Кабак

Якубов Олег Александрович

– Стоит ли отвлекаться на пустяки, – и, многозначительно оттягиваю резинку трусов, – до решающего шага нам осталось так немного.

Слова мои довольно разборчивы, потому что под колени меня бьют дубинкой и я падаю на дощатый пол, вдыхая аромат мочи.

Акт третий. Меня запирают в камеру (здесь это называется палатой), где еще два десятка таких же, как и я, пьянчуг, храпят, травят анекдоты, опорожняются прямо в углу.

Финал спектакля. Не забыв пнуть под то самое место, где спина теряет свое благородное название, меня вышвыривают из этого гостеприимного заведения. Безработному, без гроша в кармане, мне не место даже в вытрезвителе. Свою порцию унижений я уже получил, а взять с меня решительно нечего.

*

Я жил, стараясь ни о чем не думать. И поступки совершал бессмысленные. Во всяком случае, по прошествии времени, я и сам не мог объяснить, для чего я, допустим, вернулся в город, где служил в театре. Какоето время за мной сохранялась комната в актерском общежитии. Даже не столько сохранялась, сколько некому было меня оттуда вытурить.

Потом общагу продали, как продавали в то время все. Я еще с недельку пробирался, как стемнеет, туда тайком и ночевал, постелив на пол старые афиши. Но както утром меня разбудил рычащий звук экскаватора и первый удар чугунной болванки о стену сотряс ветхое здание. Выскочив в окно, я смотрел, как рушится приют моих былых надежд. Наверное, надо сказать, что на глаза мне навернулась скупая мужская слеза. Но слезы не было. И вообще никаких эмоций не испытывал. Так у стоматолога, после укола, не ощущаешь захолодевшую от анестезии десну. В городе, который я так и не полюбил, делать больше было нечего.

*

Вернувшись в Москву, докучал приятелям, даже малознакомым людям, под благовидными предлогами, а то и без них, оставаясь ночевать. Конечно, я бы мог прийти в отчий дом, но в маленьком, покосившимся от времени и окончательно одряхлевшем нашем домишке, теперь – семеро по лавкам. Вместе с родителями жила моя замужняя сестра с сыномшкольником и двумя орущими младенцамиблизняшками. Ели и спали, что называется, на головах друг у друга. Они бы, конечно, потеснились, без слов приняли блудного, в полном смысле этого слова, сына, но нелепая гордость мешала мне. Сначала я навещал их изредка, врал вдохновенно, что у меня все в порядке. Потом понял, что в обман скоро верить перестанут – мой жалкий вид раскрыл бы эту ложь без всяких слов. Сочинив, что уезжаю в экспедицию на съемки нового фильма, я покинул родительский дом до лучших, как я надеялся, времен.

Вот тут и выяснилось, что для бездомных в Москве мест хоть отбавляй. Недостроенные, полуразрушенные дома были прекрасны для приюта. От бомжей меня отличало только то, что я не шарил по помойкам и мусорным ящикам, не побирушничал на вокзалах и рынках, а каждый день находил хоть какуюнибудь работу. Перебирал овощи в магазине, с бригадой шабашников рыл ямы для посадки деревьев, летом так и вовсе устроился на «блатную» работенку билетера при аттракционах в парке «Сокольники». Жульничал я нахально и безбоязненно. Половину желающих развлечься на аттракционах пропускал без билетов, деньги без зазрения совести оставлял себе. Купил сменное белье, коекакую еще достаточно крепкую одежонку, ботинки для будущей зимы, которые, дабы не сперли товарищи по несчастью, тут же и напялил. Снова пристрастился к общественным баням. Понятно, что не в Сандуны ходил, выбирал, что попроще. Да и не направлялся теперь вальяжной походкой в парную, а спешил в душ. Без всякой брезгливости (какие нежности при нашей бедности?) пользовался брошенными обмылками, а если находил оставленный кемто шампунь, испытывал удовольствие, как некогда от хорошего парфюма.

Возвращаясь поздним вечером в очередную ночлежку, валился спать сразу. Сны мне не снились. И вообще, это был уже не я, а некая тень, призрак, подобие того человека, который увлекался философией Иммануила Канта, блистал остроумием на конкурсе капитанов КВН, достойно и скромно поправлял галстукбабочку на торжественной церемонии по поводу присвоения звания заслуженного артиста.

