом низу еще больший трюм не были пустыми. Они были заполнены бочками с десятками тысяч галлонов высокооктанового авиационного бензина, предназначавшегося для обугленных обломков, бывших когда-то самолетами и громоздившихся теперь на селенгарском аэродроме.
Огромные
Внезапно внимание Николсона привлекло какое-то движение в лабиринте трубопровода, сразу за фок-мачтой. Это был человек, одетый лишь в изодранные голубые хлопчатобумажные брюки, спотыкавшийся и падавший на пути к трапу на переходной мостик. Он казался ошеломленным и постоянно проводил предплечьем по глазам, будто плохо видел. Однако вскоре ему удалось пробраться к подножию трапа и подняться наверх, откуда он заплетавшейся походкой двинулся к капитанскому мостику. Это был матрос Дженкинс, наводчик баковой малокалиберной зенитной установки. Кроме старшего помощника, за Дженкинсом явно наблюдал и японец, так как Николсон успел только предупреждающе крикнуть и кинуться на палубу, когда истребитель зашел в короткое пике и прочесал переднюю палубу от бака до мостика уханьем разрывающихся снарядов.
На этот раз Николсон не пытался вставать. Подняться на ноги внутри рулевой рубки было равносильно самоубийству. Единственным мотивом для такого риска могло быть только стремление выяснить, как обстоят дела у Дженкинса. Но Николсону не было нужды делать это: Дженкинс, должно быть, выждал время и решился на рывок к капитанскому мостику, находясь при этом в слишком сильной прострации, чтобы выбор между перебежкой и смертью закончился в его пользу.
Николсон встряхнул головой, отгоняя дым и запах карбида, сел и оглядел изрешеченную рубку. Кроме него, в ней находилось четверо, тогда как мгновениями ранее было всего трое. С разрывами последних снарядов в рубку вполз боцман Маккиннон и стоял теперь на коленях поперек порога между рулевым и штурманским помещениями, опираясь на один локоть и осторожно осматриваясь вокруг. Боцман не пострадал и тщательно просчитывал каждое следующее движение.
— Опустите голову! — настойчиво посоветовал ему Николсон. — И не вставайте, если не хотите ее лишиться. — В ушах старшего помощника его собственный голос прозвучал неестественным хриплым шепотом.
Рулевой Ивэнс сидел на дощатой вентиляционной решетке, прислонившись спиной к штурвалу, и беспрерывно многословно ругался, тихо произнося слова с валлийским акцентом. Из длинного пореза на лбу на колени ему капала кровь, но он не обращал на это никакого внимания, сосредоточившись
Вэньер лежал на палубе в дальнем углу рубки. Николсон подполз к нему и осторожно приподнял его голову. Висок четвертого помощника был порезан и покрыт кровоподтеками, но Вэньер, тем не менее, казался невредимым. Несмотря на то, что он был без сознания, он дышал спокойно и размеренно. Николсон бережно опустил его голову на палубу и повернулся взглянуть на Файндхорна. Капитан сидел на палубе с другой стороны мостика, и наблюдал за ним, откинувшись на перегородку и разбросав руки в сторону, ладонями вверх. Старик выглядит бледнее обычного, — подумал Николсон, — он уже далеко не молод, и все эти передряги не для него. Старший помощник показал на Вэньера.
— Просто небольшой нокаут, сэр. Он такой же счастливчик, как и остальные, — все живы, хотя, наверное, и не совсем здоровы. — Николсон, вопреки собственным ощущениям, придал голосу веселости.
Файндхорн подался вперед, пытаясь встать, упираясь в палубу пальцами с побелевшими ногтями.
— Осторожно, сэр! — резко выкрикнул Николсон. — Оставайтесь на месте. Вокруг снуют еще несколько самолетов!
Файндхорн кивнул и, расслабившись, вновь откинулся на перегородку. Он промолчал. Николсон внимательно посмотрел на него.
— С вами все в порядке, сэр?
Файндхорн опять кивнул и попробовал заговорить. Но вместо слов раздался странный сиплый кашель, и внезапно губы капитана усеяли яркие пузырьки крови, начавшей стекать по подбородку и лениво капать на белую крахмальную рубашку. Николсон в ту же секунду вскочил, неуверенной трусцой пересек рубку и упал на колени перед капитаном.
Старший помощник быстро обследовал капитана в поисках раны. Сначала он не смог ничего обнаружить, однако вскоре заметил то, что по ошибке принял за впитавшуюся в рубашку каплю крови: маленькое, выглядевшее незначительным отверстие, совершенно круглое и покрасневшее по краям. Николсон изумился, насколько крошечным и безобидным оно казалось. Отверстие находилось почти в центре груди, пуля вошла примерно в дюйме слева от грудной кости и в двух дюймах над сердцем.
VII
Николсон бережно взял капитана под мышки, отклонил от перегородки и поискал глазами боцмана. Но Маккиннон уже сидел на корточках рядом, и по одному взгляду, брошенному на его напряженно-бесстрастное лицо, Николсон понял, что пятно крови на рубашке Файндхорна увеличивается. Не дожидаясь указания со стороны Николсона, Маккиннон быстро вытащил нож и одним четким движением разрезал рубашку на спине капитана. Затем обеими руками взялся за края разреза и разорвал рубашку по всей длине. Несколько секунд он изучал спину Файндхорна, затем сомкнул края разреза и, посмотрев на Николсона, покачал головой. Старший помощник с прежней осторожностью вновь прислонил капитана к перегородке.
— Безрезультатно, да, джентльмены? — Голос Файндхорна прозвучал хриплым, вымученным бульканьем — было видно, что капитан борется с подступающей к горлу кровью.
— Ранение достаточно серьезное, но не слишком. — Николсон тщательно подбирал слова. — Вам очень больно, сэр?
— Нет. — Файндхорн ненадолго прикрыл глаза, потом взглянул на Николсона. — Пожалуйста, ответьте на мой вопрос. Ранение сквозное?
— Нет, сэр. Вероятно, задето легкое. Думаю, пуля застряла где-то в ребрах. Придется извлечь ее, сэр. — Голос Николсона был бесстрастным.