Кабинет доктора Либидо. Том IX (Ц – Ч – Ш – Э – Ю – Я)
Шрифт:
В записных книжках Ц. сама неоднократно признавалась, что была Ирине дурной матерью. В самый разгар драматических событий она пережила еще несколько сердечных увлечений. Одним из них явился художник-график Николай Николаевич Вышеславцев (1890—1952). В 1906—1908 занимался в художественной студии Ильи Машкова, много путешествовал по Италии и Франции, прекрасно разбирался в западно-европейском искусстве и философии. Н. Вышеславцев оказался полной противоположностью Ц. Его житейские принципы («День – для работы, вечер – для беседы, а ночью нужно спать») никак не подходили Ц. Впоследствии она даже называла Н. Вышеславцева ханжой, «который меня <…> хотел спасти от моих дурных страстей».
К осени 1920 отношения с Н. Вышеславцевым окончательно себя исчерпали.
В декабре того же 1920 Ц. познакомилась с князем Сергеем Михайловичем Волконским (1860—1937). По отцовской линии – внук декабриста, по материнской – прямой потомок героя Отечественной войны 1812. Человек высочайшей культуры, «уходящая раса», по определению самой Ц. Почти всю свою жизнь он отдал служению искусству, одно время являлся директором Императорских театров. Князь был гомосексуалистом, поэтому Ц. предложила ему «быть мальчиком твоим светлоголовым». Упорное отрицание действительности принесло свои плоды: «Я сама так любила 60-летнего кн (язя) Волконского, не выносившего женщин. Всей безответностью, всей беззаветностью любила и, наконец, добыла его – в вечное владение! Одолела упорством любови». Ц. сохранила дружеские, теплые чувства к С. Волконскому на всю жизнь. Ему посвящен цикл стихов «Ученик».
В конце 1920 С. Я. Эфрон оказался в Крыму вместе с врангелевской армией. Ходили слухи о его гибели. Ц. не находила себе места от беспокойства за судьбу мужа: «О Сереже думаю всечасно, любила многих, никого не любила». Тем не менее, в ее жизни появлялись все новые и новые герои. Одним из них стал двадцатичетырехлетний поэт Евгений Львович Ланн (настоящая фамилия Лозман; 1896—1958). «Мучительный и восхитительный человек!» – отзывалась о нем поэтесса. Скоротечный роман, начавшийся в конце ноября 1920, продолжался не больше месяца. Его результатом стала поэма «На красном коне».
В январе 1921 Ц. окончательно простилась с Е. Ланном: «Красный Конь написан. Последнее тире поставлено. – Посылать? – Зачем? – Конь есть, значит и Ланн есть – навек – высоко!.. Жизнь должна была переменить упор. – И вот, товарищ Ланн… опять стою перед Вами, как в день, когда Вы впервые вошли в мой дом… – веселая, свободная, счастливая. – Я». Наваждение закончилось, Ц. уже воодушевилась новым открытием. Борис Александрович Бессарабов, восемнадцатилетний русский добрый молодец, простодушный и влюбленный в стихи романтик. «В комнату вошел, – вспоминала дочь Ц. Ариадна, – молоденький красноармеец, по-крестьянски румяный и синеглазый; в тощем вещмешке его лежали черные сухари, махорка и томик Ахматовой…»
Сама Ц. описала первую встречу так: «Мы с Т <атьяной> Ф <едоровной> у одних ее друзей. Входит высокий красноармеец. Малиновый пожар румянца. Представляется и – в упор: – «Я коммунист-большевик. Можно мне слушать Ваши стихи?». Днем Б. А. Бессарабов колол дрова и таскал воду, а вечерами вел нескончаемые беседы с Ц.: «Я: – «Б <орис>, Вы наверное замерзли, – если хотите – сядьте ко мне.» – Вам будет неудобно. – Нет, нет, мне жалко Вас, садитесь. Только сначала возьмите себе картошки… Садится на краюшек. Я – ГАЛАНТНО – отодвигаюсь, врастаю в стену. – Молчание. – …«М <арина> И <вановна>, у Вас такие ясные глаза – как хрусталь – и такие веселые! Мне очень нравится Ваша внешность». Я, ребячливо: – «А теперь пойте мне колыбельную песню» – … или – знаете, Б <орис>, поцелуйте меня в глаз! – В этот! – Тянусь. – Он, радостно и громко: – Можно?! – Целует, как пьет, – очень нежно. – Теперь в другой! – Целует. – Теперь в третий!».
