Кабак

Якубов Олег Александрович

*

Сказка закончилась, как только я вошел в гостиницу «Марина», этакий Ноев ковчег для репатриантов. Пахло чемто тошнотворно кислым и жареной на прогорклом масле рыбой. Даже на кухнях коммуналок советских времен запахи были поприличнее. Повсюду сновали неопрятные женщины с тазами и кастрюлями, несколько малышей с дикими криками восторга раскатывали по просторному вестибюлю на велосипедах, гдето рядом надрывался воплем младенец. Распорядитель, вполне сносно изъяснявшийся на русском языке, проводил меня в комнату на восьмом этаже, открывая, сказал,

что пожить пока придется вдвоем, гостиница переполнена, и, вздохнув, добавил:

– А вы все едете и едете.

Сосед по комнате встретил меня довольно радушно, представился как «Михаэль», оказался просто Мишкой из Черновиц. Охотно вызвался сопровождать меня по инстанциям. Побывали в местном отделении абсорбции, открыли счет в банке, что сразу повысило меня в собственных глазах. Потом отправились записываться на курсы по изучению иврита – ульпан. Ошалев от бесконечных хождений и несносной жары, я предложил Михаэлю куданибудь зайти, перекусить. Он сразу оживился, сказал, что знает неподалеку одно «дивное местечко», где кондиционер пашет так, что замерзнуть можно. Стеснительно посоветовал:

– Только водку надо взять в магазине, так дешевле.

В магазине, уже без всякого стеснения, буркнул решительно:

– Бери две, чтоб потом не бегать, – забрал у меня из рук деньги, в которых я все не мог разобраться, заплатил. Деньги положил себе в карман: – Отдам потом, когда за обед расплатимся, а то ты в них все равно ни черта пока не понимаешь.

Он явно вошел в роль старшего по положению.

В кафе действительно было прохладно. Михаэль велел мне заказать шницель. Один.

– А как я ему объясню? – засомневался я.

– Чудак, шницель и есть шницель, что порусски, что поеврейски, а один на пальцах покажешь.

Со своей задачей справился. Михаэль тем временем приволок такую гору салатов, маринадов и печеных овощей, будто к нам должны были присоединиться с десяток голодных друзей.

– Салаты здесь бесплатные, пояснил он. – А шницеля нам и одного на двоих хватит.

Шницель и вправду был огромным, вылезал за края тарелки. Бутылку он водрузил на стол, а когда к нам приблизился явно недовольный нашим самоуправством хозяин, чтото стал ему заносчиво объяснять. Хозяин молча кивнул и удалился.

– Что ты ему сказал? – мне было любопытно.

– Сказал, что мы пьем только такую водку, а у него такой нет.

– А откуда ты знаешь?

– Да мы с тобой самую дешевую взяли, здесь ни в одном кафе такой не держат.

– Если сообразит, специально для таких, как мы, купит, – предположил я.

Михаэль сурово погрозил мне пальцем:

– Гляди, не накаркай.

На третий день, это была пятница, утром, направляясь в ульпан, нос к носу столкнулся на улице с Юрием Борисовичем. В сланцах, потертых джинсовых шортах и пестрой майкебезрукавке, Альхен выглядел настолько непривычно, что я его сразу и не узнал.

– О, артист, приехал всетаки. Ну, молодец. Когда прибыл?

– Да дня три.

– А чего не ко мне?

– Так у меня же адреса нет…

– А телефоном ты пользоваться не умеешь? Надо было прямо из аэропорта позвонить, там специально для приезжих бесплатный телефон установлен.

– Да я както не догадался.

– Ладно, ладно. Это здорово, что мы вот так встретились. Израиль – страна маленькая, здесь рано или поздно все встречаются, в любом случае не промахнулись бы, – и без всякого перехода доверительно поведал, – слушай, я тут вчера малость перебрал, пойдем грузинского пивка выпьем. Я приглашаю.

– Какого пивка? – не понял я.

– Грузинского, – снисходительно повторил Юрий Борисович и пояснил. – Здесь грузинские евреи великолепное пиво варят, в сто раз лучше, чем обычное, которое в магазинах продают.

– Так мне же в ульпан надо…

– Да на кой он тебе сдался, этот ульпан. Язык на улице схватишь. Тебе не учиться, тебе работать надо. Ладно, пойдем, обсудим, как жить дальше.

– Но, Юрий Борисович…

– Никаких Борисовичей, – остановил он меня. – Запомни, отчеств здесь не существует, обращение на «вы» – только к нескольким людям, даже к президенту страны и то на «ты» обращаются. Слово «вы» существует исключительно в письменном обращении, но ты, я надеюсь, писем мне писать не собираешься. Так что привыкай сразу говорить всем «ты», так сказать, невзирая на лица.

За пивом, действительно очень вкусным, он рассказал о себе. Работает на самой крупной, всемирно известной фирме по производству продуктов питания, заведует складом. Жена – главный кассир банка. Дочь учится в школе. Так что у него попрежнему все лучше, чем у всех. Впоследствии, правда, выяснилось, что Юра свои успехи малость преувеличил. Уж очень ему хотелось выглядеть в моих глазах успешным и уже вполне бывалым израильтянином. Но, как сказано великим, ложь без корысти – это не вранье, а поэзия. Хотя в истине данного постулата лично я чтото сомневаюсь. А бывает ли она, ложь, полностью бескорыстной?

Так что мой любезный Альхен на самом деле работал на складе не заведующим, а грузчиком, жена, закончив курсы кассиров, пока безуспешно пыталась устроиться в банк. Вот дочь, та действительно училась в школе. Впрочем, для меня все это было неважным. Мой бывший директор, похоже, и впрямь был мне рад. Предложил остаться у него, вместе отметить субботу – шабат, главный, как он со значением сказал, еврейский праздник, который нарушать нельзя. В шабат все должны есть, пить, вселиться и обязательно, если Бог пошлет, вместе с гостями.

В этот день шабата Бог послал Альхену меня. За ужином Юра убеждал, что из гостиницы нужно уносить ноги как можно скорее.

– Это же болото, завязнешь там. К тому же непременно какаянибудь сволочь охмурит. Ты же телок. А там бабы, в основном материодноночки, так и ищут, к кому присосаться и на шею влезть. Нет, брат, из гостиницы уходи. Устроишься на работу, снимешь себе комнату, и живи в свое удовольствие. Вот погоди, завтра кое с кем встретимся, устроим тебя. На работе и язык быстрее выучишь…