«К» – значит кара
Шрифт:
– А у Венделла что, никакой команды не было?
– Он предпочитал управляться сам. Я как-то наблюдал, как он это делал. Оранжевое небо и медленно колышущийся оранжевый океан. Странное ощущение возникало, знаете. Что-то сродни "Поэме о древнем мореходе". Наверное, учили в школе?
Я отрицательно покачала головой.
– Все, чему я училась в школе, по крайней мере в старших классах, это гулять с парнями и курить травку.
Он улыбнулся.
– Когда выходишь отсюда в открытое море, то проходишь через узкий пролив между нефтяными платформами. Тогда, в последний раз, Венделл в том месте обернулся и помахал мне рукой. Я смотрел ему вслед, пока он не вышел из бухты. После этого я его уже больше не видел. – В тоне Эккерта появилось нечто гипнотическое, завораживающее,
– А вы знали, что он намеревался сделать?
– А что он намеревался сделать? Я как-то до сих пор не очень в этом уверен.
– Смыться, это же очевидно, – сказала я.
Эккерт пожал плечами.
– Я знаю, что последнее время Венделл был в отчаянии. Но не думаю, чтобы он собирался надуть всех и удрать. Я тогда пытался примириться с мыслью о его самоубийстве, особенно когда стало известно о письме, которое он оставил Дане. Вообще-то самоубийство было очень на него непохоже, но в тот момент все в это поверили, а кто я такой, чтобы спорить? – Карл налил полкружки вина и себе, отставил бутылку в сторону и уселся напротив меня на банкетку.
– Не все, – поправила его я. – Полиция тогда в это не очень поверила, и "Калифорния фиделити" тоже.
– Героиней станете, если раскроете это дело?
– Только в том случае, если удастся вернуть деньги.
– Маловероятно. Дана, наверное, уже все их истратила.
О такой возможности мне не хотелось даже думать.
– А что вы тогда почувствовали, узнав о "смерти" Венделла?
– Конечно, это было ужасно. Честно говоря, я тосковал по нему, даже несмотря на все, что мне пришлось из-за него пережить. Странно, но кое о чем он меня предупреждал еще раньше. Тогда я ему не верил, а он пытался меня убедить.
– Предупреждал, что он исчезнет?
– Ну, намекал на это. То есть он никогда не говорил этого прямо. Обычно это бывали фразы, которые можно понимать как угодно. Однажды в марте, недель за шесть или семь до своего отплытия, он подошел ко мне и говорит: "Карл, дружище, я завязываю. В конечном счете все дерьмо повесят на нас. Я не могу больше всего этого выносить. Хватит". Или что-то в этом роде. Я считал, что он таким образом просто выговаривался. Понимал, что у нас были серьезные трудности, но ведь они случались и раньше, и нам всегда удавалось с ними справляться. Я решил, что это просто еще один трудный момент, так сказать, сцена ужасов в "Шоу Карла и Венделла". А потом узнаю, что его яхта обнаружена пустой в океане. Сейчас уже, задним числом, начинаешь думать... что он имел тогда в виду, сказав "я завязываю" – что он собирался покончить с собой или же смыться?
– Но вам-то и в том, и в другом случае пришлось бы несладко?
– Да, разумеется. Первым делом они начали тогда проверять всю бухгалтерию. Наверное, я бы мог исчезнуть, бросив все и уехав, в чем был, но я просто не видел в этом никакого смысла. Да и ехать мне было некуда. И денег у меня не было ни цента, так что пришлось расхлебывать все до конца. К сожалению, я не имел ни малейшего представления о том, что Джаффе на самом деле натворил.
– Это действительно было мошенничество?
– О, да, несомненно. И крупное. Со временем выяснились все подробности. Он брал деньги из средств компании до тех пор, пока вообще ничего не осталось. В письме, которое он оставил, Венделл утверждал, будто возвращал все, что брал, до последнего цента, но никакого подтверждения этому я не видел. А что я знал? К тому времени, когда я понял, что дело настолько плохо, предпринять уже ничего нельзя было. Я не смог компенсировать даже свои собственные, личные потери. – Он помолчал немного, потом пожал плечами. – Что я могу сказать? После того, как Венделла не стало, я, как цыпленок, остался один всем на растерзание. Я потерял все. Признал себя виновным и отсидел в тюрьме, просто чтобы покончить с этим делом. А теперь вы мне сообщаете, что он жив. Хороши шуточки.
