Кабак
Шрифт:
– Послушай, дед, я ваши дела хаваю, – обратился он с уважением. – Поэтому, чтобы не было никому накладно, договоримся так: половина бухла нашего, половина – вашего, – успокоил, – бабки у нас есть. – И протянул звякнувшую стеклом сумку, в которой оказалось четыре бутылки водки «Белуга».
За стол уселось, как и предрекали родители, шестеро молодых людей. Выпили. Выпили еще, без промедления выпили по третьей. Закусили. Лениво потанцевали. Юнцы, наверное, учились в медицинском – во время танца не столько отдавались плавным движениям, сколько пальпировали своих партнерш. Вернулись к столу, еще выпили, обнялись. Почемуто все вместе зашли в один туалет, проверив сначала, какой именно
– Отнеси этот корм в машину, – велел парень официанту. Тот поволок коробку и оказался свидетелем…
Опущу подробности. Именинница, облокотившись, на кабриолет, стала размахивать ажурными трусиками, призывая отметить свое совершеннолетие «повзрослому». Ктото из девчонок пискнул, что еще светло, люди, мол, ходят, да и официанты из нашего и соседнего ресторана собрались поглазеть. Но Настю это только раззадорило. Первый партнер ей не понравился, с обидными оскорблениями она его отогнала, потом партнеры менялись. Позабавив публику, детишки уехали. Перед входом в ресторан валялись ажурные трусики юбелярши.
Утром пришли мама с папой. Благодарили, говорили, что Настенька очень довольна, мило посидели.
Грязь, конечно. А может, просто – кабак…
*
…Когда «Ручеек у камина» едва открылся, многомудрый мой друг детства Вова Зимин предупредил:
– Трудно тебе будет. Во всем мире ресторанный бизнес – дело семейное, а у тебя и роднито толком нет. С кем работать будешь? Я бы помог, но не могу же переехать к тебе в кабак вместе со своим диваном.
Я тогда пропустил его слова мимо ушей. Потом вспоминал не раз, сожалея, что нет рядом близкого человека.
Теперь есть. После ухода Натальи Николаевны я вспомнил про своего родственника Алексея. Он младший брат мужа моей сестры. Как это называется, шурин, деверь, или как еще – не знаю, хрен их разберет, эти древние словечки. Да это и не важно. Лешка – моя находка, мой спасательный круг. Знаю я его с детства.
Однажды, я еще был студентом театрального училища, мы халтурили на новогодних елках. Для нас новогодние праздники – настоящий, как мы говаривали, сенокос. Зарабатывали так, что потом надолго хватало. Поскольку ни ростом, ни статью я не вышел, мне досталась роль Бармалея, тоже неплохо востребованный на новогодних спектаклях персонаж. В клубе, то ли Госплана, то ли Госснаба, для детей сотрудников была елка. Подарки для детишек наших шишек приготовили особые. Поговаривали, правда шепотком, что даже на Кремлевской елке – попроще. Мне, как артисту, выделили один билет с корешком «Подарок». Сестра уговорила взять на праздник Лешку, он тогда в первый класс пошел. После спектакля артисты разгримировались, и в «красном уголке», приспособленном под гримерку, славно отметили Новый год. До того славно, что про малыша я забыл.
Вышли из клуба. «Снегурочка» достала из сумки бутылку: «Мальчики, я вам посошковую захватила». Под восторженные восклицания пустили бутылку по кругу. Это меня и спасло. Пока мы продолжали бесшабашное веселье, из клуба выскочила вахтерша.
– Бусурмане, кто мальца забыл?! – заорала она как оглашенная.
Отреагировали все, кроме меня – в тот момент как раз бутылка была в моих руках. Устроили перекличку, выяснилось, что никакого мальца с нами не было. Тут «Снегурочка» и говорит:
– А помоему, с тобой, Бармалей, какойто мальчик был, он еще с узелком на ботинке мучился, я его потому и запомнила, хорошенький
Мгновенно все вспомнив, холодея от ужаса, я ринулся в клуб. На вахте сидел Алеша. Спокойный, невозмутимый, читал «Мурзилку».
– Что ж ты молчал? – задал ему идиотский вопрос, схватил за руку, и мы помчались домой. Родственники встретили меня ледяным молчанием, хлопотали над Алешей, снимали с него шубку, развязывали пресловутые узелки на шнурках.
Я неоднократно пытался сгладить свою оплошность – мне правда было стыдно. Изъявлял желание отвести Алешеньку в зоопарк, цирк, ТЮЗ. Все мои чистые помыслы вызывали у родни лишь саркастическую усмешку: больше мне его не доверяли.
*
От сестры я время от времени узнавал новости из жизни этого спокойного мальчика. Он с золотой медалью окончил школу, поступил в «Менделеевку». Не проучился и первого семестра, чтото случилось у него с сердцем. В состоянии клинической смерти паренька привезли в «Склиф». Вшили кардиостимулятор. Из «Менделеевки» студента Алексея Беляева отчислили, выяснилось, что в химическом вузе не могут учиться люди с сердечными заболеваниями. Леша воспринял известие с присущим ему стоическим спокойствием, на следующий год поступил в Плехановский. Получил красный диплом. Работал референтом по экономическим вопросам в крупной фирме. Развивая бизнес, хозяйка фирмы, жена известного артиста эстрады, открыла ресторан. Леша стал директором. Параллельно занимался на высших курсах, где обучался ресторанному делу. Одним словом, стал профессионалом в этой области.
Оставшись без директора, я вспомнил о нем. Мы давно не виделись. Из нескладного юноши он превратился в худощавого молодого мужчину, когда стал задавать мне вопросы по поводу моего ресторана, мне показалось, что говорит на иностранном языке – я почти ничего не понимал. На мое предложение поработать вместе ответил вежливым отказом. Я напомнил ему о родственных связях, о том, что семья превыше всего. При этом, кажется, покраснел, родственником я был, для него, по крайней мере, весьма относительным. И тут он неожиданно согласился.
– Тебя действительно выручать надо, – сделал он совершенно справедливый вывод. – Как я понимаю, бардак у тебя там немыслимый. Только условие – работаю не больше года. Ты не подумай, что я бахвалюсь, но у меня теперь несколько иные масштабы, чем твое, ну, скажем так, скромное заведение.
*
С собой Алексей привел двух поваров и кладовщицу. Через месяц полностью поменял меню. Я был в ужасе – у нас появились блюда с заоблачными, как мне казалось, ценами. «Что он творит?» – со страхом думал я, но дав обещание не вмешиваться в его действия, молчал. Как ни странно, именно эти дорогущие блюда стали пользоваться наибольшим спросом. Теперь во время бизнесланча у нас был аншлаг, пришлось приглашать на работу новых официантов.
Меня в свое время поучали. Первый год работы любого ресторана – не показатель, люди идут на новизну. Вот если ресторан продержится второй год, тогда он будет работать долго. Так произошло и у нас. Первый год был приличным, потом мы все глубже и глубже погружались в трясину безденежья. Чему я своим незнанием и неумением, как теперь понимаю, в немалой степени способствовал. Если бы не Алексей, потонули бы – точно.
Утром зашел позавтракать. До открытия ресторана было еще минут пять. Вижу странную, точнее – необычную картину. Уборщица не шаркает шваброй – полы уже вымыты до блеска, заглянул на кухню – работа идет полным ходом, столы в залах сервированы, официанты тоже на месте. У входа Алексей Анатольевич (называют его только по имениотчеству. Директор!) сурово, но спокойно, не повышая голоса, отчитывает опоздавшую официантку, вечную прогульщицу и лентяйку: