К. Р.
Шрифт:
Быть может, не зная вполне всех обстоятельств внешней политики, мы судим с односторонностью, а потому неправильно. Например, я никак в толк не возьму, что согласие России с австрийской выдумкой Албанского герцогства вяжется с нашими старинными историческими задачами… Я спрашиваю себя, может ли быть сильно правительство, действующее наперекор общественному мнению?
Вполне присоединяюсь к Вашему мнению о желательности, чтобы письменные доклады о премиях предварительно рассылались наличным членам Разряда для ознакомления. Значительное число и объем этих докладов не дает возможности прочтения их целиком в самом заседании. И вот мы судим в нем о том, что сами хорошенько не знаем…
Получил книгу Э. Л. Радлова о В. С. Соловьеве. Она читается с наслаждением и будто очищает душу… Здесь стоит теплая, ясная, душистая весна, часто заманивающая меня в чудесный, огромный, тенистый, весь пропитанный сладким запахом цветущих апельсиновых деревьев дворцовый сад с темными кипарисами, увитыми белыми, желтыми и красными розами; с пальмами, платанами и южными соснами. В этом саду я нашел восхитительный уголок: среди густой зелени описывает круг дорожка… и приводит к одинокой скамейке под навесом вьющихся роз всех оттенков. Здесь уселся я с книгой Радлова. В головах доверчиво щелкал, свистал и заливался соловей; какая-то птичка возилась в листве надо мной, и ко мне на колени упал малиновый лепесток розы…
Теперь скоро полночь. Пора и честь знать, а потому прерываю эту болтовню».
13 июня 1913. Вильдунген. «… Вести Ваших писем и приносимые газетами полны печали, заставляют с тревогой смотреть в будущее. Но велик Господь, и среди нашего измельчавшего поколения ужели не найдется хотя бы горсть праведников, по молитве которых Он помилует и спасет? Не понимаю, как могла Ваша речь о допуске в университеты кадет, реалистов и семинаристов не подействовать на Государственный Совет?…»
Константин Константинович вернется поздоровевшим в милое Осташево в конце июня 1913 года. Новая его должность — генерал-инспектор военно-учебных заведений — позволяла меньше проводить времени в командировках, как-то их упорядочить и, главное, освобождала от массы бумажных, отчетных дел. Значит, можно было читать и перечитывать со строжайшим отбором стихи для своего трехтомника и, главное, шлифовать текст драмы «Царь Иудейский» для театрального воплощения, проводить репетиции, улаживать множество конфликтов, которые породила эта пьеса.
В это время он знакомится с Н. Н. Сергиевским и предлагает ему быть редактором-руководителем всех изданий драмы.
Он берется за примечания к своей драме и за сокращение пьесы по ней. В Осташеве — «в нашей деревенской глуши» — у Великого князя гостил Кони, пьесу читали, обсуждали, и в результате К. Р. превратил ее из пятиактной в четырехактную, считая, что это хорошо отзовется на драме, освободившейся от излишних подробностей и повторений, от скучных для зрителей задержек и пауз. Приходили в Осташево и сообщения о том, что музыка, которую к драме пишет А. К. Глазунов, обещает быть удачной. Он представлял — нет, будто слышал — и увертюру, и музыкальный антракт, трубные звуки, а может быть, нужна и скрипка?…
Но уйти с головой в составление примечаний к драме — труднейшую, пространную, кропотливую работу — не давали служебные дела и обязанности члена Царской семьи — год был юбилейным, отмечалось 300-летие Дома Романовых. Пришлось срочно выехать в Петербург на праздник Преображения Господня, в день которого на торжественном богослужении был Государь. Из Петербурга заехал в Павловск.
«В Павловске вчера и третьего дня принимал многочисленную толпу вновь произведенных офицеров, бывших моих милых питомцев, из которых многих помню еще малыми детьми. И радостно было разделить их радость при вступлении в самостоятельную жизнь, и жаль отпускать на волю этих оперившихся птенцов, с иными из которых, быть может, никогда уже не придется свидеться. Храни их Господь…» — записал К. Р.
Наконец вернулся в Осташево. Но и сюда прибыли гости — юнкера Виленского училища.
ОДИН ДЕНЬ В ОСТАШЕВЕ В 1913 ГОДУ
Попробуем представить себе летний августовский день на берегу Рузы под Москвой в 1913 году…
Весь 1913 год протекал в празднествах и торжествах по случаю 300-летия со дня воцарения династии Романовых. [77]
Военно-учебным заведениям было указано совершить во время летних каникул экскурсии с юнкерами и кадетами в Москву, Троице-Сергиеву лавру, Ярославль, Ипатьевский монастырь, Кострому, Углич и Нижний Новгород. Летние каникулы в военных училищах приходились на 6 августа — 1 сентября, то есть со дня праздника Преображения Господня и до начала нового учебного года.
77
21 февраля 1613 года (через четыре месяца после освобождения Москвы К. М. Мининым и Д. М. Пожарским от поляков) Земский собор избрал царем Михаила Федоровича Романова (1596–1645) — сына Патриарха Московского и всея Руси Филарета (в миру боярин Федор Никитич Романов) и инокини Марфы (в миру К. И. Шестова). 11 июля 1613 года Михаил Федорович венчался на царство. — Прим. ред.
В Виленском училище на время каникул оставались 20–25 юнкеров. Всё уже было готово к поездке: экскурсия составлена, собрана экскурсионная библиотека, отвечающая теме и маршруту, юнкерам розданы юбилейные издания на память. Вагон отделан, в нем оборудованы походная спальня, столовая и читальня, украшенная портретами выдающихся сынов отечества, географическими картами, планами городов, иллюстрациями памятных мест и событий; имелся даже фотографический аппарат.
Великий князь инспектировал Виленское училище и жил в Оранском лагере три дня. Многое понравилось Константину Константиновичу, но больше всего — прогулка с юнкерами на озеро, юнкерское пение и иллюминация на воде и в лесу. Тогда же он поинтересовался, будет ли экскурсия по Подмосковью.
И вот за день до отправления поезда в училище приходит телеграмма: «Когда выезжает экскурсия? Хотели бы видеть вас всех по пути у себя в Осташево… Вышлем в Волоколамск лошадей. Ночлег приготовим… Константин».
После обмена несколькими телеграммами, из которых выяснилось, между прочим, что Великий князь надеялся услышать за обедней в своей церкви юнкерский хор (увы, на каникулы остались одни безголосые), всё было условлено и улажено. Одно только не было готово: выпускной альбом 1913 года. Но и то дело уладилось — его выслали вдогонку скорым поездом. О дальнейшем любил вспоминать генерал-лейтенант Борис Викторович Адамович:
«Я присоединился к экскурсии, и мы выехали 13 или 14 августа. Вместе с нами ехали еще два молодых офицера, только что выпущенные в полки Московского военного округа. Настроение, как всегда в экскурсиях, бодрое и объединенное, было еще приподнято нежданной радостью и честью приглашения в Осташево. Почти все должны были впервые войти в великокняжеский дом и семью, и потому понятно, что были некоторые волнения по вопросам этикета. И тут же в вагоне началась теоретическая и практическая подготовка для правильного их разрешения. Впрочем, облегчение в таких затруднениях обычно очень охотно и неприметно принимают на себя хозяева, оставляя наивных гостей в уверенности, что „никакого этикета почти что и нет“.