Не забывал о киностудии, одно время ходил туда регулярно, как на работу. Безработные коллеги ходили стадами. На предложение сняться в массовке откликались немедленно. Один раз знакомый режиссер, пробегая мимо, хлопнул меня по плечу и, изобразив баранье блеянье, видимо, означавшее смех, на ходу бросил:

– Ну, тебято, Юдин, звать не смею, грех использовать в массовке талант заслуженного.

Я все же не терял надежды. В небольшом кафе, их теперь на студии было множество, поставили телевизор. Брал чашку кофе и сидел часами, благо пожилая буфетчица меня почемуто не прогоняла. Часами смотрел новые сериалы, поражаясь увиденному. Чудовищные съемки, невнятные, лишенные всякой логической связи тексты. Убогие декорации. О сюжетах и говорить не приходится – все как один криминальные, стрельба, кровь, предательство. Если смотреть не с начала, трудно понять, где менты, где бандиты. Женские роли усиливали отвращение. У ментов жены либо подруги были такими стервозными, что их следовало сажать в тюрьму только за характер. «Накладок» столько, что я только диву давался. Герой выезжал из дому в сером костюме с однотонным галстуком, а в офис приезжал в совершенно иной одежде. Подполковники носили майорские погоны. Двадцатилетние сыкушки играли почтенных матрон и – наоборот. В конце концов мне и это занятие надоело. С грезами о возвращении в мир кино пришлось расстаться.

*

Только через три года я выгнал себя из этого сомнамбулического состояния. Зайдя во Дворец культуры трансформаторного завода (билеты здесь были не в пример дешевле, чем в современных кинотеатрах), где шел новый фильм с участием Ольги в главной роли, познакомился с миловидной и молодящейся буфетчицей Ниночкой. После окончания сеанса пошел провожать, ощущая на локте ее цепкую лапку, явно державшую меня с намерением не отпускать. Через несколько дней был принят на работу руководителем театральной студии. Директора достославного ДК Юрия Борисовича Гершина, как человека не чуждого искусству, прельстило мое звание и непосредственная причастность к волшебному и дивному миру кино. В подробности своей жизни за минувшие несколько лет у меня хватило ума его не посвящать.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Российского лидера британцы наградили престижной медалью – за развитие малого и среднего бизнеса. Я сначала подумал, что они ошиблись, не того лидера наградили. Потом услышал комментарий – наградили авансом, в расчете, что теперьто в России малый бизнес зацветет пышным цветом. Вручали медаль с пышными почестями. Здоровенная такая золотая бляха на собачьей, хотя и тоже золотой, цепи. Лидер улыбался, делал бровки «домиком», признавал, что награда попала по назначению, так и должно быть. Красиво, и в общем правильно, говорил о том, что еще ни в одной стране не удавалось поднять экономику без развития малого и среднего бизнеса. И мы тоже не исключение, все у нас будет, как у всех. Малому бизнесу теперь – зеленую столбовую дорогу, а кто посягнет, тому – укорот. Лидер любит сильные выражения.

Эту речь транслировали все телеканалы, видно, такое было распоряжение. Телевизор висел в нашем ресторанном зале прямо над тем столом, где мне вот уже несколько часов «выкручивали руки» и «промывали мозги» очередные проверяющие. Кивнул на экран и говорю им:

– Может, хватит. Всетаки главный сказал.

Инквизиторы дружно рассмеялись, пахло от них водкой (тото, проверяя бар, они подозрительно надолго там задержались, видно, в качестве напитков сомневались, вот и продегустировали), сказали, что слова к протоколу не пришьешь, вот когда будет соответствующая инструкция, тогда посмотрим.

– А инструкции, дорогой Игорь Аркадьевич, так составлены, дай Бог здоровья нашим начальникам, что мы без куска хлеба никогда не останемся. Нус, продолжим наши игры. Так где вы, говорите, у вас хранятся люминесцентные лампы? Ах, вы не знаете. Да не надо электрика звать, я, если хотите, сам вам могу показать, вы их в пожарном шкафу держите. Как и в любом другом заведении, они просто никуда больше не помещаются, – сказал явно старший из них, улыбчивый такой балагур.

– Стоп, ребята, я все понял. Не надо никаких санкций, обойдемся без лишних формальностей, – я многозначительно полез в карман.