Кабульский трафик
Шрифт:
На ночь внешние двери и даже некоторые внутренние проходы блокируются. Впрочем, не все двери здесь можно открыть даже днем. И это тоже понятно и объяснимо.
Ограда и некоторые конструкции рядом с ней оборудованы датчиками движения. Наверняка имеется и пульты наблюдения: местный и дистанционный, а также тревожная сигнализация. Рядом с виллой постоянно дежурят две или три машины с охраной. Соседние виллы и резиденции укреплены и охраняются столь же тщательно. Да и весь квартал в целом непрерывно патрулируется, все подходы перекрыты блокпостами.
Быстро поймают. Доставят обратно в наручниках. Или пристрелят при попытке к бегству, поскольку народ здесь суровый и нервный. Да и надо ли ему это? Из Эдема не принято убегать. Из рая – изгоняют, причем за излишнее любопытство и дурное поведение.
Пятнадцатый для него день на вилле начался, как обычно. В девятом часу утра некто распахнул створки золоченых дверей. Ханума, ступая бесшумно босыми ступнями по исфаханскому ковру, вкатила в апартаменты серебряную с золотой насечкой тележку. Раздернула шторы, выключила светильник. Увидев, что постель уже пуста, застелила ее. Сервировала завтрак на одного человека, переставив тарелки, вазу с фруктами и кофейник из тележки на стол. Когда из ванной комнаты вышел уважаемый гость, чьи бедра были обернуты влажным полотенцем, она приветливо и как-то покорно улыбнулась. Потом уже знакомым ему манером сняла, стряхнула с себя свои невесомые и почти прозрачные одеяния... По обыкновению молча, не произнося ни единого звука... Предстала перед ним во всей наготе на фоне стрельчатого окна, из которого сочится неяркий свет занимающегося январского дня. Ладная, гладкая, как статуэтка, с эпилированным лобком, тонкой талией и маленькими острыми грудками. На правом запястье ажурный золотой браслет, в пупок вставлен «камушек»...
Подошла ближе. Заглянув сверху вниз в глаза, попыталась избавить «уважаемого гостя» от влажной ткани, оборачивающей его чресла.
Козак вздохнул про себя. Легко перехватил горячую смуглую руку... Прижал девушку к себе – на мгновение ощутив и ее острые соски, и пахнущую восточными благовониями кожу. По-братски потрепал хонум по тугой щечке. Потом, шлепнув по округлой попке, отстранился и направился к шкафу-купе – одеваться.
– Ханума, у меня есть девушка, – сказал он по-русски скорее для себя, чем для этой пигалицы. – Она далеко отсюда... в северных землях. Там, где много снега и откуда я сам родом. Ты красивая... милая... хорошая! Но у нас, Ханума, не принято одновременно жить сразу с двумя.
Иван позавтракал яичницей с ветчиной. Неторопливо выпил чашку кофе. Хонум прибрала посуду в тележку и скрылась вместе с ней за дверью.
Козак подошел к окну, снабженному поляризованными и, вдобавок, армированными стеклами. К виду, который открывается из этого окна, он уже вполне привык. Кабул, возможно, не самый красивый город Востока. Особенно, если учитывать, что здесь творилось – и продолжает твориться – уже многие годы. Но сама местность, эти коричневато-серые горы, за которыми вырастают заснеженные вершины Гиндукуша, эти открывающиеся дали даже сейчас, в этот серый январский день, оставляют после себя ощущение суровой, не всем понятной, чуждой для иноземцев красоты...
Иван глядел в окно рассеянным взглядом и думал о своем. Он по-прежнему не понимал смысла всего происходящего. Зачем его вообще держат на этой шикарной вилле? Этот вопрос не давал ему покоя.
Ну ладно, размышлял он, то, что не пустили в расход после ЧП на объекте, как это произошло с охранником Echo, которого забили до смерти и вышвырнули из вертушки в ущелье, еще как-то можно себе объяснить. Охранник Romeo не совал нос в подземный уровень, соблюдал все правила, вел себя на этом странном объекте как паинька. И даже в ту злополучную ночь, когда застрелился гребаный Papa, у него хватило ума не шастать по бункеру и не лезть в зону-»запретку». Как это, по-видимому, сделал тот, кто частенько употреблял выражение kurwa maж...