– Вам сейчас очень горько?
– Разумеется. – Эккерт оперся одной рукой на банкетку, а другой задумчиво потер лоб. – Теперь-то я вижу, почему он тогда решил завязать. Вначале я не понимал всех масштабов его предательства. Мне было жаль и Дану, и ее ребят, но раз человек умер, чем же тут поможешь. – Он пожал плечами, потом улыбнулся и удрученно, и одновременно как-то неожиданно энергично: – Ну да ладно. Дело это прошлое, надо жить дальше.
– Очень благородно с вашей стороны.
Он беззаботно махнул рукой и взглянул на часы.
– Пожалуй, на сегодня хватит. У меня завтра ровно в семь утра деловой завтрак. Надо выспаться. Вас проводить?
Я отставила пустую кружку и поднялась.
– Сама найду. Тут ведь до ворот прямая дорога. – Я протянула ему руку, и мы попрощались. – Спасибо, что уделили мне время. Возможно, мне придется еще к вам обратиться. Вы мою карточку пока не потеряли?
Он вытащил визитку за уголок из кармана рубашки, продемонстрировав, что карточка при нем.
– Если Венделл объявится, вы не могли бы дать мне знать?
– Безусловно, – ответил он.
Я поднялась по трапу, пригнулась, выходя в дверь, и оказалась на палубе. Спиной я непрерывно ощущала, что Эккерт смотрит мне вслед с улыбкой человека, глубоко погруженного в свои собственные мысли. Странно, но только теперь у меня возникло ощущение, что реакция Даны на мое появление была более естественной и искренней.
9
Дорога пешком до дома заняла меньше десяти минут. Морской воздух бодрил, и спать мне совершенно не хотелось. Поэтому вместо того, чтобы открыть калитку и пройти к себе, в заднюю часть двора, я повернулась и направилась дальше по улице, в таверну "У Рози", находившуюся в полуквартале от дома.
В прежние времена заведение Рози было похоже на пещеру: скудно освещенное и вечно пустое, оно, несомненно, должно было постоянно находиться на заметке у санитарной инспекции. Обычно я встречалась в таверне с клиентами: там нас никто не беспокоил. Я могла спокойно зайти сюда совершенно одна, в любое удобное мне время, не опасаясь привлечь к себе нежелательное внимание каких-нибудь прохвостов или грубиянов. Конечно, сама Рози могла иногда мне нахамить, но больше никто бы и не попытался. Совсем недавно, однако, таверну открыли для себя спортивные фанаты. Самые различные команды превратили ее в место своих сборищ, особенно по случаю какой-нибудь очередной победы, которую непременно надо было отпраздновать. Рози, умеющая, когда хочет, быть невыносимо непреклонной, на мое удивление, полюбила эти развлечения самцов и даже получала от них удовольствие. Во всяком случае, она пошла на беспрецедентный для нее шаг: отдала одну из полок бара под их награды, и теперь там гордо красовалась постоянная выставка крылатых серебряных ангелов, держащих над головой земной шар. Дескать, сегодня мы выиграли чемпионат по боулингу. А завтра весь свободный мир будет наш.
Как обычно, в таверне дым стоял коромыслом, а мой любимый столик в тыльной части зала был занят компанией каких-то буянов. Рози нигде не было видно, но на табуретке за стойкой бара восседал Вильям, оглядывавший зал с выражением горделивого удовлетворения. Похоже, все заводилы его отлично знали, потому что непрерывно обменивались с ним шуточками и репликами.
Генри сидел за своим столиком в одиночестве, склонив голову над блокнотом, на листках которого уже вырисовывался кроссворд, названный его автором "Пошпионим малость". Над этим кроссвордом он работал почти всю неделю, беря для него материал из популярных шпионских книжек и телесериалов. Генри регулярно публикует свои кроссворды в тех тонких сборниках, что продаются в любой продуктовой лавке. Этим он немного подрабатывает. Но самое главное и самое удивительное, что его имя известно в кругу тех, кто увлекается кроссвордами, ребусами и шарадами. Одет Генри был в модные широкие хлопчатобумажные брюки и белую майку-безрукавку, лицо его все покрылось морщинами от напряжения, настолько он погрузился в работу. Не спрашивая разрешения, я пододвинула к его столику еще один стул, развернула его задом наперед и уселась верхом, положив руки на спинку.