Б. Бессарабов вдохновил Ц. на создание поэмы «Егорушка», послужил прототипом героя стихотворения «Большевик». В первых числах февраля 1921 он уехал на фронт. Отчаяние Ц. было безмерно: «Борюшка! – Сыночек мой! Вы вернетесь! – Вы вернетесь потому что я не хочу без Вас, потому что скоро март – Весна – Москва – п <отому> ч <то> я ни с кем другим не хочу ходить в Нескучный сад, – Вы, я и Аля -п <отому> ч <то> в Н <ескучном> с <аду> есть аллея, откуда, виден, как солнце, купол Храма Спасителя, п <отому> ч <то> мне нужен Егорушка – и никто другой! Б <орис> – Русский богатырь! – Да будет над Вами мое извечное московское благословение. Вы первый богатырь в моем странноприимном дому. – Люблю Вас».
Летом 1921 Ц. получила известие, что ее муж жив и находится в Константинополе. Ни минуты не колеблясь, она приняла решение ехать к нему. Власти долго не давали разрешения на выезд, не было денег на билеты. В мае 1922 Ц. получила гонорар за сборник стихов «Версты» и сказку «Царь-девица». Лишь 15 мая 1922 Ц. с дочерью прибыли в Берлин. На первых порах русская эмиграция встретила ее благожелательно, считая жертвой большевистского режима. Ц. общалась с находившимися за границей деятелями русской культуры: Андреем Белым, Ильей Эренбургом, Алексеем Толстым и др. В начале 1922 в издательстве «Геликон» вышла книга стихов Ц. «Разлука».
Этим издательством владел Абрам Григорьевич Вишняк (1893—1944). Сын состоятельного фабриканта из Киева. Обучался в Московском университете; пользовался репутацией эстета и страстного любителя поэзии. В 1919 эмигрировал из большевистской России вместе с женой Верой (Ревеккой) Лазаревной Аркиной и двухлетним сыном. В сентябре 1921 занялся издательским делом. Сблизился с Ц. на почве переживаний из-за измены жены. Роман продолжался всего несколько недель. Последнее стихотворение берлинского цикла «Земные приметы», адресованное А. Вишняку, датировано 31 июля 1922. В 1923 А. Вишняк издал еще один сборник Ц. «Ремесло». В 1933 вышла в свет эпистолярная повесть Ц. «Флорентийские ночи», включавшая девять писем А. Вишняку.
В июне 1922 в жизни Ц. произошло знаменательное событие. Она получила восторженное письмо от Бориса Леонидовича Пастернака (1890—1960), положившее начало их т.н. «роману без поцелуя». Знакомство Ц. с Б. Пастернаком состоялось в Москве, еще до революции, однако носило поверхностный характер: «Три-четыре беглых встречи – и почти безмолвных, ибо никогда, ничего нового не хочу. – Слышала его раз с другими поэтами в Политехническом Музее…» Уже после отъезда Ц. из России, Б. Пастернак прочел ее сборник «Версты» и был буквально потрясен. Через много лет он вспоминал в своей автобиографии: «В нее надо было вчитаться. Когда я это сделал, я ахнул от открывшейся мне бездны чистоты и силы. Ничего подобного нигде кругом не существовало».
Между Ц. и Б. Пастернаком завязалась переписка, продолжавшаяся тринадцать лет. Более ста писем, которые, согласно последней воле дочери Ц. Ариадны, могут быть опубликованы не раньше середины XXI века. Известно, что во время поездки в Германию в 1922 Б. Пастернак хотел встретиться с Ц. 17 августа 1922 он вместе с женой Евгенией Владимировной Лурье отплыл на пароходе из Петрограда в Берлин. Однако, еще 1 августа Ц. в спешном порядке отправилась к мужу в Чехию. По мнению Ариадны Эфрон: «В ее отъезде из Берлина накануне прибытия туда Пастернака было нечто схожее с бегством нимфы от Аполлона…»