Тогда зачем его вывезли из объекта? Оставили бы там, в бункере, как оставили на месте фрика Zulu. Ну а если вывезли, если решили перевезти в другое место, то почему, спрашивается, не доставили в какой-нибудь ближайший филиал фирмы, где Иван Козак мог бы после карантина или проверки, если бы на то была воля начальства, служить дальше? Или дожидаться там оказии и транспорта, который доставил бы его в другую точку, в другую страну. Но этого не сделали. Почему?
На ум пока приходил лишь один ответ. Он – более не рядовой сотрудник частной охранной фирмы, не обычный контрактник, не простой ландскнехт-наемник, каковых в Ираке и Афганистане нынче служит как минимум столько же, сколько и в регулярных войсках, а его выделили из числа прочих, подняли статус, и явно к чему-то готовят.
Кто за всем этим стоит? Ричард Доккинз, его бывший коллега по иракскому филиалу фирмы AGSM? Человек, державшийся там до поры в тени?.. Очень даже может быть. Хотя и не факт.
В который уже раз Иван прокрутил в мозгу ленту собственной жизни. Вернее, тех ее эпизодов, которые он считал ключевыми, важнейшими для понимания того, что с ним происходит «здесь и сейчас».
Его ведь могли пристрелить или забить до смерти еще раньше. Это могло случиться полтора месяца назад. На другом объекте, точное местонахождение которого ему не известно и по сей день. Там, на том секретном объекте, куда троих сотрудников – а именно Майкла Сэконда, Ивана Козака и Васыля Шкляра – после того, как их прихватили в Бориспольском VIP-терминале, доставили после перелета на реактивном лайнере делового класса «Гольфстрим-IV».
Иван прикрыл веки. Он вновь – в который уже раз – стал перебирать в памяти ключевые моменты самого драматичного, пожалуй, дня во всей его жизни. Того ноябрьского дня, когда его жизнь не раз висела на волоске.
С момента, когда Доккинз и его группа перевезли троицу задержанных из аэропорта N (Иван и сейчас не знает, в каком городе и в какой стране или на какой авиабазе могло быть) на некий спецобъект, минуло не менее часа.
Пока что эти люди занимались бывшим боссом Сэкондом и его телохранителем Шкляром. Последнего, кстати, начали зверски избивать буквально с первых секунд, едва их привезли на этот объект и выгрузили из микроавтобуса в наручниках и в надетых на голову мешках.
Козака швырнули в коридоре, как мешок с картошкой. Некоторое время было довольно шумно. Но когда Сэконда и Шкляра развели по разным помещениям, повисла зловещая тишина. В груди бухает сердце; в ушах звонкими молоточками отдается кровоток. Неслабый такой выброс адреналина... Какое-то время Козак прислушивался к звукам. Потом осторожно переменил позу, усевшись на полу поудобней.
Набравшись смелости, поднес скованные браслетами руки к краю полотняного мешка. Приподнял, благо «колпак» не был завязан на шее...
Как Иван и предполагал изначально, он находился в коридоре. Напротив, в другом его конце, над металлической дверью тускло мерцает забранный в проволочный каркас светильник. Длина коридора – метров десять, ширина – примерно два. Кроме той двери, над которой тлеет светильник, похоже, через нее задержанных и вводили на этот объект – имеются еще четыре. Рядом с каждой, справа, у косяка, на высоте полутора метров – какие-то коробочки: датчики или считывающие устройства для карт-пропусков...
За одной из этих дверей находится помещение, которое Доккинз назвал студией. По-видимому, это ближняя к нему дверь по правую руку. Именно туда, кажется, поволокли для дальнейшего разговора Майкла Сэконда. Его бывшего босса, заместителя главы баакубского филиала фирмы AGSM. Человека, у которого на правом мизинце отсутствуют две фаланги. Человека который однажды в приватной беседе, в разговоре с глазу на глаз, предложил ему, Козаку, вступить в некую «высшую лигу», получить после выполнения задания «градус и статус». И после этого стать вровень с теми, кто уже неподсуден. С теми, кто выше человеческого закона, кто может с полным основанием сказать о себе: «я второй после Бога»...