Кабак
Шрифт:
– А что ты им сказал?
– Да ничего особенного. Просто напомнил, что с оружием нельзя в общественных местах появляться, а здесь видеонаблюдение, как бы чего не вышло. Они меня еще и поблагодарили за заботу.
– Нет у меня никакого видеонаблюдения, только собираюсь установить.
– Онито об этом не знают, – резонно возразил Алик.
Уже в вестибюле, когда швейцар помог ему облачиться в роскошную шубу, Шумский неожиданно задал мне вопрос, который поразил меня самой своей сутью.
– Игорь, ты счастлив? – спросил он.
Я проводил его до машины и только тогда ответил:
– Я спокоен.
– Ну да, ну да, – пробормотал мой давний товарищ, и процитировал известное: – «на свете счастья нет, но есть
Когда я вернулся в ресторан, ко мне подошел обслуживавший нас официант.
– Игорь Аркадьевич, ваш гость под тарелкой пять тысяч рублей оставил, а у вас счет – с гулькин нос, вы ж ничего не ели…
– Оплати счет, возьми себе чаевые, только без фанатизма, остальное отдай администратору, пусть на приход поставит.
*
После этого я стал избегать встреч со своими бывшими коллегами – под всякими благовидными, а иногда и не очень, предлогами. И вообще, взял себе за правило с гостями за столом больше не сидеть. Исключение сделал лишь однажды, для родной сестры. Светка давно хотела посмотреть на мои «владения», дождалась, когда из очередного рейса вернется муждальнобойщик, вместе они и заявились. Без предупреждения, благо я на месте оказался. Гена, огромный детина, внешностью напоминал Ивана Поддубного, сходство усиливали лихо закрученные усы, да могучий раскатистый бас. По имени я к нему обращался редко, предпочитал называть «Поддубный». Когда он смеялся, у нас дома позвякивали фужеры в серванте. Нрава он был доброго, сестру мою и детей любил.
Когда он просил у наших родителей благословения, то пообещал им, что каждое утро будет выносить Светку к завтраку на руках. Мы значения этому не придали, ну волнуется парень, брякнул сгоряча. Но Гена слово сдержал. В те редкие между дальними рейсами дни, что он бывал дома, неизменно утром появлялся на крохотной кухоньке, держа на руках Светку. Если дети к этому времени уже не спали, умудрялся взгромоздить на себя и всех троих тоже. Моих стариков это забавляло и умиляло, они взяли за правило приветствовать появление «Поддубного» на кухне с семейством на руках, аплодируя стоя. Как в цирке.
Опасливо покосившись на скрипнувший под его грузным телом стул, Гена с достоинством приял от администратора ресторана меню, стал перелистывать страницы, приговаривая, со своим шоферским юмором:
– Ну, ну, посмотрим, чем ты тут людей травишь.
На отсутствие аппетита он никогда не жаловался. Заказал столько, что тарелки на столе, даже в два этажа, едва разместились.
В тот день у меня было скверное настроение, уже и не припомню отчего, да и не важно. Гена истолковал мою угрюмость посвоему:
– Не бзди, родственник, не разорим тебя. «Бабки» имеются, причем в разной валюте, только скажи, какие хочешь.
Но тут во мне взыграло ретивое. Еще не хватало, чтобы я с родной сестры деньги брал, сам в состоянии оплатить ужин. Мой категорический отказ «Поддубный» воспринял с достоинством, понимающе кивнул. Одарил официантов невиданной щедрости чаевыми.
*
…Сегодня у меня день рождения. Эту дату давно не афиширую. Свой отказ праздновать объясняю так: «Какойто неумный триста лет назад придумал отмечать процесс старения за столом, а мы все и рады стараться. Ничего хорошего в этом не вижу. В основном говорят о несуществующих добродетелях, просто какието поминки при живом человеке». Понимаю, что в моих рассуждениях много, мягко говоря, спорного, но упрямо стою на своем.
Вот и в этот день никого я не звал и никого не ждал. День как день. Ну, может быть, ктото вспомнит, позвонит. Родители, сестра, это понятно. А кому еще? Разве что Славик, если не забудет, или Ольга, что маловероятно, а вернее – невероятно, она меня с рождением уже несколько лет как забывает поздравить, хотя я ей поздравления шлю с постоянством идиота…
Когда стоял под душем, отчегото вспомнил Роберта Локампа, героя «Трех товарищей» Ремарка. Тот в день своего
Я так хотел думать, про испорченное настроение, несостоявшуюся свою жизнь. В связи с чем не позорной будет выглядеть жалость к себе, любимому и неповторимому. На самом же деле, вопреки только что составленному списку жизненных неудач и невзгод, настроение было расчудесным, я просто кожей ощущал, что ждет меня, как говорят цыганки, гадающие на улицах, «нечаянная радость». Откуда только ей взяться?
В ресторан не пошел. Решил начать день с культурного досуга – отправился в ближайший новомодный кинотеатр, где возле каждого кресла установлены столики, а сами кресла такие, что я не представляю, как, сидя в таких, можно кино смотреть – немедленно в сон клонит. Ну да ладно, зато обстановка культурная, публика солидная. Забулдыг, что на задних рядах в обычных киношках портвейн распивают, здесь не бывает – билеты стоят столько, что на эти деньги забулдыга полдня квасить будет. Расположился перед сеансом в буфете. Взял сотку коньяка, салатик. Повторил. Не салатик. О чемто задумался, кажется, задремал. Потом встрепенулся, пошел в зал. Выяснилось, что фильм уже заканчивается. Судя по заключительным кадрам, я ничего не потерял.
День прошел обычно. Несколько раз заходил в ресторан напротив, там меня никто не знает. Убедился, что коньяк самым беспардонным образом недоливают. С чувством удовлетворения подумал, что мои бармены все же не такие наглые, как здесь. Но выяснять отношения не хотелось. Да и нечего в чужой монастырь со своим уставом лезть. Звонили родители, выслушал пожелания здоровья и удач, пообещал (нетвердо), что в ближайшие дни заскочу. Порадовал Шумский, позвонил прямо из съемочного павильона:
– Специально перерыв объявил, чтобы тебя, балбеса, поздравить, – заявил он. Потом вспоминал давний мой день рождения, еще в студенческие годы, как славно мы тогда «зажигали», и как я, он совершенно отчетливо это помнит, забыл имя девушки, с которой пришел, и называл ее «лапа». Я ничего подобного не помнил, но было приятно.
*
Вечерело. Вернулся к себе. Народу в зале было еще немного, но мой любимый столик оказался занят. Скромно гуляли мужчина и три девушки. С мужчиной я знаком – его зовут Михаил, с одной из сидящих с ним девушек он приходит к нам часто. Девушку, кажется, зовут Аня, она врач. Приходя, они всегда располагаются на диванчике, сидят, тесно обнявшись. Как при этом умудряются есть и пить, для меня загадка.
Михаил когдато служил в погранвойсках, дослужился до крупного чина, потом ушел в отставку, чем занимается сейчас – не знаю. Особых тем для разговоров у нас нет, когда видимся, он в основном вспоминает виденный им в те далекие годы фильм «Граница на замке». Есть такие люди, рядом с которыми должно находиться все самое исключительное и замечательное, лучше – неповторимое. Исключительный автомобиль, неповторимая девушка, необыкновенные друзья. Аню он мне представил самым лучшим врачом Москвы, о ее красоте, сказал, говорить бессмысленно, красота Ани говорит сама за себя. Меня называет самым талантливым актером современности, а теперь – еще и лучшим ресторатором.